Глава 1. Почему из восьми миллиардов жителей планеты в попутчики мне достался именно он?

– Да, мамочка, всё хорошо. Погода чудесная, трасса отличная, домик чистый, кухня шикарная.

Одной рукой вцепившись в руль, я пыталась удержать машину на скользком шоссе и безбожно врала родной матери.

– Ты ведь далеко от Диких гор, Риночка? – беспокоилась она. – Передавали метель и заносы. Дорогу от Заречья уже закрыли.

Не зря говорят, что родители сердцем чувствуют. Из Заречья я выехала ещё до рассвета по открытой дороге и снегопад только-только начинался – лёгкий, предновогодний, сказочный. Теперь же он превратился в настоящую снежную катастрофу, с которой дворники не справлялись совершенно. Я ехала по навигатору практически наугад.

– Конечно, далеко, мам, – как можно беззаботнее ответила я, – ты же знаешь. Ладно, прости, не могу говорить – Юлька зовёт.

– Передавай Юле привет, – вздохнула мама. – Повеселитесь там от души. Ах да, и фотографии! Обязательно! Пришли фото, я буду ждать.

– Пока, мамочка!

Не став давать напрасных обещаний, я нажала отбой и шумно выдохнула. Нет, не могла я сказать маме, куда направляюсь на самом деле. Она бы стала меня отговаривать, пить валерьянку и обзванивать знакомых и незнакомых в поисках молодого холостяка, с которым можно бы было встретить Новый год.

Я уважаю мамин труд, но всё это, увы, не работает. Только завидев меня на горизонте, холостые перспективные парни сливались моментально, точно по волшебству. Нет, я не была страшненькой и исправно следила за своим здоровьем, фигурой и всесторонним развитием. Перебывала во всех местах, где потенциальные женихи обитают – без толку. Чего я только не перепробовала!.. Несколько кулинарных курсов окончила, вязанию, плетению корзин, вышиванию гладью и крестиком, восточным танцам, шитью, расслабляющему массажу, техникам ублажения мужа (в теории) обучена. И на все организованные мамой свидания ходила, и на сайтах знакомств регистрировалась, и в церквях свечки ставила, и сеанс психотерапии прошла, и к гадалкам ходила. Кстати, все как одна говорят, что на мне венец безбрачия лежит, но об этом я и сама догадывалась. Только почему-то ни одна не смогла его снять. И в то время как я обивала пороги всевозможных коучей и ворожей, подруги одна за другой выходили замуж и рожали детей. Одна только Юлька осталась, да и то в Белогорье она с Кириллом отправилась в надежде получить предложение руки и сердца. А я, если верить навигатору, находилась в нескольких километрах от Мглистого перевала и вокруг – ни души, только густой снег стеной валит.

Говорят, за Мглистым перевалом, где дивьи люди живут, серебряная рябина растёт. Не простая, а волшебная. Якобы в канун Нового года исполняет заветные желания, ну типа как Дед Мороз. Понимаю, что глупее ничего и придумать нельзя. Там, где не справились ворожеи и психологи, какая-то недоклёванная воробьями рябина вряд ли поможет. Но последняя надежда – она такая… последняя.

Перед отъездом я пообещала себе, если и в этот раз ничего не случится, больше и пытаться не буду. Значит, на роду мне написано умереть старой девой. Одно утешение, хоть чужих детишек воспитывать буду. В мае я окончила педагогический, оттрубила четыре летние смены в оздоровительном лагере и работала теперь воспитателем в детском саду. Работу свою обожала, дети тоже ко мне тянулись. Буквально вчера провела свой первый новогодний утренник. Детки остались довольны, родители тоже. И теперь, с более-менее спокойным сердцем, отправив малышей на короткие каникулы, взяла дедушкину «Ласточку» – и махнула в Дикие горы.

Шоссе, тянувшееся по холмистой местности, последний раз чистили, наверное, дня три тому назад. Ни солью, ни песком не посыпали. Зачем, если в деревню к староверам почти никто не ездит, ну, кроме отчаявшихся старых дев вроде меня? По обе стороны дороги, точно туннель, возвышались двухметровые сугробы. Колёса, несмотря на хорошую зимнюю резину, то и дело пробуксовывали. Но «Ласточка» целеустремлённо рвалась вперёд.

