Цитаты из книги «Кадавры»

Седьмое: перестань оплакивать прошлую жизнь; никто не любит нытиков.

Третье: научись доводить дела до конца; хотя бы роман!

У Матвея часто так бывало: как начнет выдумывать – не может остановиться; еще с детства врал без всякой цели, из спортивного интереса. Вот и сейчас – ни с того ни с сего стал рассказывать про жизнь дочери: ей восемнадцать, учится, в юности была просто невыносима, худший подросток на свете, одевалась хер пойми как, волосы в синий красила, дерзила, шлялась по заброшкам с хмырями какими-то, паркур, вся фигня…

– Постмодерн, Матвей, это когда ты распинаешься перед другом как мудак, рассказываешь ему интересную историю, а он берет и перебивает тебя своим тупым вопросом, ты сбиваешься с мысли, и дальше вы едете в тишине как мудаки, – он замолчал, угрюмый, и дальше некоторое время они действительно ехали в тишине.

война – это не событие, а состояние. Он говорил, что бывших солдат не бывает и все, вернувшиеся из горячих точек, несут войну в себе, разносят ее по улицам, как грибок или вирус.

– Сложно объяснить. Я скучала по ощущению дома, по прошлой жизни – точнее, по ее фантому. По той жизни, которая оттуда, из будущего, казалась мне беззаботной и блаженной, хотя на самом деле никогда не была таковой. Да и сейчас – ты же видишь, что это не совсем тот Пятигорск, который мы помним. Но я скучала, конечно. Скучала по ощущению твердой почвы под ногами. Первое время, как уехала, мне казалось, что я как будто на отколовшейся льдине, которую уносит все дальше от материка. Я старалась не паниковать: ничего, рано или поздно это пройдет, льдину прибьет к берегу и я обрету почву под ногами, смогу пустить корни, потрогать траву. Но прошел год, а потом два и три, а я все дрейфовала. Я, кажется, до сих пор дрейфую. Кажется, это чувство, что я на льдине и мне совершенно не на что опереться – оно теперь и есть мой дом. – Она смотрела на ягоды тютины на ладони. – И вот я здесь.

Не могу уснуть, хочу с вами песни поорать. – Ой! Ой, а давай, а давай, да! – Она за руку потянула Дашу к столу. – Девки, девки! Смотрите, кого привела! Дашка с нами! Мамины подруги заулюлюкали за столом, вскинули бокалы. – Да-а-а! Дашо-о-ок, давай к нам! Выбирай песню!

Эмиграция – это то, что происходит с другими.

Через пять минут праздник вернулся в привычное «Ай-нане-нане!» русло, семейная ссора забылась, мама включила песни Аллегровой на портативной колонке, шашлык был готов, Осип Петрович торжественно водрузил на стол кастрюлю, набитую жареной на мангале свининой.

Вазы быстро закончились, и Осип Петрович достал из кладовки неприглядные, старые ведра для мытья полов. К вечеру один из углов беседки превратился в настоящий алтарь – в ведрах стояли десятки букетов. Один постоянно выпадал из ведра, и Осип Петрович прозвал его «королем карцера», и очень огорчился, заметив, что никто не оценил отсылку.