Отзывы на книгу «Табия тридцать два»

Чтобы наше сознание смогло вместить глобальные события и эпохальные перемены, лучше всего пережить их вместе с конкретным героем книги - простым человеком, которого читатель может понять и принять близко к сердцу. Тихий Дон , Война и мир и еще множество текстов тому доказательство.
В этой книге все величие авторского замысла раскрывается через мысли и чувства Кирилла Чимахина, аспиранта СПбГУ по новейшей истории шахмат. Мне показалось, что замысел этот действительно и тонок, и велик: взаимоотношения власти и народа России на сверхсовременном (действие происходит лет на 50 в будущем) этапе. Тема весьма избитая и казалось бы трудно найти новый ракурс, но вот я думаю, удалось, да еще какой!
Я не могу рассказать вам о сюжете и его поворотах, чтобы не лишать вас удовольствия самостоятельно следовать от главе к главе, вначале гадая что это (гротеск? сарказам? памфлет?), а потом все сильней и сильней погружаясь в такую альтернативную и такую актуальную историю.
Этот мир цепляет так сильно еще и потому, что написан с высочайшим стилистическим мастерством. Создана новая языковая картина, новое пространство речевых оборотов, поговорок, фразеологизмов – и работающих на сюжет и просто доставляющих удовольствие. Вот например

-- Какая сейчас в России самая популярная водка?
– Водка? Так «Капабланка».
– Точно. А раньше была – «Белая головка».
– Потрясающе! – восхитился Кирилл.

И еще одно, о чем можно невозбранно рассказывать – это о магии шахмат. Мне в каком-то смысле повезло: мой никудышный отец был каким-никаким шахматистом, поэтому я обладаю тем самым полузнанием, которое, наверное, самое подходящее для восхищения этой книгой. Наслышан про Тартаковера-Макагонова, понимаю, чем дебют от эндшпиля отличается, знаю про личные особенности Алехина и Фишера, могу оценить величие Ботвинника, и застал в сознательном возрасте дуэли Карпова и Каспарова. Я не знаю, как роман прочтут шахматисты и совсем-не-шахматисты, но я в буквальном смысле очарован, заворожен, потрясен тем, каким получился мир, в котором шахматы заняли место литературы.
И, кстати, натыкаясь там и тут на шахматные аллюзии, понимаешь, насколько мы перестали обращать внимание на то, как плотно словесность наполняет нашу повседневную жизнь.
Чтобы дать понятие как это – вспомните раскиданные по тексту карточные термины в стихотворении Иосифа Бродского - Письмо генералу Z (я насчитал 23).
Р.S. Опять, в какой уже по счету вновь прочитанной книге передают привет Стругацким, вообще прямым текстом.

(маленькая почти не рецензия)

Я не бралась за «Табию», поскольку а) думала, что нужно хотя бы немножечко разбираться в шахматах, и б) боялась тяжеловесной прозы вроде «Защиты Лужина» (не спрашивайте. Я мастер в известном спорте «выстроить ожидания, не согласуясь с реальным положением дел»).

Если бы не рецензия Антона Осанова, я бы ещё долго поглядывала на «Табию» с опаской. После рецензии прочитала меньше чем за двое суток.

Во-первых, это красиво.

Во-вторых, ни грамма тяжеловесности: я давно не встречала такого лёгкого и воздушного языка в современной прозе; меня, признаюсь, слегка переехало этим романом в сторону «кто я вообще такая, чтобы пытаться внести вклад в русскую литературу».

В-третьих, я вообще про «Табию» не смогу сказать лучше, чем это сделал Осанов, поэтому дальше — несколько цитат.

Россия после поражения в некой войне 2020-х изолирована от внешнего мира и вместо виновной во всём литературы переучреждена на основании шахмат. В 2081 году молодой историк шахмат Кирилл Чимахин становится учеником профессора Дмитрия Уляшова, ответственного за культурный разворот. Вскоре Кирилл натыкается на строго охраняемый секрет новой России.

Текст задуман так, что не получается ответить, правильная ли оказалась построена Россия или всё-таки нет, насмешка это или призыв. Непонятно даже антиутопия это или утопия, они чередуются в зависимости от взгляда, который податливо изменяет реальность... или фантасмагорию?

«Табия» явно задумывалась не как предложение о переустройстве России, но как умозрительная партия, в которой важна красота игры.