– До конца маршрута осталось четырнадцать километров, – возвестил навигатор приятным мужским голосом.

– Отлично, – сказала себе я и переключила плейлист.

Музыка отвлекала от однообразных пейзажей и мельтешившего снега за окном, но от погружения в невесёлые мысли не спасала.

«Просто расслабься, – любила говорить Юлька, – не зацикливайся на неудачах и тогда точно всё получится».

«Просто расслабься» – всё равно что сказать утопающему: «Просто плыви». Но Юльке, за которой тянется длинная очередь из перспективных холостяков, легко говорить. Стоит мне расслабиться хоть на минутку, как очередная знакомая замуж выходит. Месяц назад мы с Юлькой отплясывали на свадьбе у Игоря Алексеевича, учителя гимнастики, и бухгалтерши Катерины Ивановны, а у неё – на минуточку – килограмм сорок лишнего веса, скверный характер, сын-студент и два развода за плечами. Чем она покорила интеллигентного меланхоличного Игоря Алексеевича, остаётся величайшей загадкой двадцать первого века.

«Представь, ты четыре года получала профессию мечты, – говорила я Юльке на её очередное «расслабься», – перелопатила горы материала, писала сценарий, распределяла роли, шила костюмы, расписывала декорации, причём всё это покупала за собственные деньги, провела сто репетиций, сорвала голос, а на спектакль никто не пришёл. Понимаешь всю степень моего отчаяния?» Но Юлька не понимала…

Тем временем «Ласточка» взобралась на вершину холма. Снежная завесь приоткрылась и вдалеке показался Мглистый перевал во всей своей красе – девственно-белый, почти отвесный и такой высокий, что его вершина утопала в снежных облаках.

И на эту отвесную снежную стену медленно, точно улитка, карабкался спортивный автомобиль синего цвета.

– Давай, давай, – подбодрила его я, как будто от его успеха зависел и мой.

Когда нос спорткара почти поравнялся с облаком и его победа казалась такой же близкой, как наступление Нового года, я нажала на газ, намереваясь набрать на спуске скорость и по инерции взлететь наверх.

Зря я поспешила. Потому что в следующую же минуту случилось неизбежное. Синий спорткар, петляя, покатил вниз. Я же на максимальной скорости, которую с учётом непогоды могла выжать капризная «Ласточка», мчалась туда же.

– Чёрт, чёрт, чёрт, чёрт! – кричала я, вдавливая до упора педаль тормоза.

Но «Ласточка», мало реагируя на мои попытки замедлить движение, упорно катилась вниз. То прямо, то боком. Ещё и снег усилился, застилая видимость.

– Изменение маршрута, – возвестил навигатор.

– Заткнись, не до тебя сейчас! – взревела я.

Сквозь снежную пелену показалось синее крыло. Я отчаянно крутанула руль вправо, намереваясь избежать столкновения. Машину развернуло сильнее, чем я рассчитывала. И под приятный мужской голос: «Через пятьдесят метров поверните налево», – мы с «Ласточкой» врезались в сугроб.

«Ласточка» наклонилась, точно её ранили, и заглохла. Лобовое стекло стало белым, на крышу посыпались комья снега и из динамиков по третьему кругу полился припев популярной попсовой песенки:

– Привет, моё новое счастье, на крыльях любви тебе навстречу лечу…

Отлично. Просто отлично. Утешало только то, что я избежала столкновения с синим спорткаром.

– Да я просто везунчик по жизни, – скептически проговорила я.

«Позитивное мышление – залог успешной и счастливой жизни», – говорил мой психолог. Вот я при каждом удачном и неудачном случае называю себя везунчиком, но, видно, судьба не дура и реагирует на сарказм соответственно.

В окно постучали. Так как его наполовину засыпало снегом, человека разглядеть не удалось. Всё, что я поняла, так это то, что снаружи стоял некто в тёмной спортивной куртке и джинсах. Я попробовала открыть дверь. Заклинило.

Пока я перебиралась на пассажирское сиденье, незнакомец обошёл «Ласточку» и открыл дверь с другой стороны. Наклонился, заглядывая в салон.

И я тут же его узнала.

