© Мартыненко А.А., 2012

© «Профессионал», 2012

Хнананейская доктрина

«“…резко отрицательное отношение к иудаизму и евреям в Московской Руси, неизвестное там до XVI в.”, повелось от …борьбы с “жидовствующими”» [70] (с. 22).

А между тем еще:

«“…в первой половине XI в. еврейский и хазарский элемент в Киеве… играл значительную роль” (В.Н. Топоров. Святость и святые в русской духовной культуре: В 2-х т. Т.1, М.: Гнозис: Школа “Языки русской культуры”, 1995, с. 283–286, 340.)» [70] (с. 14).

Про некие погромы, якобы когда бытовавшие в Древней Руси, придумали Карамзины. На самом же деле еще о временах, предшествующих началу правления Владимира Мономаха, мы имеем свидетельства:

«Отличаясь большим корыстолюбием, столь несвойственным Русским князьям, Святополк сильно покровительствовал жидам, которые пользовались при нем большими льготами в Киеве и нещадно обирали жителей, давая им деньги в долг за неимоверно высокие “резы” или рост» [47] (с. 62).

«Первым делом Мономаха по занятии Киевского стола было обуздание жидов. Он тотчас же собрал совет из своих мужей, на который был приглашен и муж от Олега Святославовича, и советом этим были приняты правила для ограничения жидовских ростов на деньги, а именно было установлено, что наивысшая величина «рез» или процентов не может быть свыше одной трети долга, причем ростовщики могли взимать эти резы только три раза, после чего теряли права на самый долг» [47] (с. 63).

Таким образом, до взимания процентов самые жадные ростовщики теряли десятую часть отданных взаймы денег. Потому этот промысел переставал представлять собой особый интерес для данной прослойки населения, несколько ранее среди жителей Древней Руси представлявшей собой касту безправных рабов.

Но и этих законодательств для данной диаспоры, населявшей наши древние города, оказывалось все же недостаточно. А потому:

«Сохранилось известие, что Владимир Мономах вовсе хотел освободить Русскую Землю от жидов, и собрал для этого совет из всех князей, которые положили их изгнать» [47] (с. 63–64).

«И вскоре послал звать всех князей к Киеву. Когда же князья съехались на совет у Выдобычи, по долгом рассуждении установили такой закон: “Ныне изо всей Русской Земли всех жидов со всех их имением выслать и впредь не впускать и если тайно войдут, вольно их грабить и убивать”. И послали по всем городам о том грамоты, по которым везде их немедленно выслали, но многих по градам и на путях своевольно пограбили и побили. С сего времени, говорит летопись, – жидов в Руси нет, и когда который придет, народ грабит и убивает» [136] (Т. 2, с. 129).

А вновь появляются у нас хананеи лишь после захвата нашей страны татарами. Под 1321 годом летописец замечает:

«Прииде из Орды в Кашин Таянчар татарин с жидовином с должником (откупщиком) и многу тягот учинишу Кашину» [137] (Т. 3, с. 125).

После изгнания врага изгоняются и откупщики хананеи, с чем и связан небывалый рассвет в ту пору Святой Руси. И в 1526 году посол Великого князя Василия Иоанновича говорил в Риме:

«Мы гнушаемся евреями и не дозволяем им въезжать в Россию» [138] (Т. 7, с. 132).

После данного разговора, судя по всему на очень непродолжительный срок, на Руси вновь появляются гости из польских местечек. Однако же:

«…при Иоанне Грозном: въезд еврейским купцам был запрещен. А когда в 1550 польский король Сигизмунд-Август потребовал, чтоб им был дозволен свободный въезд в Россию, Иоанн отказал в таких словах: “в свои государства Жидом никак ездити не велети, занеже в своих государствах лиха никакого видети не хотим…” (Еврейская Энциклопедия [далее ЕЭ], т. 8, с. 749) [70] (с. 23).

Но и четверть века спустя, о чем свидетельствует посол Австрии Даниил Принц, законы по отношению к данной диаспоре в Московии не изменились:

«От Иудеев и их религии они до того отвращаются, что совершенно никому из них не позволяют жить в своих владениях; поэтому, если Московский Князь возьмет их в полон при завоевании города, или какой-либо крепости, то приказывает всех таковых топить в воде» [219] (с. 43).