«Табия тридцать два» — это не антиутопия, не либеральный и не актуальный роман, а умный, схематичный, хорошо написанный и бездарно составленный алхимический детектив.

У Осанова есть вполне обоснованные претензии к фабуле романа, к сборке конструкции из деталей, которые — по отдельности — чрезвычайно красивы.

Я, прочитав, со всем согласна.

Тем не менее, «Табия» зацепила меня эмоционально что паровоз Анну Каренину; мне не нужно для объяснения этого феномена использовать рацио.

В «Табии» есть много вроде бы незначимых (а, на самом деле, сильнейших для меня) элементов — любовная линия (мн.ч), по сути, с любви всё начинается, и любовь всё финалит; есть скудные, но дивные описания Петербурга и Москвы в утопическом/антиутопическом будущем (одна поездка на троллейбусе на «окраину» Питера чего стоит!). Сделано всё это с визионерским размахом, по-мужски скупо (спасибо за это), но по-женски трепетно (ну вот, опять я со своими ярлыками).

Словом, под занавес года ко мне внезапно пришла книга, которая оказалась в топе прочитанного за 2024-й.

Кирилл Чимахин, аспирант-историк, пишет диссертацию о Берлинской стене. Причём пишет так, что получает приглашение от знаменитого профессора в Санкт-Петербургский университет. Время действия в романе — начало 2080-х, кажется самое время изучать её падение, но стена имеется ввиду не та, а прозванная так защита, которую использовал Крамник в матче против Каспарова. Дело в том, что в середине 2020-х Россия напала на неназванное соседнее государство, и в результате потерпела сокрушительное поражение, а в дополнение к поражению получила Карантин, страну отключили от интернета, запретили людям выбираться за её границы, лишили всех технологий и не только. А внутри страны решили провести её Переучреждение. Главной причиной имперскости решили назначить русскую литературу с её культом величия, отменить её и культурной скрепой сделать шахматы. Проворачивал всё это Дмитрий Уляшов, взявший шефство над научной работой Кирилла.

Вопрос почему в спасатели выдвинули шахматы объясняется просто. По плану логика, требующаяся для игры в шахматы, должна вырабатываться у граждан и оберегать их разум от вредного влияния всяких не хороших идей. К тому же шахматы с их чёрными и белыми цветами, разными фигурами, разными ходами, множеством вариантов комбинаций должны приучать к толерантности и инклюзивности. Да и самая простая пешка может обратиться в ферзя. Правда в итоге такая кажущаяся притягательность шахмат оказывается не лучше литературы. Так что похоже всё дело не в народе, а в руководстве, которое решает, что лучше будет для того народа. И лучший вариант идеологии — ни какой идеологии.

Что такое табия, тянущиеся от неё шантрандж и чатуранга, шахматы-960 и другие их разновидности в тексте объясняется. В книге много шахматной терминологии, но она не слишком сложная. Так же часто упоминаются фамилии гроссмейстеров, в качестве топонимов. Названия партий, дебютов, гамбитов и защит также во множестве присутствуют, но ни разу не разбираются и не поясняются, так что с ними нужно быть хорошо знакомым, или постоянно гуглить, хотя на сюжет они и не влияют. Можно сказать, что шахмат маловато для шахматной книги.

Сам текст составлен добротно, действие динамичное, читать интересно. Но есть недостатки. Финал книги и подводка автора к нему совершенно не понравилась, ведь как мне кажется в тексте есть все предпосылки, чтобы избежать его, да и вообще перевернуть всю идею книги. К тому же из всего многообразия общества в книге присутствуют только представители академической среды: студенты, преподаватели, учёные. А как живут например дворники, продавцы, шахтёры? как им в жизни помогают шахматы? Это в книге не объяснено.

«Шахматная антиутопия о прекрасной России будущего» – звучит как что-то максимально дедовское. Как будто, если не застал времена, когда в газетах печатали шахматные задачи, а люди ходили в парк в компании складной доски, наполненной фигурами, то нечего и соваться: щёлкнут по носу ферзём, долго и нудно будут учить, как правильно родину любить. Поэтому, когда все побежали читать «Табию тридцать два» Алексея Конакова, я решила обойти её буквой Г, но в итоге интерес перевесил. И что вы думаете? Вместо ожидаемых морализаторских нравоучений получила увлекательную историю с необычным лором, да и внутренний дед остался доволен.