Ну почему из восьми миллиардов жителей планеты Земля на дороге в Дикие горы мне повстречался именно он?!

Не узнать его невозможно. Это потрясающе красивое лицо каждый день улыбалось с экранов телевизоров миллионам отцов счастливых семейств и домохозяек. Моя мама была его ярой фанаткой и частенько говорила: «Если твой будущий муж, Риночка, окажется хоть наполовину таким же красивым, как Гордей Удальцов, у меня будут самые прелестные внуки во всём Синеводске».

Гордей Удальцов – самый молодой и самый сексапильный ведущий новостей на первом канале. Моя мама не знала, как и миллионы других зрителей, что на самом деле Удальцов – псевдоним. В лицее его называли Гордеем Терентьевым и он был на два года старше меня. С ним у меня случилась одна пренеприятнейшая история, которая, возможно, и положила начало сплошной череде неудач в личной жизни. В девятом классе я пригласила его на белый танец, а он высмеял меня при всех.

После того случая я долго не могла оправиться и хотела перейти в другую школу, но мама безапелляционно заявила, что всё это ерунда, не стоящая и выеденного яйца, и на бесконечно долгие три недели я стала посмешищем на весь Синеводский лицей иностранных языков, а потом случилась дурацкая история с кем-то другим и меня оставили в покое.

– Добрый день! Вы в порядке? – любезно осведомился мой школьный кошмар.

И голос у него был такой же, как по телевизору. Глубокий. Сексуальный. Пробирающий до мурашек. Только в реальной жизни усиленный в несколько раз по всем пунктам. И это – одна из причин, почему я не смотрю новости. Да я вообще стараюсь не смотреть телевизор, чтобы случайно не наткнуться на своё самое первое разочарование в парнях.

– Как у вас дела? Что-то болит? – озабоченно спросил Удальцов-Терентьев, видя, что я таращусь на него и не отвечаю. – Ударились головой? Позвольте мне посмотреть…

– Нет-нет, – отмерла я. – Всё у меня в порядке. А вот с «Ласточкой», наверное, не очень.

– Давайте посмотрим, – предложил он, – может, удастся её откопать.

И он протянул мне руку.

Только вот он опоздал с этой рукой на целых семь лет.

– Ну же, – здесь, на заснеженной трассе, он улыбался ещё обворожительнее, чем с экрана телевизора, – давайте руку. Я не кусаюсь. Меня Гордей зовут. Гордей Удальцов. Вы смотрите новости? Не узнаёте меня?

– Новости я предпочитаю читать, – пробормотала я, но руку всё же подала.

Его ладонь была прохладной, но всё равно обожгла мою, как будто я к горячему чайнику прикоснулась. А когда я, наконец, вылезла из машины и моё лицо оказалось от его лица в каких-то считанных сантиметрах, я ощутила острую нехватку кислорода и странную скованность во всём теле.

А этот тип продолжал держать меня за руку и улыбаться!

– Понимаю, – проговорил он, – современная молодёжь предпочитает всё узнавать в соцсетях. Но статистика показывает, что за прошедший год количество зрителей первого новостного канала до тридцати пяти лет увеличилось на двадцать восемь процентов.

«И всё благодаря мне», – так и сквозило в его самодовольном тоне.

Я вырвала ладонь из его хватки и сказала как можно строже, будто хулигана отчитывая:

– Давайте откопаем мою машину.

– Что ж, давайте, – согласился он. – У вас лопата есть?

– Лопаты нет, но есть бита. Хорошая, прочная.

– Если это намёк, повторяю: я не маньяк. У меня нет намерения к вам приставать. У меня, если хотите знать, от девушек отбоя нет.

Ну конечно, отбоя нет. Я в этом ни секунды не сомневалась. А у меня, в отличие от него, полный штиль в личной жизни на протяжении семи лет. И всё из-за него!

– Вот, еду в горы от цивилизации отдохнуть, – продолжал он, но звуки его голоса доносились будто сквозь три ватных одеяла, – побыть наедине с собой, помедитировать.

В общем, Терентьев или Удальцов, а имя Гордей чрезвычайно ему шло. В какой бы он ни оказался ситуации, он гордился собой как начищенный чайник из коллекции моей прабабушки, а уж она знает в них толк.

