Цитаты из книги «Городской тариф»

Женщина, как правило (хотя бывают и исключения) не может хотеть мужчину, которого не любит; мужчина же, с точностью до наоборот, не умеет любить женщину, если он ее не хочет.

– Согласен. Но квартира у Олега появилась раньше, чем Седов – у Милены. Так откуда деньги?

В молодости конфликты переживаются легче, подумаешь, с одним поссорился – с другим подружился, а в старости на место потерянного друга или соратника никто уже не приходит, и все больше пустот образовывается вокруг, и все страшнее одиночество.

начальнику ОВД полторы тысячи долларов, а три года назад была тысяча. Судья раньше начинал разговор, когда приносили пятьдесят тысяч, а сегодня уже с суммой меньше семидесяти и не подходи. А фирмы, использующие в работе труд нелегалов? С них начальники ОВД получали от пятисот до тысячи в месяц, а теперь числа с двумя нулями вообще не фигурируют, от тысячи – и выше. Производство процветает, приносит стабильный и высокий доход, и вместо того, чтобы гнить и разваливаться, система крепнет и обрастает коррупционными связями на всех уровнях. Кто ж нам с вами позволит тронуть ее хоть пальцем? Откройте глаза, Евгений Леонардович. Даже те руководители в высших эшелонах, которые в дележке не участвуют, но точно знают, кто, за что и сколько берет, не станут прижимать их в угол, потому что с тем, кто берет, легче договориться. И когда будет нужно, они обратятся к этим «берущим» и скажут, что и как нужно сделать. Кого посадить, кого выпустить, чью фирму разгромить и чью, наоборот, опекать, чтобы волосок не упал. Эти руководители взяток не берут, они чистенькие, но они впрямую заинтересованы в том, чтобы все вокруг брали и давали, потому что ими можно управлять и можно таким способом патронировать крупный бизнес, в котором они сами уже лично заинтересованы, или укреплять собственную власть. А мы с вами только сидим, вводим в факторный анализ новые параметры и

И что в итоге мы имеем на сегодняшний день? Мы имеем силовое предпринимательство. Наши милиционеры, следователи, прокуроры и судьи уже не взятки берут, а превратили свои должности в доходные места и наладили производство дорогостоящих услуг. Производство! Как завод или фабрика. А если завод рентабелен, вы его никакими способами не уничтожите, вам просто не позволят это сделать те, кто там, – Шепель ткнул пальцем в потолок, – сидит и получает дивиденды. Вот, полюбуйтесь! С этими словами он выхватил из папки несколько скрепленных страниц. – Сегодня пришли из регионов новые тарифы. Цены растут соразмерно инфляции. Посмотрите на графики, – Шепель протянул листки Ионову, однако Евгений Леонардович их не взял, продолжая сидеть со скрещенными на груди руками. – Не будете смотреть? Ну так я вам сам скажу. За последние три года цены выросли примерно на тридцать-сорок процентов. Где было двести долларов – стало двести пятьдесят, а то и триста, где было пять тысяч – стало семь-восемь. Сегодня администратор рынка ежемесячно платит

И снова кольнуло неожиданное ощущение собственной старости: всех, кто моложе его самого больше, чем на двадцать лет, Ионов по привычке считал совсем юными, а ведь тем, кто моложе на двадцать лет, уже шестьдесят. Боже мой, как же он стар! Ничего удивительного, что между ним и тридцатилетними легла пропасть, ведь полвека, полвека… Через пятьдесят лет невозможно перекинуть мостик длиной в одну старческую руку. Почему же только в одну? Неужели с противоположной стороны пропасти не протянется ему навстречу другая рука, молодая? Нет, ответил сам себе Ионов, не протянется. Потому что это нам, старикам, нужны молодые, а вот мы им не нужны совсем. Эта горькая истина нависла над ним в день

Ему нужен был человек, которому можно пожаловаться на то, что ответа нет.

Легче становилось только когда он говорил вслух, а говорить об этом вслух он мог только Наташе

Знаешь, сколько стоит должность заместителя министра? – Ну и сколько? – Два миллиона американских рублей. Заплатишь – будешь.

Все население страны знает, что девяносто восемь процентов государственных чиновников берут взятки. И сам по себе этот факт привел к тому, что люди уже никому не верят. Они не верят в то, что те политики, которых они уже знают, вдруг захотят сделать хоть что-нибудь для народа.