На дворе 2081 год, уже больше полувека, как Россия, проиграв в войне с соседом, живёт за «железным занавесом» без новейших технологий и выплачивает репарации. Ещё в 2020е в стране произошло Переучреждение: культурная идентичность россиян стала строиться не на великой русской литературе, а на шахматах. Города, станции метро, проспекты и улицы переименованы, вместо стихов школьники заучивают шахматные партии, но, главное, никакой идеологии «особого пути», никаких размышлений о «право имею», вместо тютчевского «Умом Россию не понять» жители РФ с молоком матери впитывают, что самое важное — соблюдать правила и мыслить рационально, продумывая каждое действие.

Одураченные Пушкиным и Львом Толстым, наши предки пытались применять к миру понятия «истины» и «правды», а потому склонны были к экзальтации, к истерике и к депрессии; в этом смысле они действительно могли бы показаться кому-то более «живыми» и «искренними», более, скажем так, «настоящими» и «человечными». Но мы-то теперь понимаем, что нет никакой абстрактной последней истины, есть только целесообразность; знаем, что истерика непродуктивна, что экзальтация мешает думать, что главное в жизни – точный расчет вариантов и верная оценка позиции. (А какая могла быть оценка позиции у гражданина, изучавшего в школе одни поэтические апологии «порывов», «безумств» и «страстей»? Вот эта любовь к «порывам» и довела старую Россию до Кризиса.)

Казалось бы, против такой гуманной системы маленькому человеку незачем бунтовать: в целом, жители страны довольны происходящим и тихо-мирно ждут момента, когда границы откроются и можно будет посмотреть те места, где когда-то проходили легендарные шахматные турниры. Вот только есть одно «но»: пока у россиян была очередная эпоха застоя, мир продолжал развиваться. ИИ уже давно просчитал алгоритмы, благодаря которым любую шахматную партию можно сыграть вничью, и интерес к шахматам угас.

На фоне многих других антиутопий последних лет роман Конакова выгодно отличается в первую очередь проработанностью описанного мира. Автор не просто объяснил, как страна дошла до жизни такой и какие бытовые и культурные реалии окружают героев, но и придумал художественные приёмы, связанные с историей шахмат и тем особым мышлением, которое свойственно любителям всяческих «шпилей». Они органично прижились в тексте, стилизованном под советскую прозу середины прошлого века, и придали истории жизнеподобия. Перед нами как будто бы знакомые физики и лирики, только теперь первые просчитывают стратегии, а вторые изучают историю игры.

Все герои романа хоть и в целом одобряют «купирование имперского синдрома», всё же немного по-разному относятся к происходящему. Если для одних шахматы – величайшее благо и спасение, другие воспринимают их как способ «анестезировать народную душу, пока сырьё продаётся за границу». Впрочем, разница мнений не порождает конфликта, он в книгу приходит откуда не ждали, мгновенно превращая идиллический мир в место, полное угроз, в духе кульминационной части «Защиты Лужина».

Вообще, литературная составляющая играет в произведении ничуть не меньшую роль, чем шахматная. А самое интересное, финал истории показывает: как бы ни развивался ИИ, создать алгоритм, уничтожающий интерес к художественной литературе, написанной живыми людьми, невозможно, а потому она, в отличие от шахмат, будет жить вечно.

