– О, нет, чел! О, нет! Только не говори этого! Не говори, умоляю, Вадик, не говори!!!

Слегка сипловатый баритон жирными сверлами вторгся в оба моих уха, не размыкая глаз я выдохнул из себя невнятный сонный стон и, мысленно прокляв того, кто дерзнул вырвать меня из объятий сна, попробовал вернуться в мягкое уютное небытие.

– Твою мать, Вадик, пожалуйста, не говори этого! Я всё ещё верю в то, что ты славный малый и только притворился спящим. Ну? – и с этим «Ну?» толчок в плечо буквально выхаркнул меня в реальность.

Здравствуй, мир. Доброе утро, Вадим Каляев.

– Ну? – настаивал голос слева от меня. – Умоляю, Вадик, дружище, не говори мне этого! Скажи, что ты притворился.

– Я уснул, что-ль…

– Черт! Черт! Ты всё-таки признался в этом! Ты уснул! Уснул, Вадик, как последний-распоследний ублюдок, мать твою!

Я виновато вздохнул и потёр глаза. Я сидел на пассажирском сидении нашей «Одиннадцатой» цвета «млечный путь». На приборной панели лежал заряжающийся от прикуривателя смартфон и, активировав его, я взглянул на время. Девять минут восьмого. Пропущенных нет.

Абхазия. Пицунда. Рассвело. Уличный пейзаж вне автомобиля сиял яркими светлыми красками, утренние лучи курортного солнца пробивали себе дорожки над густо заросшей деревьями кромкой холма. Какие-то птички только им ведомо зачем щебетали над асфальтовыми выщерблинами, заполненных водой.

Вода… Я вздохнул и уныло всмотрелся в воду, отражающую утренний небосвод и раздражающую сетчатки глаз солнечными бликами. Вода нисколько не ушла, ещё не успела… Тропический шторм с небольшими перерывами шел почти трое суток и можно сказать, что он закончился лишь вчера вечером. Я впервые в жизни пережил затяжной тропический ливень на Кавказе и, если бы я не знал, что этот катаклизм взял себе восемь человеческих жертв и ещё восемь без вести пропавших, я бы расценил это природное явление как в высшей степени прикольное. Интересно было смотреть как до того пересохшие русла горных рек прямо на глазах наполняются пенистой водой, как вскоре уже бешеные потоки выходят из берегов, заливают дороги и домовладения, сносят мостики, швыряют камни, валят деревья, размывают грунт, приносят катастрофические разрушения, показанные в сети через онлайн-трансляцию с дронов и камер мобильных гаджетов. Лично я своими глазами вчера наблюдал как по превращенной в стремительную реку новоафонской улице неслась брыкающаяся коза, а с Афонской горы со стороны Нова-Афонского Симоно-Кананитского мужского монастыря вниз по каменной шестисотметровой Тропе Грешников в потоке воды скатываются части сувенирных палаток и какой-то грузный бедолага. Бедолага не подавал признаков жизни. Сам же я в этот момент промокший до нитки прятался от шквалистого ливня в обесточенном кондитерском кафетерии и сетовал на то, что в паре километров от сюда медленно, но верно размываются железнодорожные пути.

Здесь-же – в Пицунде – помимо прочих разрушений в Чёрное море снесло несколько автомобилей, чьи измочаленные кузова теперь стали арт-объектами прибрежного морского дна.

Я повернул голову налево, на место водителя, на самого водителя. У мужчины, сидящего за рулём, была фамилия – Финин. Такая не абхазская, не армянская и не грузинская фамилия и соответствующее фамилии имя – Николай. Но гражданин РФ Николай Петрович Финин вот уже лет сорок известен в своем родном Реутово как «Фин» – почетный член байкерского клуба «Ночные Волки», совладелец мотомастерской кузовных работ, мотомеханик, бабский угодник и кое-кто ещё, о чем знает очень-очень узкий круг лиц из числа столичного криминального мира. «А что делать? – пожимал плечами Фин, когда мы с ним в очередной раз вписались в эту авантюру. – Вадик, ты не хуже меня знаешь, что такое жажда наживы. Это жуткая зависимость, это даже, можно сказать, психологическое заболевание. Я люблю себе не отказывать».

