Как-то раз он был в особенно хорошем расположении духа: он смастерил такое зеркало, в котором все доброе и прекрасное уменьшалось донельзя, все же плохое и безобразное, напротив, выступало еще ярче, казалось еще хуже.

Ганс Христиан Андерсен, «Снежная королева»

No, I can't. Anyway, how is your sex life?

Tommy Wiseau, «The Room»

Нефть

Вертолет плавно поднимается вверх от бетонной площадки и летит на юго-восток. Снег в первой половине июня уже почти растаял, но трава еще желтая и бурая. С высоты километра чередование озер с темной водой, островков невысокого леса, болот и пятен коричневого мха напоминает блевотину. День солнечный, на небе ни облачка, озера совсем не дают бликов и вода в них похожа на кофе. Остатки сугробов в тени холмов, ажурные буровые вышки, белые и синие прямоугольные здания на сваях. Факелы выбрасывают оранжевое пламя и оно превращается в черный дым. До горизонта на запад тянутся серебристые блестящие трубы. Здесь добывают нефть. По трубам она идет в порт Приморск Ленинградской области и оттуда танкерами в Европу.

Внутри вертолета свистящий грохот. Напротив сиденья много места занимает топливный бак, на котором неудобно сидеть. Пассажиры расположены полукругом по овалу салона. От входа к хвосту: штурман в наушниках на откидном сиденье, женщина лет 40 из пресс-службы нефтяной компании, два худых эколога частной фирмы в комбинезонах, главный эколог нефтяников в кепке с логотипом компании, бритый инспектор рыбоохраны, загорелый тележурналист с намазанными гелем волосами, его оператор с камерой, я, с фотоаппаратом в руках. Несмотря на жаркую погоду внизу, на километровой высоте холодно – в вертолете много щелей, пассажиры часто открывают иллюминаторы и снимают пейзаж. Я застегиваю молнию до верха и из-за шума с трудом слушаю разговор инспектора и главного эколога нефтяников:

– Ра… ше путевку получил, лов… ишь в 10 раз …льше, а потом …ришь, что ничего не поймал – и платить не надо! – орет главный эколог.

– Сейчас смотрим прямо на месте, – жуя жвачку, ревет в ответ инспектор, – лишнее забираем. Прав… да, рыба все равно дохнет в сетях. Ну и сетки эти …тайские с мелкими ячейками, все живое сдирают!

– Сколько там… брать по квоте щас? Я тоже соби… юсь сгонять! – вопит один из молодых экологов.

– Одна …мга! И пять килограммов …буши в сутки, – голос инспектора тонет в шуме лопастей. – Остальное …пустить! Сетка чтоб… не 50 метров в длину!

Мне надоедает прислушиваться к воплям пассажиров и я прошу телеведущего сделать несколько моих фоток для аватара «Вконтакте». Я хмурюсь, потом улыбаюсь краем рта, потом стараюсь придать лицу мужественное выражение. Иллюминатор и вид с высоты тоже должны попасть в кадр. В целом мне нравятся 5-6 фотографий из 24, что можно считать отличным результатом, и я удовлетворенно ору, наклонившись к телеведущему:

– Спасибо! А снимешь меня в аэропорту!?

– Нас выпустят хотя бы!? – орет он.

– Говорят, мы уже почти прилетели в Усинск. Нас выпустят, это точно! – кричу я.

– Конечно, мальчики, выйдем! – верещит пиарщица нефтяной компании. – Чего тут сидеть, заправляться полчаса! Надо ноги размять! Оглянитесь вокруг! Разве здесь не прекрасно!? – она изо всех сил перекрикивает грохот в салоне.

Вертолет летит над густым еловым лесом из низких деревьев. Через час мы летим над высокими елями. Природные биомы сменяются быстро, как в Скайриме. Еще через полчаса вертолет садится на дозаправку в аэропорту близ города из панельных девятиэтажных домов. Это самый северный город в регионе, до которого доходит железная дорога. Здесь конечная станция. Я прошу сделать еще несколько фото в аэропорту на фоне вертолетов и только что прилетевшего Боинга-737 «Ютэйр» из Москвы, но здесь результат мне нравится меньше – волосы слишком сильно развиваются, к тому же от солнца я все время щурюсь и это выглядит некрасиво.

Я внимательно просматриваю свои портреты, пока остальные курят за забором позади летного поля. Я выбираю лучший. На нем нужно только немного повысить контраст, но с этим надо быть осторожным – если пережать, лицо будет слишком красным. В остальном он очень хорош. Через 20 минут вертолет заправлен. Все рассаживаются по своим местам. Раздают бутерброды, которые приготовили в столовой при офисе нефтяной компании. Внизу в лесу дымит серая свалка, по которой ездят два желтых бульдозера. Еще час полета над густой тайгой и мы заходим на посадку на лугу в деревне с деревянными домами из бревен. Рядом крутой берег реки. В основном нас встречают дачники: женщины и дети, но некоторые говорят, что живут тут постоянно, не только летом. Все толпой идут в сторону свежего деревянного вытянутого барака на станцию разведения сига. Внутри стоят 10 чанов с водой, в которой кишат мальки в сантиметр длиной. Рыба в них не узнается. Их снимает телевидение. Я говорю с начальником станции разведения рыбы.