В юношестве мне кто-то как-то показал простую, на первый взгляд, задачку. Нужно было взять листик в клеточку, начертить квадратик 8х8 и начать заполнять его циферками. Правило было простое - "ходить" нужно было буквой "Г". Задача казалась ещё проще - нужно было, кружа внутри квадратика, заполнить его целиком, от 1 до 64. Я был уверен, что смогу это сделать, стоя на мостике и ведя счёт цифрам на каталонском. Ну да, ну да. Смешно теперь находить школьные тетради, которые исступлённо исчерчены этими квадратами вместо разбора стихотворений Фета и Тютчева. Ещё забавнее, что мой детский и пытливый разум не смог сопоставить эту задачку, где присутствовали квадрат, буква "Г" и 64 клетки, с шахматами. Вот такое вот туннельное зрение. Вы фыркнули что ли? Ну так я и не оправдываюсь. Фишер в первой партии в Рейкьявике со Спасским тоже «отравленную» пешку слоном взял, которую не берут даже разрядники. Целый Фишер! И все равно победил же! Я тоже в конечном итоге справился, просто случилось это попозже. Помню, как я наконец-то узнал про Эйлера, графы, гамильтонов путь, изящную и красивую математику, которая стоит за решением этой задачи про шахматную лошадь. Почти закричал от восхищения! А когда у Алексея Конакова в "Табии 32" встретил знаменитое мнемоническое стихотворение Василия Панова, которое позволяет решить эту задачку, то испытал приятнейшую ностальжи! Наверное, я бы мог сейчас развернуться и поширше со своим вступлением, но зачем. Вы и так, наверное, уже поняли, что "Табия 32" (я буду писать цифрами) посвящена шахматам. Причем посвящена она двусмысленно, в прямом смысле этого слова: "шахматные" тут и стиль, и сюжет. Давайте и начнем, пожалуй, с первой, чего тянуть.

Алексей Конаков – умудренный и техничный филолог (я узнал это попозже, из его интервью "Миру фантастики", январь 2025), поэтому инструментарий у него соответствующий. Где-то на 2600 Эло. Текст в его романе стилизован абсолютно мастерски, причем, иногда Конаков находит совсем уж парадоксально остроумные вещи. Да, по первой линии. Запатовался. Ферзевый фланг стола. Словно конь в углу доски. Не говоря уже о постоянно повторяющихся: Каисса! (Боже!) и бонгклауд (глупость какая-то). Читать все это очень здорово, но есть два нюанса. Во-первых, нужно понимать шахматы хотя бы на уровне 1200-1300. Кой вам будет толк от шуток про фианкетто, если бы думаете, что это порода собаки? Не говоря уже о том же "бонгклауде" - автор, конечно, рассказывает про Накамуру и его некорректный (это тоже, кстати, шахматный термин, а не просто слово) дебют, но вскользь. И, на мой вкус, слегка (ну совсем чуть-чуть) неточно. Все-таки бонгклауд - это больше "мем", если переводить с конаковского, а не "ерунда". Ну вот, вы ничего не понимаете опять. Ладно, все равно расскажу. Вкратце.

Американский супергроссмейстер Хикару Накамура (его рейтинг 2800), который особенно (напиши капслоком, не забудь) хорош в быстрых шахматах/блице, развлекал своих зрителей тем, что проводил целые стримы, разыгрывая любыми цветами (розами, незабудками) заведомо проигрышный дебют. И побеждал, хихикая по-хикаровски. Это была такая шутка, анекдотъ. Смотрите, я им показываю руки, медленно-медленно, оп, и они все равно не понимают в чем фокус. Вот это бонгклауд. А в серьезном шахматном мире бонгклауд - это по-конаковски именно что фишеровские шахматы (перверсия, гадость, извращение). Порадуйте себя, найдите запись 4-й партии Накамура-Дуда на Global Chess Championship 2022. Дуда, проиграв первые три партии, решил, так сказать, перейти на шуточный тон, начав 4-ю партию бонгклаудом. Накамура смотрел на Дуду секунд тридцать, как на сильно пахнущее muerde. Потому что любой шутке нужен контекст. Так что вот. Да и вместо Каиссы я бы упоминал всуе Магнуса Пресвятого. Как-то она (Каисса) не из современного вокабуляра, нет? Ой, понесло, в общем. Не слушайте меня, пожалуйста. Все у Конакова очень хорошо. Но если вы не понимаете, что я нес весь абзац - многие остроумные и классные моменты романа вы тоже не поймете. В этом смысле текст очень требовательный, тут не только цитаты Нимцовича и Филидора; тут целый новый шахматный язык.

