Глава 1
Сказка стала былью

– Вставай, Никита, в университет опоздаешь!

Голос моего отца было легко различить даже спросонья, он был строгий ко мне, даже с самого детства. Что не так сделал – сразу порол ремнём, за это я его не любил. За его чересчур строгий характер.

В окно уже бросалось рыжими красками солнце, а небо плавно переодевалось в яркий окрас. Нехотя, с ленью и сонливостью, которые именно сейчас крепко вцепились в тело и разум, Никита поднялся с кровати. Протирая заспанные глаза, он пошёл в кухню, где уже завтракал отец. Тот доедал приготовленный в тостере гренок, запивая его чаем.

– О, встал сурок, – недовольно пробормотал отец. – Ты когда уже будильник поставишь?

– Ну забыл я.

– Забыл он, в следующий раз не разбужу.

Отец ушёл с кухни, доедая завтрак на ходу, он уже спешил на работу. Работал он начальником железной дороги: работа не из лёгких, не поспоришь. Можно было подумать, что он строгий, потому что он начальник. Нет, он был воином-интернационалистом, воевал в Афганистане, там-то жизнь его и закалила, но иногда он не чувствует грани между воспитанием и насилием. Это было очень печально.

– Приедешь с универа, никуда не уходи, сегодня поможешь мне с машиной, – из коридора заговорил отец.

– Бать я сегодня не смогу, у меня уже планы.

– Что значит планы? – возмутился отец. – Значит, отмени их, мне всё равно.

– Я не могу, я уже с Женей договорился встретиться сегодня.

– Скажешь, что не сможешь, всё!

– Почему тебе наплевать на моё мнение, почему я должен делать то, что ты скажешь? Будто я не имею своего мнения и мне десять лет.

– Значит, не хочешь мне помогать?

– Нет, потому что я договорился!

– Это просто опять твои отмазочки, – отец махнул рукой и стал выходить с квартиры.

– Да-да, – Никита безразлично поумничал.

– Ну и вали куда хочешь! Не сына воспитал, а чёрт знает что! – отец грюкнул дверью и ушёл.

– Достал, – шёпотом сказал сам себе.

Ссоры с отцом бывали из-за пустяков, то там ему не помог, то там ему не угодил. Хотел бы он жить с мамой, но она уже не с ними.… Ни с кем. Когда Никите было всего 6 лет, мать заболела раком. Как обычно случается, денег на дорогостоящую операцию не хватило, и смерть не стала долго ждать. Так Никита потерял маму, остался жить только с отцом, а всё, что осталось от матери – это фото в траурной рамке. Иногда Никита вспоминал её, как она выглядела, какой у неё был прекрасный и самый красивый голос. Хоть он её плохо помнил, боль в душе от этих мыслей всё равно терзала сердце, где-нибудь ближе к одинокому вечеру, когда остаётся один с мыслями.

Никита сидел за столом, попивая свежезаваренный чай и смотря на утренний двор из окна. Глаза стали потихоньку просыпаться и картинка становилась чётче. Двор был спрятан в бледных, советских девятиэтажках. Красивая была Салтовка, хоть и однообразная. Самый большой жилой массив в Харькове. Вся Салтовка была усеяна девятиэтажными и шестнадцатиэтажными домами, как поле цветами, а мы, как те самые пчёлы, трудимся, не покладая рук, летая с цветка в улей, из улья на цветок. Никита жил на самой окраине города, с его балкона был вид на окружную дорогу, а с кухни вид бесконечные ряды белоснежных многоэтажек.

На часах уже было полвосьмого – пора собираться. Расхаживая по дому в трусах и майке, зашёл к себе в комнату одеться. Никита надел голубые джинсы с порванными коленями, купленными на базаре. Сверху накинул светло-коричневую ветровку, которая была сейчас в моде. Его повседневный прикид. Закинул за плечи рюкзак, набитый нашивками и шевронами с логотипами рок-групп, и поспешил на учёбу.

На улице была весна, тихий ветер ласкал лицо своим прикосновением, а солнце грело своими слабыми весенними лучами.

Никита достал наушники, чтоб хоть как-то развлечь себя по дороге на учёбу и успокоиться после ссоры с отцом. Дошёл до автобусной остановки, на ней уже стояли люди и залезали в только что прибывший автобус. Он собирался уезжать, поэтому Никита поторопился и вместился в самый край автобуса, вплотную к двери. Народу было много, и в салоне автобуса было тесно, но Никита привык так проводить каждое начало утра.

