Пролог

Если уж начинать, то с самого детства. Советского. СССР конца семидесятых. Период позднего застоя.

Начинавшаяся в 21:00 программа «Время» радостно сообщала, что Леонид Ильич Брежнев встретился в Москве с очередным послом. Как правило, чрезвычайно смуглым, в балахонистом одеянии – иногда из леопардовых шкур. Облик посла часто завершал экзотический головной убор. Нечто среднее между папахой, пилоткой и тюрбаном. Далее дикторы настраивали граждан на кулинарно-алкогольный лад: «В честь этого события был дан торжественный банкет в Кремле». Видеоряд: длинный стол, уставленный закусками и бутылками. Как в нынешних свадебных видео. Правда, без фокусных панорам и «наездов» на искрящиеся фужеры. Так сказать, «скромно, по-партийному».

После шли репортажи про небывалый урожай, новости с космической орбиты, спорт и в завершение программы прогноз погоды во всех пятнадцати союзных республиках. Под умиротворяющую мелодию Анатолия Кирияка «Микаэла».

Советский народ мог наконец облегчённо выдохнуть. А желающие даже выпить на сон грядущий. Поскольку высшее руководство уже это сделало на кремлёвском банкете, лишний раз укрепив международные отношения, дело мира и социализма, а также статус ядерной державы.

После программы «Время» советским рабочим, интеллигенции и колхозникам много пить не полагалось. Всё-таки рано вставать придётся всю рабочую неделю. План надо выполнять и перевыполнять. Поэтому навёрстывали уже в выходные.

Впрочем, особо страждущие могли это делать «без отрыва от производства». Прямо на работе. На заводах и фабриках портвейн весело булькал в мутные стаканы. В конструкторских бюро и научно-исследовательских институтах коньяк интеллигентно разливался в фарфоровые чашки. А в полях самогон струился тонким ручейком по щербатым стенкам эмалированных кружек.

Портвейн закусывать считалось не по-пролетарски, он и так сладкий. Коньяк осаживали лимоном или продолжением научной беседы. Самогон в поле заедался хлебом с салом и луком, занюхивался рукавом. А иногда, за неимением закуски, чистым воздухом.

Нельзя сказать, что граждане СССР безбожно «употребляли» везде и всегда. Лишь по настроению и необходимости. Обычно по праздникам. В то время совсем немногочисленным. Не в пример времени сегодняшнему красных дней в советских календарях насчитывалось гораздо меньше. Да и продолжались они всего ничего. К примеру, Новый год: 31 декабря считалось рабочим днём, а выходными только второе и первое января. Не забалуешь. Строгая советская партийная и трудовая дисциплина.

Отношение начальства к «распитию» на рабочем месте оказывалось в большинстве случаев спокойным. Поскольку любой мало-мальский, уважающий себя директор, председатель или номенклатурный работник имел кабинет с секретаршей, машину с водителем и «святая святых» – секретную комнату отдыха. Ещё одну начальственную привилегию. Но как будто бы тайную. Что придавало престижа занимаемой должности и тешило самолюбие.

В остальном строгий кабинет руководителя выглядел стандартно. Длинный стол для совещаний с парой рядов скромных стульев. Начальственный стол, число телефонных аппаратов на котором прямо пропорционально статусу хозяина. Кожаное массивное кресло считалось барской роскошью. Даже скорее предметом обихода буржуев с проклятого Запада. Чаще всего властные седалища помещались на дубовых подобиях трона с обтянутой кожзаменителем спинкой. Отдельно стояли бюст Ленина с переходящим Красным знаменем. С портрета взирал действующий на тот момент генеральный секретарь ЦК КПСС. Ниже висел лозунг в виде его короткой цитаты.

Но почти каждый такой кабинет имел хитро замаскированную среди шкафов дверь. Убежище от внешнего мира. Уголок покоя и интима. Некоторые вечно спешащие начальники пользовались лишь имевшимся там запасным выходом. Чтоб ускользать от надоедливых просителей.

Если положено по должности и статусу, тайная комната убранством и оборудованием напоминала сталинский бункер. Но для рядовых управленцев – стандартно: диван, санузел с душем, холодильник и сейф. Не знаю, много ли в тех сейфах хранилось золота партии, но пара бутылок хорошего коньяка, рюмки, нож и свежий лимон – являлись атрибутами обязательным. Предназначалось всё это для особых гостей и случаев.

Мало кому удавалось пересечь границу между кабинетом и «комнатой отдыха». Рядовые посетители не знали о её существовании или делали вид, что не знают. Но тем, кому такая честь доводилась, хозяин в знак особого расположения предлагал «для начала хлопнуть по маленькой». Отборный коньяк, как правило, отечественный, армянский, неторопливо смаковался. Придавая уюта и доверительности беседе двух серьёзных людей. Без посторонних глаз и ушей.

Впрочем, любителей выпить у людей на виду существовало тогда более чем достаточно. Персонажи иного сорта и класса. Живые прототипы карикатур журнала «Крокодил», заводских многотиражек и сатирических плакатов. Не столь смешные, сколько больше жалкие в своей рисованной несуразности.

Городской алкоголик советского времени – существо неприхотливое, по большей части тихое и незлобивое. Как правило, работяга или «БИЧ» – бывший интеллигентный человек. Этакий дауншифтер, взявший на себя обязанность всем своим видом являть окружающим образец отрицательного примера и неправильно выбранного жизненного пути. Тяжко несущий свой крест без страха и упрёка. В назидание остальным добропорядочным советским гражданам.