Перейдем к сюжету. Тут у нас тоже шахматы, но задумка еще более остроумная и изящная (куда уж). Древняя игра заменила в качестве big idea в нашей стране литературу. На смену вечно рефлексирующим и ищущим непонятные материи занудным фантазерам-писателям пришла рациональная, логичная, полная гармонии и порядка игра. Сменился штиль речи (смотрите абзац выше), политика, процесс образования юных умов. Всё вокруг теперь шахматы. Стоит заметить, что страна будущего (речь идёт о конце XXI века) находится при этом в Карантине после некого Кризиса, который случился в 20-е годы. Интересно, что имеет ввиду писатель Конаков (интересуется знакомый майор)? В этих странных, антиутопических условиях живёт молодой человек Кирилл, который готовится писать научную работу о Берлинской защите, одном из вариантов Испанской партии (это все шахматы, да), которую популяризовал в свое время 14-й чемпиона мира Владимир Крамник (она помогла ему, в том числе, победить 13-го чемпиона мира, чье имя нельзя называть (его, кстати, зовут Гарри*) *нельзя дальше, говорю же). В своих научных изысканиях Кирилл приходит к загадке – оказывается, Крамник почти "разгадал" шахматы; нашел невероятную формулу, которая позволяет сводить любую партию вничью. А что это значит? Это значит, что вся шахматоцентричность страны находится под угрозой! Вся новая основа основ – в опасности!

Что ж, давайте признаем - Конакову удалось придумать прекрасную аллюзивную, интертекстуальную (сейчас объясню) историю, в которой есть абсолютно все: и макгаффин (та самая табия 32), и понятный антагонизм-протагонизм, и многовариативное действо. Читатель (если опустить шахматные штучки) сразу понимает: окей, у нас есть шахматная загадка, которая, в силу новой, простите, ориентации страны, может нанести вред всеобъемлющему русскому. При этом, главный герой, Кирилл, стремится эту загадку разгадать; не потому что он хочет что-то подорвать, а потому что он видит в разгадке прогрессивную силу. Кому не хочется познать игру в полной мере? За этими аллюзиями скрывается его оппозиция, как в шахматах («Кирилл, может всё-таки вам изучить Итальянскую партию?»; Конаков и тут остроумен - всемогущий научрук Кирилла предлагает ему изучать "джоко пьяно" - "тихое начало", еще одна красивая отсылка к тому, что зачем раскачивать что-то), так и в жизни, когда с близкими Кирилла начинает происходить нечто нехорошее.

И все это, правда, очень интертекстуально; я не уверен, что этот термин можно использовать в контексте диалога «текст-шахматы», но кто меня остановит? Каждый кусочек романа Конакова литературно амбивалентен (мы с вами погружаемся в темные и глубокие воды рецензирования, извините); реальность постоянно находит отражение в шахматных партиях и теории; шахматы, наоборот, как мы уже выяснили абзацами выше, диктуют жизнь и реальность. Если посмотреть на все под таким углом, то Кирилл, словно кафкианский таракан, является проходной пешкой, вот только нюанс – он находится в жизненном аналоге того самого знаменитого этюда Рети. Убежать от преследующего его короля он не (с)может. Не знаю, зачем я так усложняю позицию, Магнус Всемогущий, но мне кажется «Табия 32» - это не просто остроумное и живое высказывание; а очень сложный с точки зрения создания текст. Как, знаете, та самая песня Radiohead Videotape. Звучит все так просто, что садись и играй. А в реальности – спрятанная синкопа, тайный ритм, который (если играть песню под правильный счет) сделает ее невероятно сложной для исполнения. Здесь так же; несмотря на понятную композицию, сюжет, героев – что-то тут меж клеток спрятано. И как же здорово.

Что еще понравилось. В произведении Конакова есть прекрасный кусочек про невозможных извращенцев, которые рушат привычный всем порядок и играют в шахматы Фишера (где фигуры по первой линии расставляются произвольно). И смешно, и понятно, о чем речь (не в шахматном смысле; опять, кстати, диалог). Аллюзия здесь проста и понятна, но как же остроумно и здорово все компонирует (если такого слова нет, то вот же оно, пользуйтесь) автор. Кириллу кажется, что нет ничего хуже посягнуть на традиции и шахматные скрепы, чем эта либеральная гадость с произвольной расстановкой шахмат. Смотрит он на них, как Накамура на Дуду. Но есть нюанс, да. А как вам шутка, что собираются эти шахматные извращенцы на улице Рубинштейна? Это же роскошная шутка. И опять шутка многоуровневая, улица эта уже называется не в честь композитора, а в честь великого шахматиста Акибы Кивелевича Рубинштейна. Все в этой книге остроумно и просто замечательно.