Единственное, что успокаивало в этой раздражительной обстановке, так это музыка. Никита любил музыку, особенно рок. Он считал его энергичным и мотивирующим к действиям, иногда успокаивающим. Этот стиль музыки был идеален для него. Ударные инструменты, электрогитара, бас-гитара, этот серьёзный и местами агрессивный голос зажигал пламя внутри.

Пока Никита улавливал ритмы ударных, басов и гитары, автобус подъехал к конечной остановке и, как камень с души, освободил временных невольников.

«Героев труда» – часто посещаемое место среди харьковчан из-за рынка и одного из больших торговых центров в Украине. Здесь никогда не бывает безлюдно: кругом продавцы у прилавков, люди, идущие по своим делам, рабочие, которые трудятся над постройкой очередного нового магазина, который станет новой частью этого лабиринта. Центр города на его окраине.

С другой стороны дороги был виден торшер с буквой «М». Он гордо возвысился на шпиле и всем своим видом манил в метро. Туда и следовал Никита. На ступеньках сидели попрошайки, бабушки, торгующие цветами и музыканты, играющие неизвестные песни. Это был их дом, их работа, их жизнь. Среди толпы сидел темнокожий, на вид – ровесник Никиты, раньше его здесь не было. Он сидел с безразличным взглядом на выступе возле ступенек, в его руках была картонка с небрежно сделанной надписью «Памогите бездомному». Никита всматривался в него, в его лицо, смотрел на его тёмные ладони и его затасканную одежду, как вдруг он оглянулся на Никиту. Никита сразу отвернулся, ему было неприятно смотреть в глаза попрошайкам. Создавалось ощущение будто он смотрел на них свысока, это было для него морально тяжело. Никита прошёл мимо, внутри было непонятное чувство вины, что очень сильно его терзало.

Синие автоматы с билетами, контролёр, пропускающий инвалидов и пенсионеров через турникеты, дневной свет, заменённый лампами, запах креозота. Да, это метро. Никита любил метро, даже запах пыли, который многие не любили. Никита прошёл через турникеты и стал спускаться к станции «Героев труда».

Белые колонны, с коричневой полосой, идущей вдоль, потолок сделанный из восьмигранных кессонов, входящий в гармонию со светильниками на громадных люстрах, гобелены в честь героев труда Советского Союза. Эту станцию можно было узнать из тысячи, она была строгая и торжественная – будто прямо сейчас на ней будет парад в честь героев труда.

По стене побежали зайчики от фар, постучали колёса по рельсам. Из тьмы появился поезд, осветил весь мрак в тоннеле и высвободился из него, тесного, тёмного на осветлённую, просторную станцию. Он начал плавно останавливаться, скользя по рельсам, и открыл свои двери пассажирам, впуская их к себе в гости.

Шустрые и проворные люди, как воробьи, сели на сидения, не оставив ни одного для Никиты, пришлось ехать у двери. «Ничего страшного, – подумал Никита, – можно и постоять, не привыкать уже».

– Обережно, двері зачиняються, наступна станція… «Студентська», – голос низкого тембра прозвучал из динамиков вагона, после чего двери закрылись.

Светлая, просторная станция перешла в тёмный, неосвещённый тоннель, за окном хаотично мерцали кабели на стене, не отставая от поезда, плавали на кронштейнах, как на волнах в море. Люди в вагоне замерли, как марионетки, сидя и стоя, в ожидании своего конечного пункта. Никита тем временем разглядывал рекламные плакаты, которые были нацеплены на каждом углу вагона. В ушах играла музыка.

– Станція… «Студентська».

Полностью белого цвета, с необычными овальными колоннами, идущим волнистым потолком. На барельефах замерли навеки студенты, это их дом, смотрят на проезжающие поезда и проводят их взглядом. Двери открылись, принимая новых гостей.

Вместе с толпой озабоченных людей зашёл музыкант. Седые волосы и усы делали его старее, чем на самом деле. На голове красовалась восьмиклинка, а в руках умостилась старенькая, поцарапанная гитара. Двери закрылись, и из его гитары пошли ноты песен 80-х.

Никиту это раздражало, у него была своя музыка в наушниках, но гитара по громкости звучания явно выигрывала, и перебивала все ноты рока.

