Связанный по рукам и ногам, с жёстким кляпом во рту, а потому совершенно беспомощный, как плотно завернутый в пелёнки младенец, Кен Блазерт лежал в багажнике автомобиля. Под ним находились какие-то твёрдые предметы, которые при тряске на неровностях дороги словно сами собой колотили его по рёбрам, хотя это он падал на них, а не они на него. Правда, результат был не лучше, тот же самый. Если бы не кляп, то он бы порой вскрикивал, а то бы и стонал от боли.

Последние минут десять машина двигалась не по ровному асфальту шоссе, а по очень неровной дороге с рытвинами и ухабами, что усугубляло страдания Кена.

Наконец она остановилась. Послышались звуки открываемых его похитителями дверец, их зловещие голоса.

Лоб связанного Кена покрылся испариной, он понимал, что развязка всех событий близка. Ничего хорошего она ему не сулила.

Минута шла за минутой, но о нём словно забыли.

«Хорошо бы, если бы случилось именно так», – мелькнула мысль. Но такого просто быть не могло. Увы и ах. Его не забыли, о нём помнили.

Послышались приближающиеся шаги, скрежет ключа и крышка багажника подскочила вверх, открыв внутренность.

Кен увидел тёмные силуэты людей, лица которых он различал очень смутно, ибо луна находилась за облаками. Сразу за спинами его похитителей начинался кустарник и деревья. Они находились в лесу. Чем заканчиваются ночные поездки в лес в багажнике автомобиля для связанного человека, он хорошо понимал.

Властный голос приказал:

– Вытащите его наружу.

Кена извлекли из багажника и установили на ноги, пусть даже не с первой попытки. Он едва мог стоять на дрожащих от слабости ногах. Краем глаза заметил, что его везли сюда в «Ford Focus», а был ещё и роскошный «Chrysler 300». Наверное, по той причине, что все его «спутники», а по сути конвоиры, в одном автомобиле бы не поместились.

Раздалась новая команда, заставившая его забыть о машинах:

– Развяжите его и уберите затычку.

Кляп изо рта тут же выдернули, причинив боль. Путы развязывать не стали, а просто перерезали их. Кен почувствовал явное облегчение, кровь свободнее заструилась по затёкшим мускулам.

– Дайте ему лопату.

Её сразу же вытянули из багажника и протянули ему. Вот на чём он, оказывается, лежал. Была там и ещё одна.

Эту лопату взял один из похитителей и в стороне наметил линиями узкий прямоугольник.

«Это будет моя могила!» – понял устрашённый ясно понятной перспективой Кен.

Прозвучал повелительный голос:

– Этого достаточно, пусть дальше продолжает он сам.

Кена грубо подтащили к выбранному месту и приказали:

– Копай! Копай!

Кен растерянно переводил взгляд с земли на того, кто командовал всем этим, потом обратно. Он разглядел, что этот человек находится в маске, хотя все остальные обходились без неё. Почему?..

Неизвестный вкрадчиво осведомился:

– Если не хочешь, то можешь не копать себе могилу. Но тогда тебе для начала вобьют твой нос внутрь, сравняют с лицом. Ежели ты снова откажешься, то тебе отрежут ухо. После следующего отказа останешься без второго уха. Если ты окажешься твёрдым орешком и продолжишь упрямиться, то твой третий отказ будет последним. После него тебе не спеша, с перерывами, переломают ноги, руки, лишат тебя всех твоих мужских причиндалов, и засунут их тебе сам знаешь куда. И в таком виде закопают, надеюсь, ещё живым. Решай сам: копать или нет. Впрочем, перечень наказаний может неотвратимо последовать, ежели будешь трудиться не слишком усердно. Ты не артист на сцене, особо долго любоваться тобой у меня нет желания.

– Вижу, вариантов у меня не имеется, – сказал Кен, вонзая лопату в упругую лесную почву. Он понимал, что у таких типов слова не расходятся с делом. Особенно в подобной ситуации.