Сейчас Фин смотрел на меня темно-карими ягодами глаз, нижняя часть круглого лица заросла черной щетиной, усы закручены. Между усами и щетиной уютно пристроились пухлые как у ребенка губки. Черные брови злостно хмурились.

– Вадик, ты уснул, твою мать! – в очередной раз произнес мой компаньон и, если бы я был по своей натуре более застенчивый – мне было-бы стыдно за свою безответственность.

Конечно, мать мою, я уснул! А как тут не уснуть, когда я вчера целый день сторожил адрес в Новом Афоне, не мог отойти от улицы Курортной и это под шквалистым ливнем, а потом, когда я трясущийся от озноба и зла слышу от позвонившего Фина, что наш «дорогой Рустамчик» всё-таки не в Новом Афоне, а в Пицунде, я в двенадцатом часу ночи сажусь в седло «Харлей-Девидсона» 2018 года и как угорелый несусь сюда, благословляя небеса за то, что снизошли до милости ослабить трехсуточный ливень.

На темном и сыром Сухумском шоссе где-то между Бармышем и Калдахуарой со мной произошла трагедия – я на скорости близкой к девяносто километров в час не справился с управлением и слетел с мокрой трассы, живым снарядом вмазавшись в залитую водой траву. Я отключился. Следующее что я помню – на фоне черного-черного неба, словно саваном накрывшего этот мир, надо мной склоняется какая-то женщина в свободном дождевом плаще. Было темно, плащ и сама женщина казались непроницаемо черными. Она что-то говорила странным чарующим голосом, но меня внезапно объял необъяснимый животный страх и я, не контролируя себя, всполошился, вскочил и отбежал от этой женщины. В этот момент вспыхнула низкая молния и грянул оглушающий гром, на долю секунды пустую трассу осветила вспышка света и женщина… Нет, этого не может быть, я отогнал обрывки воспоминаний, ибо в какой-то момент это становилось некоей жуткой небывальщиной… А вот дальше моя память прерывается, все было будто в полусне, полубреду. Как я нашел и поднял уцелевший байк и доехал на нем до Пицунды я не представляю, как поставил «Харлей» Фина в гараж к одному местному приятелю – не знаю, как сел в свою «Одиннадцатую» – не помню, что говорил Фин по поводу «нашего дорогого Рустамчика» – не ведаю. Одно помню – оказавшись в своей машине я произнес пространную фразу: «Теперь питание компьютера можно отключить», тотчас вырубился и проснулся, когда среди ночи Фин меня разбудил и передал вахту слежения. Кажется, я что-то пробормотал и…

Вот пожалуйста! Я, разумеется, уснул повторно.

– Блин, Фин… – я помассировал заспанные глаза, – я был измотан…

– Скажи спасибо моему мочевому пузырю, он оказался надёжней тебя, друг. Ладно, ты вчера, действительно, устал, – сказал Фин, приоткрывая свою дверцу. Он вышел из машины, а я озадаченно помассировал лицо. Не то, чтобы у меня начиналась головная боль, нет, но какая-то тяжёлая муть будто дымом заволакивало сознание. Сейчас бы кофе покрепче. Большой бокал с двумя ложечками растворимого, можно без сахара. Лишь бы завести мозги. Нашарив на заднем сидении пластиковую бутылку, я отпил холодной воды.

– Помнишь его окна? – спросил меня вернувшийся через минуту Фин, одной рукой застегивая ремень, а другую положив на всё ещё открытую дверцу машины.

Я задрал голову вверх на ближайшую девятиэтажку и отыскал взглядом два окна на восьмом этаже. Они, как и вчера ночью были… Стоп! Я забегал глазами по всем окнам дома, потом повернул голову на другой дом. Несмотря на то, что было уже достаточно светло, в некоторых окнах горело освещение. Значит электричество дали, но я помню, что, когда ночью я приехал в Пицунду – город пребывал в густой беспросветной тьме. Это совершенно точно, потому, что я даже немного заплутал в подворотнях и не без труда отыскал во мраке силуэты зданий. Однако, заветные оконные прямоугольники на восьмом этаже, принадлежащие Рустаму Тер-Алексаняну, оставались погашены.