Глядя на такого персонажа, у окружающих должно было возникать чувство не то чтобы отвращения, а скорее страха за перспективы чрезмерного увлечения алкоголем. Горячее желание «завязать» или хотя бы «притормозить». А у тех, кто помоложе, – даже и не начинать.

При этом законченные алкоголики времён СССР совершенно не выглядели как современные бомжи. Классическая униформа: застиранные спортивные трико с пузырями на коленях, майка-алкоголичка, поверх – перекошенный пиджак и обтёрханная шляпа, как символ былой презентабельности. Иногда к этому прилагался университетский значок на лацкане и очки. Фэшн-индустрия в ту пору в мире ещё только зарождалась. Советская лёгкая промышленность не баловала население стильной одеждой, больше ориентируясь на пошив военной формы. Так что на общем фоне остальных граждан алкоголики выглядели более-менее прилично.

Все эти люди где-то и как-то работали. Безработицы, согласно официальной статистике, не существовало. Кроме того, действовал закон о тунеядстве. Многие из них высокие профессионалы: токари, слесари, зубные техники – числились незаменимыми кадрами на производстве. Как Левша Лескова. Подковавшие так много блох и так «глаз пристрелямши», что директора заводов посылали за ними служебные «Волги» и гонорар в «жидком виде» для выполнения особых важных заказов.

Эти люди – «аристократы духа» и безмятежные философы, любили неспешно расположиться на газоне возле магазина. Или в ближайшем сквере. Живописно расслабив на тёплой майской траве бренные тела свои. Разложив на газетной скатерти закуску и блестящие на солнце бутылки.

Роскошный натюрморт утончённых эстетов выглядел обычно так: ломаный ржаной хлеб с хрустящей горбушкой. Килька в бумажном кульке, по тридцать копеек за килограмм. Маленькие, узкие солёные рыбки, блестящие рассолом из дубовой бочки. Плавленый сыр «Волна» светил белизной сквозь рваные раны серой фольги. Тушёнка в виртуозно открытой трением об асфальт консервной банке. Волокнистые бордовые ломти настоящего мяса. Всё это лежало, оттеняя апофеоз картины – стоящие в травяной тени портвейн или водку. Одноразовых пластиковых стаканов в ту пору ещё не изобрели. Но возле гастрономов стояли автоматы с газированной водой. Откуда стеклянные гранёные стаканы и утаскивали потихоньку любители напитков покрепче.

Обычно такие пикники продолжались недолго. До появления случайно проходящего мимо милицейского патруля, физической силой и властью нарушавшего красоту и светотень пленэра. Иной раз жёлтый УАЗ с синей полосой и мигалкой появлялся по звонку недовольных чужим счастьем граждан. Но чаще всего экипаж спешно приезжал, чтобы разнять пьяную драку. В которую перерастал благородный симпозиум зрелых мужчин под щебет весенних птиц.

Суровые милиционеры в синих мундирах плотно паковали нетрезвые, обмякшие тела, изрыгающие обрывки застольных песен и матерные ругательства. Доставляли до ближайшего вытрезвителя. Там советская власть гостеприимно принимала своих заблудших сынов, беря в ежовые рукавицы. Холодный душ, ночь под казённым одеялом. Фотографирование поутру. Пятнадцать рублей штрафа. Письмо на работу о попадании в заведение. Как достижение – фото вывешивалось на доске рядом с уличным газетным стендом под заглавием «Они позорят наш район». Страна должна знать своих героев в лицо и пофамильно.

Многих всё это вовсе не страшило и становилось вполне регулярными этапами алкогольной карьеры. Неизбежными Сциллами и Харибдами среди бушующих вино-водочных волн.

Для таких «непокорённых» в семидесятых годах открылись ЛТП – «лечебно-трудовые профилактории». Нечто среднее между колонией и заводом. Администрация ЛТП считала лучшим лечением – работу за еду и небольшую зарплату в охраняемых помещениях. Туда отправляли по приговору судьи, который мог легко вкатать два года пребывания в столь необычном заведении. Так случалось чаще всего после множества приводов в милицию, ночёвок в вытрезвителе, бесконечных жалоб соседей и родственников.

В основном попадали в ЛТП те, у кого по пьянке «крыша съезжала» и невозможно было разбушевавшихся остановить. Трезвый – аки ангел, а выпьет, топор в руки и готов любого порешить. Война закончилась сравнительно недавно. Множество ветеранов с контузиями и посттравматическим синдромом. Пристрастившиеся ещё мальчишками заливать страх «фронтовыми» ста граммами.

Высоцкий. Владимир Семёнович. Вот уж кто-кто, а он своим творчеством мотивировал советских граждан бесстрашно и самозабвенно налегать на стакан. Люди считали его своим в доску. Рубахой-парнем. Отчаянным и резким. Ветераны войны, работяги, инженеры и уголовники.

Рокот низкого тембра с налеганием на длинное «р-р-р». Его голос был самым узнаваемым в позднем СССР. Ежедневно звучащий с тысячи магнитных лент.

Бешеная популярность и всенародная любовь, питаемая разнообразными слухами. Но лишь один из слухов был общеизвестен и абсолютно достоверен. Высоцкий сильно пил. Много. Запоями. Вместе с творчеством это составляло предмет гордости его поклонников.

Трагизм и надрыв песен Высоцкого так и манили стать ближе к недосягаемому поэту и кумиру – причаститься стаканом водки. Рюмок и прочей малой тары этот надрыв не предполагал.

Снятый в 2011 году фильм «Высоцкий. Спасибо, что живой» пытается изложить историю, густо замешанную на наркотиках и прочей жути. Присоединяться к поклонникам этой версии нет ни малейшего желания. Пусть легенда останется легендой. Алкогольной. Оттого – трагической и печальной.