ОХОТНИК ЗА ПОЦЕЛУЯМИ

(трактат о зевках и поцелуях в художественной форме)

ЭПИГРАФЫ

Пониженная гравитация позволяет испытывать куда большее наслаждение, чем повышенная.

Роберт Шекли

Необязательно. Но последствия от пониженной гравитации могут оказаться куда более существенными, неожиданными, ужасными и непредсказуемыми, чем от повышенной.

Автор

ГЛАВА 1

“Карамболина! Карамболетта!

Как хорошо на свете жить!”

Состояние торжества, состояние полета, удачи, жизнеутверждения. Душа пела “Карамболину”! Мелодия исходила из внутреннего состояния ликующего.

“Карамболина! Карамболетта!

Ты сердце каждого пленишь!”

Это тот самый момент, когда хочется обнять и перецеловать всех девушек на свете.

“Карамболина! Карамболетта!

Весна надежды и любви!”

Тонкое чувство не оставляло Ника Друнина ни на секунду, когда он с сумкой, перекинутой через плечо, возвращался в свою квартиру из Космического Центра.

“Какие красивые, нарядные девушки, особенно вот эта!” – изумился Ник, толкаясь в переполненном вагоне метро. Девушка удивляла множеством заколок в тугих темных волосах. Он неотрывно наблюдал за ней уже две остановки – время было. Немного смущало впечатление того, что зажатая со всех сторон согражданами, она не то что стояла, а словно висела, пытаясь сохранять равновесие.

“Карамболина! Карамболетта!

Ты пылкой юности мечта!”

О перегруженности московской подземки ходили легенды. Как и раньше, так и сейчас. Об этом не хотелось думать, в это не хотелось верить, но после трехлетнего отсутствия Ника на Земле ничего не изменилось, и реальность была выше его. На станциях, как и в те прежние времена, торопливо выскакивали люди, и можно было бы легко вздохнуть, но не тут-то было, как уже волна новых пассажиров, вливаясь в вагоны и выбирая все свободные пустоты в салонах, напирала на двери и на стенки еще сильнее.

Эта девушка всё еще стояла рядом, и грудь её упиралась Нику в плечо. Вагон мерно покачивался и не мудрено, если кого-то эта колыбель не усыпила бы.

И девушка сладко зевнула.

Так хорошо, широко, презабавно. И настолько вальяжно, что позабыла за этой немудреностью прикрыть рот ладошкой, возможно потому, что руки были стиснуты со всех сторон. Кровь в такой сутолоке отливает от мозга, сказываясь на мыслительных процессах, и приливает к ногам.

Как красив был её профиль с раздвинутыми губами – право он чего-то дорогого стоил!

Зевок для красивой девушки, что её длинные ноги в походке, ничего кроме трепетного восторга не вызывает, и её белые ровные зубки без намека на кариес и подрагивающий язычок, затаившийся в глубине рта как зверек – зрелище для настоящих гурманов.

Нику показалось, что зевок застыл, как кадр в остановившемся кино, и длился как минимум минуту. Не по часам, – он не смотрел на часы – а по ощущениям, странным довольно-таки. Он наблюдал все стадии зевка, весь его фискал, оскал, всю его физиологическую фиксацию от фазы раскрытия до фазы закрытия рта. Сначала рот приоткрылся чуть-чуть, настороженно, как розовая раковина моллюска, и входящий поток воздуха раскрывал рот все больше и шире, пока он не достиг максимальной своей амплитуды, в глубине которого была Маракотова бездна. Казалось, девушке потребовалась целая вечность, чтобы распахнуть рот и поразить Ника широким браслетом из жемчужных зубов. И Ник заглянул дальше внутрь в Маракотову бездну, в гортань, которая в следующий момент захлопнулась шторкой из тонких чудных алых губ.

Однажды зевок большей силы Ник наблюдал в зоопарке, эффектный и непринужденный, у гиппопотамихи. С раскрытой пастью та застыла на продолжительное время, словно специально позировала. Прилетела птичка каркандил¹, и все эти двадцать минут возилась, перелетая с зуба на зуб.

Девушка пребывала в утренней сонливой задумчивости, и Ник молил судьбу повторить этот изумительный по красоте кадр, стать той самой птичкой, которой он захотел попорхать у неё во рту.

Ник был услышан всевышним раньше, чем ожидал.

Это был другой зевок, другой силы, другого ракурса, когда рот раскрылся от входящего потока воздуха, и вдыхание было как бы непроизвольно удлиненным.

Полная естественность без всякой натяжки и искусственности!

Девушка не следила за быстротечностью зевка и отдалась во власть его ленивой раскрепощенности.

Странная и неожиданная перемена произошла в Нике при виде медленно раздвигающихся губ. Мысль была мимолетная, предательская, провокационная, шальная, озорная. Она пронзила его, затуманила голову, облекла в желание и подтолкнула к действию.

И Ник не удержался.

“Карамболина! Карамболетта!

Ты – королева красоты!”

Он быстро приник ко рту девушки своими губами и сделал чмокнувший сосущий глоток. Ему показалось, что мгновение длилось дольше, чем самые долгие годы своей жизни. Затем оторвался и отвернулся, как ни в чем не бывало, для виду прикрыв веками глаза, ожидая, что девушка сейчас озвереет, взорвется от оскорбления, от кощунства заслуженным гневом праведницы, не простит надругательства, и разрешится, по меньшей мере, одной пощечиной.

Ник приоткрыл глаза. Очень странное дело, от девушки ни крика, ни слез, ни оплеухи, даже неодобрительного взгляда хоть одного из многочисленных пассажиров не последовало.