А вот что по поводу этого засилья нам сообщают очевидцы: польско-литовские писатели тех лет. Литовский писатель Михалон:

«“В нашу страну, – говорит он, – собрался отовсюду самый дурной из всех народов – Иудейский, распространившись по всем городам Подолии, Волыни и других плодородных областей. Народ вероломный, хитрый, вредный, который портит наши товары, подделывает деньги, печати, на всех рынках у христиан отнимает средства к жизни, не знает другого искусства, кроме обмана и клеветы”.

В таких же красках, несколькими годами позже Литвина Михалона, описывал Польский писатель Клинович жидовское засилье на своей родине: “Может быть ты спросишь, что делают жиды в этом славном городе? А то же, что делает волк, попавший в полную овчарню. Посредством долгов к нему попадают в заклад целые города; он утесняет их ростами и сеет нищету. Червь медленно точит дерево и понемногу съедает дуб, но быстро заводит гниль; от моли погибают ткани, от ржавчины железо. Так непроизводительный жид съедает частное имущество, истощает общественное богатство. Поздно брались за ум разоренные государи, и начинало стенать государство, наученное бедствием; оно повержено долу, как тело, лишенное крови; нет более сил и жизненных соков”…» [48] (с. 266–267).

Но Иван Грозный такому не потворствовал, прекрасно осознавая, что грозит его стране в случае заползания в нее этого могильщика практически любого даже самого здорового государства.

Марко Фоскарино, современник правления Ивана Грозного, вот как отмечает отношение московитов к этому могильщику цивилизаций:

«…они относятся к Иудеям, как к народу, ненавистному нашему Господу Богу» [212] (с. 11).

Вот именно по этой причине, а не по какой еще иной, вся полуиноземная историческая наша наука с такой ненавистью набросилась именно на этого Царя.

«Шведам и Немцам разрешалось торговать только в Новгороде; а Туркам и Татарам – на ярмарке Холопьяго городка в устье Мологи, куда съезжались и все прочие иноземцы. Только будучи принятыми под покровительство какого-либо посольства, иностранные купцы, кроме Поляков и Литовцев, могли въезжать в Москву для торговли. Исключение составляли жиды; в половине XVI века им вовсе запрещен был въезд в Москву и вообще во все Государство, вследствие тайной торговли запрещенными товарами» [48] (с. 292).

Но все вышеизложенные ограничения касались не только адептов ортодоксального иудаизма. Абсолютно все иные русскому вероисповедания не допускались к главенствованию над основной исконной народностью Русской Православной Державы:

«Древняя Русь унаследовала вселенское отношение к армянской церкви. Армяне допускались в Россию на тех же условиях, что и “иудеи, измаильтяне и агаряне”, – не иначе как с обязательством жить отдельно от православных, в особой черте оседлости, как бы в религиозном карантине. В Патерике печерском рассказывается, что однажды преподобный Агапит заболел. Пришел врач и пощупал пульс у больного. Случайно святой Агапит узнает, что врач – армянин. Тогда он закричал на врача: “Как смел ты войти ко мне и осквернить мою келью, а своим прикосновением мою грешную руку? Иди вон от меня, иноверный и нечестивый!”» [45] (с. 194).

Так каким же интересно бы знать образом столь казалось бы благочестивый Алексей Михайлович принимает к себе на службу даже не исповедника отпавшей от Православия ветви христианства, но представителя той самой диаспоры, за лечение у которой правилами Трульского собора он должен был подвергнуться самой страшной в Древней Руси каре?! Ведь «Домострой» Сильвестра совершенно однозначно не просто такого общения не допускает, но и грозит нарушителю отлучением от Церкви?!

Вот что он гласит на затронутую нами тему:

«6-го собора в Констянтинеграде в Труле полатнем правило 11.

Ни единого несть христианом приобщения к жидам. Сего ради убо аще кто обрящется тех опресноки ядя, ли врачя их призывая на целбу себе или мъяся с ними в бани, или инако како присвояся с ними, аще есть причетник, да извержется, или мирянин, да отлучится» [24] (с. 38).

Однако ж что-то в этой области, после смерти Иоанна Грозного, было очень серьезно изменено. И вот уже после смутного времени обнаруживаем:

«…правительство Михаила Федоровича не преследовало принципиальной политики по отношению к евреям… относилось более терпимо…

В годы правления Алексея Михайловича встречаются многие данные о пребывании евреев в России – в Уложении не содержится каких-либо ограничений относительно евреев… они имели тогда доступ во все русские города, включая Москву» (ЕЭ, т. 13, с. 611) [70] (с. 24).

