Пролог

20 октября 7176 года от сотворения мира (30 октября 1667 года), село Караулово

Под низкими сводами подземной палаты Разбойного приказа, что был на окраине села, воцарилась тишина. Дьяк Бухвостов отложил один документ, достал из простого темного дерева ларца другой. Развернул, поднес поближе к свету. Нашел нужное место и начал читать:

– В прошлых и в нынешнем годех приезжают в Вологду к чудотворному образу пресвятой Богородицы Смоленския, сопривозят с собою всяких чинов людей, различными скорбьми одержимых…

Дьяк откашлялся, подслеповато сощурил глаза и раздраженно отодвинул свиток от себя:

– На, читай лучше ты.

Василь вышел из тени на освещенный свечами круг. Взял документ и продолжил чтение:

– И у которые приезжие люди, и вологжан посадских людей жены и дети, одержимы от нечистых духов, страждущие, в божественную литургию и в молебное время мечтаются всякими различными кознодействы и кличут в порче своей стороны на уездных людей, что де их портит тот и тот человек. И в прошлом году страдала от нечистаго духа безвестная девка Настаська, а кликала в порче своей на вологжанина посадского человека, на Федьку Якимова; и по твоему, великаго государя указу, по тое Настасьи выклички, тот Федька Якимов взят в Москву и кончился злою смертью.

Дьяк сидел в кресле и монотонно кивал головой, когда Василь перечислял многочисленных утерпевших от колдовских козней.

– А ныне та Настаська и уездные люди, страждущие от нечистых духов, кличут в порчах на иных вологжан посадских людей, – на Ивашку Телегина сотоварищи.

– Хватит, Василь Казимирыч… ясно все и так.

Василь замолчал. Потом подошел к столу и положил документ перед дьяком.

– Челобитную эту вологжане в съезжей избе воеводе сложили. Вот… – дьяк ткнул сухим пальцем в свиток. – Чтобы нам всем посадским людишкам в том не погибнуть, и в пене, и в опале не быть; а кто тех страждущих, скорбных людей портит, про то мы не ведаем!

Он закончил читать и пристально посмотрел на Василя.

– Ведуны, ворожеи, кликуши, колдуны… как из бездны адовой валят. А за ними нечисть приползет. Помяни мое слово, прости. Господи! Да уже поползла…

Дьяк замолчал. Встал из-за стола, с шумом отодвинув кресло. Подошел к Василю. Дьяк Бухвостов был небольшого роста, сухой и жилистый, на полголовы ниже литвина. Но не просто так он был начальником Разбойного приказа. Было в нем такое, что заставляло даже старших бояр отводить глаза от его взгляда.

– Дело у меня есть для тебя, Василь Казимирыч. Сразу скажу. Облажаешься – не сносить тебе головы. Справишься… С правой стороны от меня встанешь!

Василь молчал. Ни один мускул не дрогнул на его лице. Только пот, выступивший на лбу, передавал его волнение.

– Сидит в заточении в Кирилловом монастыре Мишка Иванов. Ужо четырнадцать годов как. За чародейство, косный развод и за наговор. Так, недавно тот Мишка подал от себя весточку, незнамо каким способом сподобился, но его грамотка до меня дошла. Так вот. Написал он, де в монастыре и окрест его чудные дела творятся. Волхвы да воры, что кишеть стали, аки черви, ищут перстень царицы своей – Мары поганой. И коли найдут, власть он даст им над живыми и мертвыми.

Дьяк замолчал. Чуть отодвинулся назад, чтобы лучше видеть глаза Василя.

– Я знаю, ты паря ученый, съезди, разберись, что к чему. Я велю тебе грамотки с расспросов и допросов подобрать. Почитай сперва, а потом в путь-дорожку.

Бухвостов говорил мягко, почти по-отечески. Похлопал Василя по плечу и пошел в сторону стола. На полпути остановился и обернулся:

– Ты, Василь Казимирыч, если перстенек тот найдешь, смотри, не удумай чего. Знаю я вас, перекрестов. Дурь какая в голову придет тебе. И не пеняй тогда. На любое ведовство молитва есть святая! А на измену казнь скорая. Не успеешь моргнуть, как руки-то да ноженьки пообрубаем, и будешь головушкою с шестка высокого окрест смотреть.

Дьяк говорил это, не изменив тона, с отеческой теплотой и участием. Василь хотел ответить, но Бухвостов не дал ему сказать ни слова.

– Ты помолчи, подумай лучше. А еще лучше, сходи помолись. Вот это дело будет. Давай. Иди.

Литвин молча кивнул. Пригнув голову, вышел из палаты через низкий дверной проем. Прошел прямо по узкому коридору мимо однообразных окованных железом дверей. На развилке свернул влево и дошел до тупика. Там остановился и немного растерянно огляделся. Разбойный приказ. Кто бы мог подумать, что он, когда-либо здесь окажется. И не в его застенках, а в качестве государева человека. Но встреча в Вологде с князем Алексей Никитичем Трубецким в корне перевернула жизнь литвина. Знаменитый воевода, под светлые очи которого когда-то привели пленного Василя, признал его. Услышав рассказ о его злоключениях в Ёгне, пожалел своего своеобразного «крестика» и отправил с бумагами в столицу. В Разбойный приказ к дьяку Бухвотову. И тут Василь пришелся как раз ко двору. Старому дьяку как раз нужны были такие люди. Без роду и племени, без корней и связей в Москве, готовые служить не за страх, а за совесть. Но и за страх конечно тоже!

Василь постоял еще мгновение, открыл скрипучую дверь и переступил через порог. Он оказался в небольшом помещении с алтарем и десятком небольших икон. В тайной резиденции Разбойного приказа была своя церковь! Василь подошел к образу Богоматери, опустился на колени, сложил ладони в молитвенном жесте и закрыл глаза. Его губы чуть заметно шевелились и шептали слова молитвы:

– Kyrie, eleison.

Swięta Maryjo, – молись о нас,

Святая Богородица,

Святая Госпожа над Госпожами,

Матерь Христа,

Матерь Церкви,

Матерь любви…

Василь молился, полный надежды, что его молитва будет услышана. Он сам не понимал, что придавало ему такую уверенность. Но он точно знал, что справится. Что Королева Света стоит за ним нерушимой стеной.

– Королева воскресения,

Королева Мира – молись за нас!

Он перекрестился. Рука литвина сложилась в троеперстие, по-никониански. Пошла вверх, потом вниз, двинулась уже привычно на право – и замерла. Его никто не видел в подземной церкви, но годы, проведенные в Московии, взяли свое. Он подумал, что если бы начал креститься ладонью, то осенил бы себя знамением как католик. Но пальца были уже собраны в щепоть и рука сама двинулась справа на лево А может, просто новое крещение было не такое уж формальное. Рука перешла на левую сторону и вернулась к сердцу. От Бога к человеку!