И этот индюк меня совершенно точно не узнал. Иначе он бы сказал: «Не ты ли, случайно, та симпатичная девочка, которая пригласила меня на танец, а я по глупости отказал? Ты так изменилась, так похорошела!» Ну или хотя бы: «Вау, какая встреча! Дарина Ильницкая, ты ли это? Помнишь меня? Мы учились с тобой в одном лицее».

Но он ничего такого не сказал.

Наверное, потому что за семь лет я всё-таки сильно изменилась. Не только внешне. От той скромной и немного сомневающейся в себе девочки практически ничего не осталось. И благодаря психотерапии и ясновидицам я превратилась в суперзакомплексованную девушку с синдромом старой девы.

– Послушайте, меня вовсе не интересует, куда вы едете и зачем, – отрезала я, оглядывая застрявшую в сугробе машину, – но, похоже, по вашей милости я теперь никуда не поеду.

– Погодите, я сейчас всё улажу, – самодовольно произнёс Удальцов, вытащил из внутреннего кармана айфон последней модели и набрал короткий номер. – Алло? Спасатели? Гордей Удальцов вам звонит, да, тот самый из новостей…

Минут десять он объяснял, что случилось и где мы, а снегопад только усиливался, заметая следы шин, оба автомобиля и самого Удальцова. Видно, он успел замёрзнуть в своей спортивной куртке и брендовых кроссовках на каучуковой подошве, потому что пританцовывал на снегу. В тёмных волосах серебрились крупные резные снежинки, а нос покраснел, и он уже совсем не походил на покорителя женских сердец.

Мои чувства к нему за семь лет претерпели несколько кардинально противоположных стадий. Сперва это была влюблённость. Детская, наивная, когда при мысли о самом красивом мальчике в лицее сердце начинает стучать так громко, что ты всерьёз опасаешься, как бы кто не услышал; когда вчера ты робко мечтала о том, чтобы лишний раз увидеть его мельком в коридоре, а сегодня уже засыпаешь с мыслью об уютном доме, рыжем Мурзике и общих детях; когда ты мучительно ждёшь от него первого шага и отчаянно ненавидишь вон ту симпатичную девочку, которой он сказал «привет», и вон ту, которая ему улыбнулась; когда, так и не дождавшись вожделенного: «У тебя, наверное, тяжёлый рюкзак? Давай понесу», – ты, презирая саму себя за пунцово-алый румянец на щеках, репетируешь перед зеркалом приглашение на белый танец.

И вот, когда этот вечер настал, ты надеваешь своё самое красивое платье и переступаешь школьный порог, точно на эшафот поднимаешься. Увидев его в толпе, сбивчиво молишься про себя о том, чтобы ди-джей поскорее объявил белый танец и о том, чтобы папка с медляками стёрлась без надежды на восстановление. Сто раз жалеешь о том, что пришла, двести раз подбадриваешь себя, триста – убеждаешь, что неотразима. Ну конечно, ведь ты начала готовиться к самому ответственному моменту в твоей жизни даже не с утра, а задолго до начала зимы. И когда ди-джей, наконец, ставит какой-то дурацкий медляк и разрешает девочкам проявить инициативу, ты, заплетаясь в собственных ногах и каким-то чудом опережая ту самую девочку, которой он говорит «привет», с выпрыгивающим из груди сердцем подходишь к нему.

– Ты танцуешь? – не своим голосом произносишь ты, хотя бог знает сколько раз репетировала совсем другое.

Он оценивающе оглядывает тебя с ног до головы, будто видит впервые. И пока он это делает, ты лихорадочно вспоминаешь, как тебя зовут и что на тебе вообще надето, мысленно перебираешь собственный гардероб и полки близлежащих магазинов, ассортимент которых давно выучила наизусть, в попытках придумать образ получше. Сердце останавливается, во рту пересыхает, ног не чувствуешь вовсе. Ты поставила на кон всю свою жизнь. От него даже не требуется никакого «да». Пусть, чёрт возьми, просто возьмёт за руку и покружит три минуты под музыку у всех на виду. Тебе ничего больше не надо, честное слово, только один-единственный танец – и счастливые новогодние каникулы тебе обеспечены.

Но… он ухмыляется и говорит, что не танцует с малолетками.