– Ничего, потерплю, – в мыслях сказал себе Никита.

Музыкант уже был на другом конце вагона и собирал щедрые пожертвования от неравнодушных пассажиров.

Вот и «Академика Павлова», от первых двух она отличалась отсутствием колонн. Широкий свод накрыл станцию своей дугой от стены до стены. На них блестели мозаики с разными картинами: биология, генетика, биохимия. Станция, посвященная великому творцу науки и всему, чем он занимался. Всё, чем он жил, теперь заложено в двух метрах под землёй – мавзолей, превращённый в станцию метро.

Двери распахнулись, принимая на борт синего судна всё новых и новых людей, места становилось меньше и людям приходилось притуляться ближе друг к другу. Кто-то похлопал по плечу Никиту, он обвернулся, перед ним стоял его одногруппник Слава.

– О, привет, Никитос! – Слава с улыбкой на лице поприветствовал Никиту.

Заросший чёрными волосами, с небольшой щетиной, сильный духом человек, который умеет добиваться целей. С ним всегда было приятно пообщаться, может из-за общих интересов, а может из-за характера. И он скорее был не одногруппником, а другом, который учился вместе с ним.

– Привет, Славик! На учёбу едешь? – улыбаясь, пошутил Никита.

– Та нет, просто покататься решил, – в ответ улыбнулся Слава.

– Ну как там, мой рекорд не побил? – гордо спросил Никита.

Один из общих интересов был спидкубинг, в переводе на родной язык – сборка кубика Рубика на скорость, и Никита лидировал в этом состязании. Они могли соревноваться даже на парах. Правда, за это могли получать от преподавателей, но жажда победы была сильнее. Именно Никита и подсадил на это дело Славу, а тот, научившись собирать кубик, захотел перегнать Никиту. И как бы Слава не старался, он всегда отставал на пару секунд от Никиты. Учителя не перегнать.

– Прикинь, четырёх секунд не хватило, – с обидой сказал Слава. – Ну ничего, вот ещё поучусь и тебя уже догоню, вот неделю назад не хватало шести.

– Ха-ха, молодец! Моя школа! – Никите тоже стало немного обидно.

Темы разговора менялись всё больше, причём спонтанно. От сказанного последнего слова появлялся повод для новой темы разговора. Поезд продвигался всё дальше, вглубь города. Народу стало совсем много, вплоть до того, что пришлось стоять и смотреть в упор на чужие затылки.

– Наступна станція… «Університет», – мужской голос с динамиков проинформировал.

Двери захлопнулись, те, кто не успел сесть в поезд, с досадой на лице ждали нового. Поезд покинул «Пушкинскую» и отправился в тёмные глубины тоннелей Харькова.

– Слышишь, следующая наша, – напомнил Слава на всякий случай Никите.

– Да-да, помню.

– Так, а на чём это я. А вспомнил, так вот, представь, все люди исчезли, и мы одни в мире и можем делать что угодно.

– Это ведь можно было взять в супермаркете всё, что захочешь, особенно еду, – у Никиты крутилась на уме одна еда.

– Ну, ты только о еде и думаешь, – с усмешкой сказал Слава.

– Я думаю, если бы это всё было в реальности, всё не было бы так просто.

– Почему? – заинтересовался Слава.

Монотонный, тёмный тоннель перелился в освещённые лампами станции цвета. Люди за окнами, ждущие поезда, расплывались от скорости. Поезд остановился.

«Университет». Большая, просторная станция, с балконами на верхнем ярусе. Колонны напоминали те самые, что и в университете, в честь которого и назвали эту станцию, превращая её в подземное здание, а большие люстры придавали станции величие. От просторности создавалось ощущение, что эта станция играла какую-то более важную роль, нежели просто станция.

Двери открылись, освобождая людей из тесного вагона. Вышли на станцию. Слава, так и не получив ответа на свой вопрос, спросил Никиту ещё.

– Почему говоришь? Ну, подумай сам. Электричества не будет, без людей оно, понятное дело, не будет вырабатываться, воды тоже. Если заболеешь, лечить тебя некому. Ну и самое опасное – в город придут дикие животные, а от них надо защищаться. Короче жизнь будет не такой сладкой, как ты её представляешь.

– Да, Некич, ты умеешь всё испортить, – сказал Слава, вздыхая.