– Когда я проснулся, – продолжил Фин садясь за руль и захлопывая дверцу, – оба окна нашего дорогого Рустамчика горели. Теперь он выключил свет.

– И?

– Что «и?»! – Фин едва не дал мне затрещину. – Он вышел из квартиры и должен был дождаться лифта. Готовимся. Бодрее, Вадик. Блин, подай водички, дружище, башка после вчерашнего гудит.

– Пил?

– Нет, блин, ел! Пока ты в своем Новом Айфоне принимал термальные ванны и дышал свежим воздухом, я тут в этой машине целый день сидел! Семь, блин, часов! А тут в каждом доме вино, буквально в каждом доме…

И тут случилось то, чего мы с моим компаньоном ждали тридцать два часа, с той минуты, когда разделились на две локации (улица Агрба в Пицунде под пальмой у второго подъезда дома номер 35 и у гостевого домика на улице Курортной возле новоафонской школы в городе Новый Афон), а потом вновь объединились под одной крышей моей старой доброй «Одиннадцатой». А именно – пред нашими очами из второго подъезда вышел Рустам Тер-Алексанян. Деловито спустившись по жестоко выщербленным ступеням подъезда, он остановился на крыльце и некоторое время озабоченно осматривал представленный перед ним пейзаж, его грудь вздымались от печальных вздохов. С унылой грустью он смотрел на свой новый китайский «Джили Атлас», небрежно припаркованный в числе прочих чуть-ли не в том месте, где до потопа были остатки детской песочницы. «Атлас», как и другие автомобили, чьи хозяева вовремя не позаботились и не переместили своих железных коней на возвышенности, был утоплен в воде по окна. Шедший почти трое суток ливень затопил этот двор, а озероподобные лужи разлились на многие квадратные метры, поглотив траву, тропинки, дорожки и все, что высотой ниже колен, а местами и по пояс. Стоило-ли говорить, что вода полностью залила все подвалы во всех домах этого микрорайона, застроенного многоэтажками ещё в период советского развитого социализма. Вода была всюду и везде, небольшое озеро за этим кварталом имеющее такое же название, как и город – Пицунда, разумеется, вышло из берегов, залив гаражи и размыв помойную свалку.

Наш дорогой Рустамчик вздохнул, а нам с Фином только и оставалось посочувствовать залитому движку его автомобиля за два с половиной миллиона. Тер-Алексаняну еще повезло, что его «Джили Атлас» не снесло потоком, как тот немыслимо дорогой «Майбах» из Ростовской области, который вместе с хозяином и двумя пассажирами закрутило речным потоком и сбило с пригорка через крышу в бурлящий речной канал. Измочаленный смятый «Майбах» остановил кувыркание в бурном потоке лишь, когда зацепился за подпорку металлического пешеходного моста. Фин рассказывал мне об этом вчера по мобильной связи, не забыв упомянуть, что из трёх пассажиров «Майбаха» двое так и остались в салоне. Навсегда.

Я толкнул Фина в плечо – может сейчас? Тер-Алексанян один, во дворе никого нет, наша «Одиннадцатая» на пригорке. Почему-бы не сейчас? Но Фин отрицательно мотнул головой – нам кажется, что двор и улица пусты, но на самом деле над нами нависают окна как минимум двух многоэтажек и ещё одна возвышалась дальше и в каждом окне мы как ладошке. Что если кто-то решит выглянуть на улицу, когда мы как два бандита будем будто связанного барашка тащить человека через такую лужу?

Мимо подъездного крылечка, на котором как невеста матроса на причале стоял Рустам Тер-Алексанян медленно проплывала ветка кипариса, мимо-же нас прошли двое отдыхающих курортников, они были нетрезвы и хаяли погоду по чем свет стоял. Да, здесь нашего дорогого Рустамчика не с руки.