Что это за шпиль виднеется вдалеке? Ах, это же эндшпиль моей рецензии! Сам придумал, да. Чуть-чуть всё-таки концовка "Табии 32" ощущается смазанной. Во-первых, куда-то литератор Конаков заторопился. В последние страницы он просто прыгнул, забыв про изящность своих построений и структуры. Нет, сюжетная арка закрывается понятно и логично, но слегка наспех. Как будто бы можно было чуть-чуть ещё покрутить позицию и сделать ещё пару ходов (стиль письма Конакова очень заразителен, кстати). Это раз. Во-вторых, макгаффин. Может я, конечно, занудничаю (почти наверняка), но не было бы изящнее оставить макгаффин макгаффином? Нужен ли был для эндшпиля так принципиально важен этот финальный спич Уляшова? Для сюжета - наверное, да. А для всего остального? Не могу внятно сформулировать, ну чувствую, что некоторые ходы на последних страницах были сделаны не по первой линии. Особенно, наверное, самые последние. Катарсис главного героя в этой книге, извините, шашечный. Смазано, форсированный выигрыш не найден, пришлось уходить в ладейник.

Ладно, чего это я. Гадостей каких-то наговорил. Ещё и оценку, слышите, поставил, сначала 4. Ну это, конечно, я знаю кто виноват. С января что-то на работе то цейтнот, то цугцванг. Настроение, что сдвоенная пешка по линии h. Ни туда, ни сюда. Делаем поправки, добавляем половинку очка. Ну а потом я, вообще, остановил себя, посмотрел себе (фигурально) в глаза и спросил - а можно ли было вообще книгу с таким затейным сюжетом и сложной филологической составляющей (так можно филологически говорить?) написать лучше. А много ли вообще молодых отечественных литераторов бы потянули такую сложную, полную остроумных аллюзий и метафор, фактуру. Человек мат ставит со слоном и конем, а я его критикую. Ещё немного переосмыслил и понял, что очень мало кто. "Табия 32" - это умная, многоуровневая и мультижанровая книга; прекрасно разыгранный дебют, насыщенный действиями миттельшпиль, немного смазанный (опять я за свое, извините, не слушайте) эндшпиль. Результат - единичка в табеле, уверенная и безоговорочная победа. Я искренне хлопаю Алексею Конакову, и в шахматах, и в литературе он показал гроссмейстерский уровень. Я буду ждать его новые книги с огромным нетерпением. Наблюдать за работой такого мастера - абсолютное удовольствие. Все равно что мой конь в самом начале итальянской прыгает под защитой слона на ту самую вилку. Посвящаю последнюю фразу всем тем, кто думает, что фианкетто - это название мафии в Неаполе, цугцванг - второе название лошадиного крупа, а гамбит - древнее название цинги.

PS. Пока я писал эту рецензию (в корпоративном автобусе, на синей ветке, на зелёной ветке, в обычном автобусе, пешком), скончался 10-й чемпион мира, упомянутый мной в одном из первых абзацев, Борис Васильевич Спасский. Знаете ли вы, кстати, что было дальше в том самом матче за звание чемпиона мира в 1972 году? После того как Фишер допустил ошибку начинающего в первой партии (и проиграл), он просто не явился на вторую. Причина - все не так, все не то, зал плохой, камеры шумят, ещё эти плохие russians, которые следят за мной даже в душе (Фишер был гением, но странным). Так вот, вторая партия также осталась за Спасским. Наши комитетчики сразу же стали вкрадчиво намекать Борису Васильевичу, что пора писать бумажку, мол, ну давайте завершать, раз не хочет американец играть. Проблема была в том, что Спасский так выигрывать не хотел. Много лет спустя, в интервью он даже признавал, мол, наверное, всё-таки тот матч был не просто кто сильнее играет в шахматы, это была борьба идеологией и всего ей сопутствующего. Спасский остался. Он согласился с требованиями Фишера играть без камер (была всего одна), почти без зрителей, в крохотной аудитории. Только ты и я, да эта клетчатая доска. Матч стал легендарным. Шестая партия вошла в историю. Шахматы стали в тысячу раз популярнее. А все потому что Борис Васильевич хотел победить за шахматной доской, а не в кабинете. Матч он проиграл. Но не стыдно проиграть матч. Стыдно было выиграть, не играя. Борис Васильевич, конечно же, сделал все так, как и должно быть. Большой человек!

Играйте в шахматы! Читайте хорошие книги!

Ваш CoffeeT