Потому копал с видимым усердием, хорошо понимая, что приближает свою смерть. Физические нагрузки в какой-то степени помогали избегать рождающейся глубоко внутри паники от предвидения скорой смерти. Сами собой в голову лезли планы попыток бегства, но слишком много вокруг находилось врагов и все они держали наготове оружие. Только у того, кто скрывал лицо за маской, в руках ничего не было.

Кен надеялся, что ему позволят выкопать могилу глубиной хотя бы до его пояса, но его остановили гораздо раньше:

– Хватит, для тебя этого вполне достаточно.

Он растерянно выпрямился, стоя в яме с лопатой. Её тут же забрали из его рук.

Кен повернулся к человеку в маске:

– Вы хотите меня убить или просто напугать?

– Ты сейчас ляжешь в эту могилу, не сомневайся.

– И за что? Я не перед кем из вас ни в чём не виноват?

– Хватит врать. Ты – Кен Блазерт, федеральный агент. Ты влез в мои дела, а в этом городе я хозяин. Зачем ты сюда прибыл и что успел вынюхать, я знаю. Всё. Точка.

Кен уныло повесил голову, всё было сказано верно. Неизвестный даже знал его настоящую фамилию, хотя он прибыл в город совсем под иной. Знал о его работе. Тут его взгляд упал вниз на пуговицу на его нагрудном кармане, на самом деле она была замаскированной видеокамерой. Правда, в лесу сейчас царила тьма и вряд ли его помощник, который, несомненно, получает картинку, передаваемую ею, что-либо видит, но слышит он хорошо. Это подало Кену идею.

Он внутренне собрался, взял себя в руки, сохраняя потрясённый и напуганный вид, поднял голову и, запинаясь, выдавил из себя вопрос:

– Кто вы?

– Это ещё зачем?

– Не знаю, – пожал плечами Кен, словно сам удивляясь своему любопытству. – Осуждённый на смерть имеет право на последнее желание. Чего мне пожелать – сигару или выпивку? Какие-то деликатесы? Я не курю, аппетита нет и пить не хочется. В детстве у меня была мечта – выучить китайский язык, но вряд ли вы исполните её.

Послышались короткие смешки и реплики:

– Шутник!

– Выучить китайский язык захотел!

– Смешно!

Даже главарь заулыбался.

Кен выждал, размышляя, как ему добиться своего. И продолжил:

– Вы же не глупые и не робкого десятка люди, что вам стоит назвать себя. Вам же ничего не грозит, я даже не одной ногой в могиле, а твёрдо стою в ней уже двумя. Сами это видите. Уверен, что вы не трусы и не боитесь меня. Назовите свои имена. Ну, пусть скажет только тот, кто не боится…

Самый высокий оборвал его:

– Я никого и ничего не боюсь. Моё имя Дейв Хаггарт.

– А моё – Весёлый Хопкинс, Джим Хопкинс!

– Харбердинг я!..

Кен для верности шёпотом повторял каждое имя. Пусть помощник слышит. Все пятеро назвали себя, только главарь промолчал.

– А как зовут вас? – повернулся к нему Кен.

– Не пойму, зачем тебе это? – словно размышляя над этим, переспросил неизвестный. – Чувствую, в этом что-то есть. Только не пойму что именно. А когда я чего-то не понимаю, то этого избегаю.

– Это просто странное желание того человека, которого вы приговорили к смерти. Вы откажете мне в подобной малости? Ну, если боитесь, то не нужно. В принципе мне ваши имена не нужны. Сам сейчас вижу, что это простая блажь. Так что не бойтесь…

– Я не боюсь, – по словам главаря было заметно, что намёк на трусость задел его самолюбие, – но скажу тебе на ухо, ибо моё имя тут никому не известно.

Он подошёл, присел на корточки, дабы сравняться с находившимся в яме Кеном, и прошептал ему на ухо два слова. Тот удивлённо глянул расширившимися глазами:

– Так это вы? Вы!..