Ник решил, либо они еще досыпают, либо никто не может похвастаться безупречным зрением, либо все проявили повальное равнодушие. Люди страдают близорукостью, дальнозоркостью, дальтонизмом и астигматизмом, слабой глазной реакцией на восприятие двигающейся действительности.

Но не до такой же степени?! Чтобы так не уважать себя!

И Ник с некоторым удивлением для себя констатировал этот факт, воспринял для себя, что люди с самыми серьезными дефектами зрения часто не носят очков, более того, считают себя прекрасно видящими!

Хотя, заметил он, мозг девушки в уголках рассудка что-то заподозрил, потому что она густо покраснела и несколько секунд хлопала ресницами. Глаза её сверкнули неодобрительным огнем, затем озлобленным, но тут же погасли, и безразличие поглотило её. Она недоуменно облизнулась, как бы пробуя чужую слюну на вкус, и с таким задумчивым видом доехала до своей остановки.

Ник ощутил, что испытал то азартное чувство охотника, которое появляется при виде загнанной добычи.

ГЛАВА 2

“Карамболина! Карамболетта!

Дитя веселья и мечты!”

“Десять девушек побывали уже в моих сетях, другие ждут своей участи”.

В момент размышлений Ник услышал, что его кто-то окликнул:

– Привет, Ник! А я думал, что ты превратился в вечного странника.

Ник не сразу вспомнил знакомый голос, поэтому не обратил внимания на парня, голову которого украшала остроконечная стального цвета шляпа, вальяжно сдвинутая на бок и на лоб, видимо писк моды в отсутствие Ника на Земле. Зато открытая часть прически была необычна: над полукружьями длинных бровей вились откровенно девичьи длинные каштановые пряди, они спадали с лица и струились на ветру.

– О, слона то я и не приметил в посудной лавке! – отреагировал Ник.

– Почему в посудной лавке? – парень не терял веселое настроение.

– Есть за что! – Вот Нику было не до смеха от неприятных воспоминаний.

– И где же ты был?

– На планете Дунга!

– Фигаро – здесь! Фигаро – там! – хохотнул Ив Чепурной, однокурсник по университету, обнимая Ника.

Они зашли в маленькое кафе. Там было полутемно и нешумно. Между тесно поставленными столиками оставались лишь узенькие проходы. Мерцали дрожащие огоньки свечей.

– Знаешь, Ив, – заметил Ник, – Хочу по прошествии лет нашей разлуки разобраться в одном вопросе.

– Ну, задавай.

– Мы вместе на кафедрах протирали штаны. Дух товарищества, апофеоз окрыленности, время надежды и перемен, характерные молодости. Чего ради понадобилось всем и мне, в том числе, участвовать в твоих набивавших оскомину эскападах, а потом в деканатах страдать от их последствий и разруливать их?

– И ради чего? – опешил Ив.

– Потворство твоему развивающемуся наполеоновскому тщеславию.

– Когда оно у меня было?

– На последнем курсе оно стало преобладающим диктатом.

– Ты что-то путаешь.

– Нажми на кнопку своей памяти. Ты подавлял нас, мы были пешками, были загипнотизированы твоим авторитетом, и ты манипулировал нами как хотел.

Ник был широкоплеч и меньше ростом, чем Ив, который вполне заслуживал определения “красивого мужчины”. Тем не менее, Ив выглядел гораздо взрослее Ника, хотя они были одногодками.

– Я прекрасно помню те вечера – это была наша студенческая солидарность! – отмежевался Ив.

Воспоминания о долгой дружбе и об университетских проделках заставили их громко хохотать. Возможно, улыбающиеся лица и хорошее расположение духа придавали им, не иначе, юношеский вид.

– Однажды, из-за тебя, нас отправили в полицейский околоток за нарушение ночной тишины, затронувшее спокойствие граждан, – напомнил Ник.

– Неужели, всё это было словно вчера? – изумленно вздохнул Ив.

Еще больший хохот раздался из-за их стола, когда они узнали друг о друге, что остаются до сих пор холостяками, тогда как не было недостатка в девушках, желавших покорить их сердца.

Разговор о происходящих событиях перешел на откровенность.

– Есть некая проблема, – сказал Ник, как бы, равнодушно пытаясь сдержать в себе обеспокоенность и смятение чувств.

– И какая? – спросил Ив, увидев, что лицо друга выражало панику и сожаление.

– Скажи, почему люди любят целоваться? – с места в карьер спросил Ник. – Какова роль поцелуя в жизни человека?

Ив улыбнулся.

– Люди чмокаются, иногда и взасос, и находят в этом что-то интересное, приятное для себя. Один чмок говорит о любви больше, чем тысяча слов и досужих слухов.

– А если ничего общего с любовью?

– Кажется, вопрос неспроста. По себе судишь?

– А ты?

– Ну, я ещё не совсем, но определяюсь… Боюсь, ведь поцелую можно приписать не только положительное оздоровительное действие, но и преступный характер.

Кажется, Ив нащупал что-то важное в разговоре. У Ника неожиданно вытянулось лицо.

– Тебе приходилось когда-нибудь целовать девушку в транспорте на глазах пассажиров, но, тем не менее, даже не реагирующих на это? – спросил он.

– Боже упаси! – воскликнул Ив, и тут же его лоб пересекла глубокая морщина от напряжения. – Это как же, ни девушка, ни многочисленные пассажиры ноль внимания? Они, что, в одночасье оторопели?

– Вот именно.