Вообще-то изначально наша «Одиннадцатая» была припарковала непосредственно перед подъездом, но в мое отсутствие, видя, что прибывающая вода не оставляет надежды, Фин вовремя переставил машину чуть в сторону, на некоторое взгорье. Однако теперь в связи с такими непреодолимыми обстоятельствами выловить Тер-Алексаняна у подъезда стало затруднительным, если не сказать невозможным. Об эффекте неожиданности и молниеносном сокрытии этого мерзавца в наш салон мы с Фином забыли ещё вчера, когда по телефону мой компаньон обрисовал новое положение вещей. Прячась от мощнейшего ливня под съедобными каштанами в Приморском парке Нового Афона, я выразил надежду, что наш любимый Рустамчик обитает всё-таки в моей локации, а не в Фининой, ибо там, несмотря на шторм, подход ко второму адресу Тер-Алексаняна оставался относительно удобным. Не вышло. Наш человек оказался в Пицунде.

И вот утром в разгар курортного сезона, после почти трех суток чрезвычайно катастрофического урагана с ливнем Рустам Тер-Алексанян не снимая пляжных шлепанец прямо с щербатого подъездного крыльца вошёл в воду. Сперва на одну ступеньку, потом на следующую и, наконец, на скрываемый под водой асфальт. Иного пути как через воду у него, как и всех жителей этого подъезда попросту не было. Он был в укороченных джинсах, которые можно было-бы назвать джинсовым бриджами, что было весьма кстати, потому что вода доставала ему почти до колен. Не поднимая ног из воды паренек двинулся от дома как купальщик.

На корню притупляя пробуждающееся волнение Фин достал сигарету, чиркнул зажигалкой и, не отводя следящего взгляда от двигающегося в воде Тер-Алексаняна, сделал большую затяжку. Наш дорогой Рустамчик преодолел несколько метров, свернул на то место, где под водой скрывался газон и, миновав давно заброшенную будку ремонта сотовых телефонов и ряд молодых пальм, скрылся из поля нашего зрения. Фин завел двигатель, снял с ручника и медленно тронулся следом, двинув «Одиннадцатую» по некоторой дуге, объезжая лужу, бордюры и газоны. Пару десятков метров мы ехали вдоль железной ограды, за которой располагалось небольшое здание, а во дворе из сочной зелёной мокрой травы торчали ржавые исковерканные временем и чем-то нечеловеческим железные конструкции, вызывающие ассоциации с постапокалиптическим ядерным адом. Вокруг в непосредственной близости я увидел два винных магазина. Фин сказал, что ему кто-то сказал, что за оградой детский садик, но я не верил в то, что можно настолько сильно ненавидеть собственных детишек.

С минуту мы не могли видеть преследуемого и заметили его только когда Тер-Алексанян хлопал пассажирской дверцей поджидающего его бордовому седану «Рено Клио III» Новенькому, блестящему, без единого изъяна, будто только что с конвейерной ленты, даже колесная резина была идеально чистой. Дверца тихо хлопнула и прежде чем «Клио» тронулся с места мы с Фином легко смогли разглядеть водителя – молодая девушка с челкой и каре, правая половина которого была покрашена в красный цвет, а левая в жёлтый. И стильные темные очки тоже в двухцветной оправе. Такую дамочку немыслимо было не узнать, да и кто ещё кроме Хуапашу Кецба может приехать за своим дружочком? Не Тзапш-же? И, уж тем более, не Жоржолиани.