И тут грянул смертельный выстрел в упор, оборвав слова Кена…

Глава 2

Изображать профессионального убийцу совсем не просто, даже когда сам являешься таковым. Пусть я был не совсем убийцей, но точно – профессионалом этого дела. Но так было нужно, приходилось изображать из себя крутого парня, который привык убивать, действительно крутого мужика со стальными яйцами. То есть, самого себя.

Изображая превосходство и брезгливое отношение к окружающим, предъявил посадочный талон у регистрационной стойки полной кареглазой женщине заметно старше себя. Она осознала, что я не счёл её достойной своего мужского внимания, и не смогла сдержать гримасу недовольства. Реагировать на неё я не стал, ибо услышал громкое объявление своего 76 рейса. Пассажиров, а значит и меня тоже, пригласили пройти на посадку через вход номер восемь.

Поднялся по трапу во вместительное чрево аэробуса. Молоденькая стюардесса приветливо улыбнулась и указала моё место. Уселся во вместительную мякоть кресла. Повертел головой, с долей спеси оглядывая соседей. Ухмыльнулся: кто они и кто я?! Знали бы они, вот бы заохали!..

Слева от меня сидела чуть надменная женщина лет сорока в бирюзовом платье и такого же цвета сандалиях. Далее восседал сухопарый полуседой старичок, изучавший котировки строительной биржи, иногда что-то бурчавший себе под нос, при этом он покачивал головой. Ему не было ни до кого дела, как и мне до него и соседки.

Слева через проход находилась парочка влюблённых, занятых только собой. Третьей была дородная негритянка, которая что-то жевала, не обращая внимания на молодёжь.

Сквозь шорох в динамиках прозвучало объявление:

– Доброе утро! Компания и экипаж приветствует на борту своих пассажиров рейса семьдесят шесть. Желаем вам приятного полёта! Пожалуйста, пристегните ремни и приготовьтесь к взлёту самолёта…

Корпус самолёта дрогнул, за окном огни взлётной площадки заскользили назад. Какое-то время лайнер катился вперёд, затем остановился. Моторы взревели, кресла задрожали, словно массажируя пассажиров. Гул двигателей сначала уменьшился, потом изменился: сделался более сдержанным, но мощным. Обороты реактивных турбин нарастали. Аэробус словно могучий зверь собрался, приготовился, напрягся и, освободившись от пут тормозов, скакнул вперёд, вдавив в мякоть спинок сидений почти три сотни людей, набирая скорость с каждой минутой. Тряска нарастала и нарастала, а затем она вдруг сменилась покоем – воздушный океан принял в свои просторы очередного рукотворного летуна.

Спустя пару минут последовало объявление – можно отстегнуть ремни безопасности. Обед пассажирам будет подан примерно через час.

Для профессионального убийцы мой желудок должен быть куда крепче, но вы сами понимаете, что любого может укачать в самолёте: я изобразил тошноту и воспользовался гигиеническим пакетом. Правда, столь неловко, что обрызгал соседку. Она устроила истерику, чувствуя себя тем более правой, что минутой раньше я поцапался как с теми, кто сидел впереди, так и с находящими сзади. Им не понравились мои рвотные движения, не спорю, я облегчал свой желудок гораздо резвее, чем это обычно делается. Намеренно небрежно.

Стюардесса вела себя очень профессионально, но и её я довёл до белого каления. Увы, каюсь! В чём виноват, в том виноват! Девушка приложила много усилий, дабы успокоить моих соседей и уклониться от выяснения с таким неприятным и жёлчным типом, каковым себя выказал я. Ушла она, сдерживая слёзы. Внутренне я извинился перед ней, но внешне выдерживал прежний стиль поведения, назовём это так, выражал недовольство, брюзжал, цеплялся за каждое сказанное мне слово, действуя по известному принципу: вы вдоль, а я – поперёк!..

Пассажиры этого рейса хорошо меня запомнили, несомненно, кляли всеми известными им нелестными