И вот вновь всплывает этот самый «врач-еврей», чьим сыном и считал русский народ Петра, воцарившегося «во имя свое». Примерно за пять лет до рождения Петра I англичанин Коллинз писал:

«“евреи с недавнего времени размножились в Москве и при дворе” (ЕЭ, т. 11, с. 330.) …по-видимому при покровительстве придворного врача-еврея» [70] (с. 25).

Петр I, скорее всего и являясь его детищем, на словах от евреев открещивался, призывая к себе на службу народы по большей части:

«Магометанской и языческой веры» (С.М. Соловьев, кн. VIII, с. 76),

однако же:

«…за все царствование Петра I нет никаких сведений о стеснениях евреев, не издано ни одного закона, ограничивающего их» [70] (с. 25).

Сам же Петр достаточно однозначно сообщает о своем отношении к чуждым верованиям:

«Для меня совершенно безразлично, крещен ли человек или обрезан…» (ЕЭ, т. 5, с. 519) [70] (с. 26).

При Петре I был издан указ, по которому Бороху Лейбову со товарищи отданы были на откуп таможенные и кабацкие сборы во дворцовом селе Зверовичах (Смоленского уезда).

Но уже через два года именным указом императрицы Екатерины I велено было означенные сборы:

«от них отрешить и, учиня с ними, с жидами, по контрактам в том расчет, выслать их из России за рубеж немедленно, а те сборы отдать на откуп другим, кроме жидов» [139] (Т. 7,? 5032).

Не менее знаменателен был и следующий указ – от 26 апреля 1727 г.:

«Жидов как мужеска, так и женска пола… всех выслать вон из России за рубеж немедленно и впредь их ни под какими образы в Россию не впускать и того предостерегать во всех местах накрепко [139] (Т. 6,? 5063).

«…а при отпуске их смотреть накрепко ж, чтобы они из России за рубеж червонных золотых и никаких российских серебряных монет и ефимков отнюдь не вывезли; а буде у них червонные и ефимки или какая российская монета явится и за оные дать им медными деньгами (Указ Именной, состоявшийся в Верховном Тайном Совете 26 апреля 1727 г. “О высылке жидов из России и наблюдении, дабы они не вывозили с собою золотых и серебряных Российских денег”)» [154] (c. 728).

Но вот, странное дело, она вдруг неожиданно умирает, находясь в полном рассвете сил и лет…

Сменивший ее Петр II тоже особым пристрастием Петра I, Алексея Михайловича и Михаила Федоровича к данному сорному народцу вовсе не страдал. Но также его правительство, которым руководил, как и при Екатерине I, Александр Меншиков, ничего из намечаемого его предшественницей на троне сделать не успело. Он также как и его предшественница, наметившая гонения на заползающих в страну паразитов, на этом свете долго не зажился. Но был отравлен в своих цветущих годах.

А вот как относился к ним Меншиков, стоявший во главе правительства при Екатерине I и при Петре II:

«Жидов в Россию ни с чем не впускать» (Русский архив, 1894 г).

«Евреям… запрещено было держать корчмы в Малороссии, и Меншиков хотел их всех выслать из края» [86] (с. 907).

Но обеих ему покровительствующих самодержцев вдруг не стало. Их заинтересованные в том силы умудрились убить в несколько лет.

Кабинет, что и естественно, в конце концов сменился. Меншикова постигла опала. Потому никаких против них действий он предпринять не успел. Случайно ли?

Но и затем произошло что-то до подозрительности слишком уж похожее:

«При Анне Ивановне не решались на такую меру из опасения, что высланные станут шпионами в неприятельском войске. По заключении мира с турками, в 1740 году, решено было выслать их, но тут государыня скоро скончалась» [86] (с. 907).

Вот и опять какою-то слишком странной выглядит и эта – очередная смерть.

Во времена правления Елизаветы случилось что-то похожее.

«“…Э.Геррман… спустя ровно сто лет, в 1853… – сообщает, что, – “евреям было приказано покинуть страну под страхом смертной казни” (Dr E. Herrman. Geschichte dese russischen Staats… Hamburg. 1853, s. 171)» [70] (с. 29).

2 декабря 1742 года Императрица Елизавета Петровна издала Указ Именной: