от Ванькиных кошмаров на лице её проступило выражение омерзения и ненависти, словно Ванька снимал перед ней слои своей души – ухаря и забулдыги, равнодушного и буйного гусара, сходящего с ума поэта – и под всеми слоями обнаруживалась гниющая, смердящая, злобная сердцевина.