– Та ладно, это ж сказки, такого никогда не будет.

Площадь Свободы – одна из самых больших в Европе, её размеры внушали величие, а красота завораживала, заставляя остановиться и рассмотреть её подольше. Эстетика и простота.

Вдали было видно три почти одинаковых здания, они были одними из символов Харькова, первыми небоскрёбами в Европе. Здание Госпрома выглядело так, будто из одного небоскрёба сделали кучу маленьких, а затем собрали их в одно здание. С правой стороны было строение еле отличавшееся от самого Госпрома, различить её можно было только по колоннам в главном входе. Это и было место учёбы Никиты – Университет им. В. Н. Каразина, наверное, один из лучших вузов в Украине. Никита был далеко не отличник и, если бы не связи отца, он бы не поступил. Автоматизация и компьютерно-интегрированные технологии – специальность не из лёгких. Да, училось там тяжело: сессии, экзамены, постоянные срезы знаний, как игра на выживание. Оступись, и ты уже обуваешь солдатские сапоги.

Вход в университет был частью этой всей картины: шесть громадных колонн стояли вдоль и опирали аттик, а из главного корпуса, прямо над входом, выделялся небольшой торец размером с комнату.

Главный зал университета чем-то напоминал дворец: колонны, расставленные по всему периметру зала, балконы, виднеющиеся на втором этаже, люстры, как из древних веков, но вместо свечей были вкручены экономки. Ковёр, расстеленный от входа до главной лестницы.

– Ладно, давай поторопимся, – посмотрев на часы в зале, предупредил Слава, – а то две минуты осталось до пары.

Лестница, второй этаж, третий, четвёртый. Длинный коридор с рядами дверей, которые отличались друг от друга только табличками с номером аудитории и названием.

А вот и нужный кабинет.

– Здравствуйте можно зайти? – они вежливо постучались.

В аудитории уже сидел почти весь поток, перед ними стоял преподаватель.

Павел Феликсович, преподаватель с большим стажем, отработавший не первый десяток лет. Небольшая, седая борода, русые волосы, очки придавали ему более молодой образ, чем можно было подумать. Любил иногда поговорить о жизни, поделиться с молодёжью опытом. Хороший был преподаватель, всегда шёл навстречу во всех вопросах и проблемах. Побольше бы таких.

– Давайте, быстрее заходите, – подгонял их Павел Феликсович.

Никита и Слава, не теряя времени, сели на свободные места, поближе к выходу.

Павел Феликсович не торопился проводить пару, ожидая пока придет ещё пара человек, закатил рукав и заглянул в свои часы. Пара уже началась две минуты назад, Павел Феликсович всё-таки решился начать.

– Так, ну что ребята начнём. Как вы знаете, уже весна, сессия не за горами. Ну, как мы и договаривались, на следующей паре должны быть сданы все лабораторные работы, предупреждаю, кто не сдаст, не будет допущен к экзамену.

Никита встревожился, его охватил страх от неготовности. Ведь он совсем забыл про них, всё откладывая на потом, вплоть до начала сессии. Боязнь не сдать лабораторки, значит, не быть допущенным до экзамена, а это значит – быть отчисленным.

– Павел Феликсович, а сколько должно быть работ? – спросил Никита, поднимая руку, чтоб его было видно.

– Двадцать одна, – отрезал Павел Феликсович. – Вы же, надеюсь, их сделали?

– Да, конечно! – не краснея, соврал Никита.

– Это очень хорошо, – похвалил Никиту Павел Феликсович.

– Хорошо, – сказал сам себе, переходя на шёпот, – блин, твою же за…

Дела были плохи, за два дня требуется написать двадцать одну лабораторную работу. За такие сроки Никита вряд ли справится, особенно, если они по физике. Особенно, если не откуда списывать. Нужна была идея. План по спасению.

– Слышишь, Слав, есть идеи по написанию лабораторных работ? У тебя же тоже нет ничего?

– Угу, – печально обезнадёжил Слава.

– Хм – м, слушай, а если поделить их пополам? Ну, например, я пишу первую половину работ, а ты вторую. Потом переписываем друг у друга. А?

– Каждому по десять, плюс одна кому-то вдобавок? – прищурился Слава. – Не. Не успеем.

– Давайте я с вами! – вдруг сбоку послышался голос Яши. – Втроём быстрее.