– Наша личинка уже жрет вовсю и готова к самостоятельной жизни! Пора ей на волю, – рявкает мужик с усами.

– Питается активно, – добавляет молодой эколог.

– Сколько стоят эти 35 000 мальков? – спрашиваю я.

– Коммерческая тайна, – эколог нефтяников косится на объектив. – Но мы платим немало. Час полета вертолета стоит больше 120 тысяч рублей. Мы с вами сегодня пролетели уже 4 часа и это лишь треть пути.

Я отхожу к другому чану. Я смотрю на рыбок.

– Компания возводит в тундре объекты капитального строительства. Где-то мосты протягиваем, когда-то строим автодороги и трубопроводы, занимаемся отсыпкой. И все это влияет на реки и озера. Поэтому и биоресурсы испытывают… дискомфорт. Поэтому возмещаем природе ущерб. Подсчитали, выбрали реку, и вперед, аквакультуру пополнять, – рассказывает эколог нефтяников на камеру.

Экологи берут пластиковые мешки с водой и рыбками по 40 литров, накачивают их кислородом и затаскивают в вертолет. Час полета на северо-запад. Вертолет садится и шасси погружаются в мягкий речной берег. Листочки на кустах ивы только распустились.

Добродушная пиарщица нефтяной компании рассказывает мне о своих собаках – овчарке и простой дворняге. Все жуют сэндвичи с ветчиной, сыром и помидорами, закусывают яблоками и круассанами, пьют чай из термосов.

– Мои все в Питере и возвращаться не хотят, – говорит командир воздушного судна.

– Тоже самое. Север им не нужен. Я им здесь деньги зарабатываю, – глотнув из бумажного стаканчика, говорит штурман.

– Еще бы, – обращается ко мне нефтяник, – в авиаотряде по 200 штук платят. Больше, чем у нас, – он кивает на штурмана.

– Смотря кому, – мнется тот.

– Ну так местные линии вообще очень дорогие, – откручивая крышку термоса, говорит пилот. – Логистика, запчасти, страховки. Даже здешние кукурузники Ан-2 на голландском бензине, у нас такой уже не выпускают. Из деревни в деревню по 10 человек возим, билет для каждого получается дороже, чем из Москвы до Доминиканы. И все равно в убыток. Выгодно только вахтовиков нефтянки возить.

– Местный бюджет субсидирует для местных 10-15 тысяч в каждом билете в зависимости от деревни, – замечаю я.

– Нахуя их тут держать вообще, в деревнях этих? Только бухают. Вахтовым методом севера осваивать как в Канаде и нормально, – говорит рыбный инспектор. – Не должны люди в таких условиях жить.

– Все к тому и идет. Все потихоньку в Москву и Питер и едут, – проглатывая последний кусок бутерброда, говорит главный эколог нефтяной компании.

– И будет огромный Мегасити как в «Судье Дредде», – радостно говорю я.

Никто не смотрел этот фильм. Надо ждать – нельзя так просто спускать рыбу в реку. Мешки опускают в воду, чтобы температура в них постепенно упала до 11 градусов. Потом мешки открывают и рыбу отпускают.

– В добрый путь! Шансы у нее выше, чем в природе. С каждой сотни ждем 10 рыб, – говорит инспектор.

Это тоже снимают на видеокамеру для ТВ, я щелкаю фотоаппаратом. После этого мы садимся в вертолет и улетаем – опять в тот городок на дозаправку. Пилот решает развлечь пассажиров и лихо проходит на большой скорости и малой высоте мимо крутого обрывистого берега реки. Потом летим к себе в аэропорт. После 10 часов непрерывного стрекота у меня весь вечер свистит в ушах.

В час ночи я разгуливаю по светлой пустой трехкомнатной квартире с яблоком в руке. Все окна открыты, жалюзи убраны и ровный солнечный свет заливает комнаты, но не может попасть в общий коридор. Иногда я подтягиваюсь на турнике, установленном ближе к ванной, ем одно яблоко за другим, почитываю книгу и посматриваю фильм, но в целом мне нечего делать. Эту квартиру арендует организация для приезжих сотрудников и последний месяц в ней нет единственного соседа, он улетел в отпуск. У меня планы дополнительно заработать, поэтому я смирился с мыслью о том, что здесь предстоит провести все лето.

Периодически я захожу в дальнюю пустую комнату и напрягаю слух. Надо мной живет семейная пара (я пока не вычислил, кто именно – кажется, это системный администратор с моей работы, но точно сказать нельзя: дом занимают сотрудники нескольких компаний). Сейчас лето и иногда слышен секс и женские стоны. Это удивительно, потому что я пару раз видел, как наверх проходит посредственная блондинка лет 30 с парой детей. Скорее всего, она и есть жена сотрудника нашей организации и именно эта семья живет точно надо мной. Меня утешает то, что она низкого роста и без ярко выраженной талии, да и вообще у нее двое детей, а это, конечно, отражается на теле. Это факт. Завидовать тут нечему, думаю я. Я почти уверен в этом. Тем не менее, я задерживаюсь в дальней комнате, но сегодня ничего не происходит. Я разочарован и ухожу смотреть новый фильм Майка Адриано, скачанный на работе. Потом мне кажется, что я снова слышу эти звуки, я вскакиваю и бесшумно пробегаю в дальнюю комнату, но в ней тишина и я возвращаюсь обратно.