Фин ухмыльнулся, подкрутил усы и прибавил газу, двигаясь вслед тронувшемуся в сторону местного продуктового рынка «Клио». Брызги разлетались из-под наших колес, обагряя начавшую подсыхать на утреннем солнышке высокую траву. «Рено Клио III» элегантно объехал поваленную поперек улицы магнолию – мы за ним, далее «Клио» двинулся прямо через городской рынок, но вскоре остановился. Сам рынок, все строения и переулки вокруг были залиты водой. Вода, вода и ещё раз вода. Прилавки под навесами, ещё три дня назад изобилующие местным товаром – сыры, вино, соусы, фрукты, специи, сувениры, одежда, пляжные товары – были полностью погружены в воду, вода залила все магазинчики и торговые точки, смыла все, что было не закреплено, перевернула прилавки. На поверхности плавали отдельные предметы, какие-то испорченные водой товары, мусор, мертвые крысы и много чего ещё. Полный жизни в любой другой день сегодня утром сердце Пицунды было мертво, рынок фактически отсутствовал как таковой, вода поглотила его целиком и полностью.

Резко остановившись за бордовым «Клио» Фин хмуро окинул взглядом представшую унылую и катастрофическую картину и кивнул мне на несколько видневшихся из-под воды крыш затопленных автомобилей. Я озабоченно и понимающе согласился. Дальше через улицу, прилегающую к рынку, движение на автотранспорте было невозможно, это-же, разумеется, поняла и сидящая за рулём бордового «Клио» Хуапашу Кецба. Не въезжая в глубокую топь, она, фыркнула двигателем и пошла на медленный разворот, от ее машины расходились волны как от настоящего катера. Стараясь не показывать лица, мы проследили как ее «Клио», сделав полукруг, объехал нас и не без труда двинулся в объезд через ряд продовольственных магазинов. Что оставалось нам делать? Мы дали задний ход, громко выбрались на относительно мелкий участок улицы и повернули за удаляющийся в сторону мелкооптовой базы спиртного «Клио». Наш движок сбился с ритма, автомобиль задёргался, Фин поморщился.

– Сцепление опусти, – посоветовал я.

– У тебя газ на самом кончике, Вадик, блин! – упрекал меня мой товарищ.

– Нормальный газ, сцепление опусти и газуй потихоньку.

– Я тебе говорил, что у тебя коробка накрывается, ты когда масло менял?

– Слышь, знаток! – я был раздражен от какое-то смутного предчувствия опасности. И вообще мне категорически не нравилось, что мой товарищ сидит за рулем не своей, а моей тачки. Моей! Купленной мною за мои-же деньги и мною-же постоянно ремонтируемая. А этот упитанный житель Подмосковья неумело давит нежные педали, дёргает ручку коробки передач и пердит в мое водительское кресло на правах хозяина, да ещё упрекает меня в своем неумении. И пусть он автомеханик, пусть, но это не даёт ему право… – Ты просто не приспособился к моей тачке. Сцепление отпускай плавнее.

– Я отвык от механики! – ворчал Фин. – Сейчас бы на мой байк, да по газам…

Но я пропустил мимо ушей финины причитания, ибо как ужаленный электротоком дернулся на сидении, если-бы я пристегивался ремнями безопасности, они-бы впились мне в тело. С белеющим лицом я видел, как «Рено Клио III» перед нами сперва моргнула левым поворотником, намереваясь свернуть на улицу Тополевую влево к хлебозаводу, но вдруг сменила маневр и двинулась направо, хотя насколько я знал Пицунду – это направление улицы ведёт в самый центр города. Совершенно в противоположную сторону. Взглядом я проверил тот проулок, в который не повернул «Клио» – он был как-бы в низине, но вода не скапливалась там в лужу, а стремительными ручьями шла дальше вниз. Да, вода была, но ручьи были, хоть и быстрыми, но не создавали помех для движения транспорта, что доказывала «Тойота», поднимающаяся нам на встречу. Так почему же Кецба в последний момент вывернула автомобиль с направления из города? Не в «Тойоте»-же дело?

Мою невысказанную догадку озвучил Фин. Он тоже понял, что Кецба и Тер-Алексанян просекли за собой хвост. И не мудрено! Мы тащились за ними как держащийся за хвост слонихи маленький слонёнок. Куда они – туда и мы. И определенно, чтобы проверить свои догадки относительно нашего преследования, красно-желтая девчонка делает непредвиденные повороты и виляния.