* * *

Пролог

Ближе к обеду стало спокойнее, и воевода решил посидеть в горнице, обдумывая сложившееся положение. Отмахнувшись от старого слуги, он пошёл на свою половину и разместился в тесной комнате. Даже ему непозволительны хоромы в нынешних условиях, чего говорить о людишках попроще. Шутка ли, князь и боярин живёт с семьёй в двухэтажном теремке, по сути – избе из шести комнат. Здесь же разместились слуги, последовавшие за ним в ссылку.

Усевшись в удобное кресло, которое он привёз из самой Москвы, князь расстегнул ворот рубахи и налил себе холодного морса. Выпив залпом немалый бокал, он шумно выдохнул и хмуро посмотрел в небольшое окошко, задрапированное тканью от мошкары и прочего гнуса. Хорошо, что насекомых здесь не очень много. Иначе замучили бы людей и скотину. Говорят, что на севере просто нет спасу от вездесущих кровососов, о чём не хочется даже думать. Ещё и эта духота после двухдневного дождя. На дворе червень, или июнь, как принято называть месяц ныне. На улице стоит жара, ещё и испарения влаги буквально отнимают все силы. Такое ощущение, что ты зашёл в баню. Спасает только прохлада, приходящая вечером с Амура.

Здесь вообще очень необычная погода – зимой холодно, а летом жарко. Добавьте влажность, мешающую заживать ранам и даже высушить одежду. На самом деле место под острог выбрано удачно. Да и погода терпимая, надо просто вжиться в местные реалии. Это он ворчит по старой привычке, хотя уже три года прошло, как покинул Москву. Вон молодёжь давно освоилась и нашла в окружающей местности свои прикрасы. А какая здесь богатая природа! Рыба, дичь, ягоды, орехи и грибы – только успевай заготавливать. Однако есть здесь места и получше. Разведчики сразу занялись поиском хорошей земли под пашню и выпас скота. И надо сказать, что за два года ссыльные тут неплохо обосновались, собрали хороший урожай, да и скот изрядно расплодился. Благо воевода сразу додумался ставить деревеньки подальше от городка. Иначе всё сложилось бы гораздо хуже.

Понятно, что никто их здесь не ждал. Русских, конечно. Про ссыльных бояр и стрельцов отдельный разговор. Казаки Хабарова изрядно разорили здешний край, обозлив местное население. Кстати, первым делом князь начал мириться с дикарями. Нет, сам бы он и дальше продолжил грабить и требовать ясак, как это принято у казаков. Только Гаврилов-младший, сопровождавший опальных людишек и опирающийся на сотню солдат, очень бдительно следил за выполнением царской воли.

Самое забавное, что со временем боярин осознал пользу от дружбы с варварами. Он даже взял десятки мелких родов под свою защиту, огородив тех от нападок более сильных племён, разбойных казаков, которых они почти всех извели, и чжурчжэней – главной силой и настоящих хозяев здешних мест. Их ещё называют маньчжурами, а в России – катаями или подданными Богдыхана. Хотя местного владыку зовут хуанди, что переводится на ромейский лад как император. Но чёрт с этим хуанди Канси. Язык сломаешь, мать его!

Дело в том, что русские сейчас сидят в осаде. Они спокойно отбили первую атаку самонадеянных и спесивых лучников императора, вернее, полководца Бирюре. Тот шёл воевать, будто перед ним какие-то дикари. Только за год своего пребывания в Албазине бывший стольник и калужский воевода Михаил Михайлович Егупов-Черкасский изрядно укрепил вверенный ему острог. Помогли фортификаторы и пушки, присланные царём. Да и всё русское население края от мала до велика вооружено огнестрелом, не зная нужды в порохе. Но албазинцы всё равно охотятся луками да копьями, сберегая запас огненного боя на случай нападения.

Так вот. Пока Никитка Гаврилов рыскал по окрестным лесам, уничтожая разбойников, договариваясь с дикарями и помогая ставить деревеньки, князь занимался обороной. И труды его оправдались уже на следующий год.

Семитысячная армия спесивых чжурчжэней, которую сопровождало около пяти тысяч местных варваров, попросту полегла перед сетью фортов, выстроенных немцем Иваном Фаренсбахом. Азиаты не ожидали такого множества пушек и стрелков. После первого штурма у нападавших ещё оставались какие-то мечты о победе. Наивные. Опытный воевода, немало повоевавший с поляками и татарами, банально заманил врага в ловушку. Уж чего-чего, а сидеть в гуляй-городе ему не привыкать. Однако если у тебя в двадцать раз больше пушек, а стрельцов чуть меньше, чем лучших воинов Бирюре, которые по большей части вооружены луками, то у врага нет шансов.

Второй штурм стал последним для армии вторжения. Это было не сражение, а бойня. К чести цинцев, они не разбежались, а героически пытались спасти отступающего командующего и его гвардию. Но судьба всех нападавших была предрешена. Разве что спаслись многие дикари, которых русские постарались переманить на свою сторону. С учётом немалого количества трофеев и железного оружия, ясак больше не имеет смысла. Местные лесовики и кочевники сами тащили шкурки в немереных количествах, обменивая их на полезные в тайге товары.

А ещё они хорошо помогли во время второго нападения цинцев. Именно варвары предупредили о начале сбора большого войска для повторного похода на Албазин.

Только до этого случился весьма серьёзный конфликт между князем и Никитой Гавриловым, младшим братом нынешнего царского ближника. Это неугомонный надсмотрщик приказал казнить всех знатных воинов противника после победы русского войска. И не как-нибудь, а посадив их на кол вдоль дороги, ведущей к чжурчжэньскому городу Айгуню. И ведь не поленился спуститься на пятьсот вёрст ниже по Амуру. Ещё стрельцы, да и охотники из казаков сожгли не только два десятка поселений цинцев вдоль великой реки, но и сам Айгунь.

Благо плыли на построенных чжурчжэнями стругах, которые отбили русские. Поэтому нападение получилось стремительным, и никто из азиатов не ушёл от карающей длани бесноватого Никитки.

Более того, безумец велел отрубить голову полководцу Бирюре, поместил её в бочку с мёдом и отправил с помилованными солдатами в Бэйцзин, дабы вручить императору. Такого оскорбления не потерпит любой владыка, даже слабый. А ведь хуанди Канси к таким не относился. Ещё и правящие в огромном государстве чжурчжэни – воинственный и храбрый народ. Они сами привыкли наводить ужас на соседей, всячески их третируя и истребляя.

Ответ не заставил себя долго ждать. Купцы, которых люди князя подкупили, как только появились в Албазине, донесли о готовящемся великом походе. О чём сообщили и союзники из местных дикарей. Сам полководец Лантань – любимчик императора – получил приказ собрать большое войско и идти на дерзких лаоваев. За победу военачальнику пообещали титул главы провинции Хэйлунцзян и всех северных земель за Амуром. Сложно представить, какая это огроменная территория. Михаил Михайлович попросил Фаренсбаха примерно посчитать площадь, которую пообещали Лантаню. Получилось, что земли столько же, сколько во всей России до Уральских гор. Несмотря на малолюдность – это обширные пространства! Князю даже сложно представить подобный размах.

Да и войско император выделил просто огромное. Помимо двух десятков тысяч дикарей и всякой мелочёвки, на Албазин шло два «ци» чжурчжэней. Звучит вроде несерьёзно, но это тридцать тысяч воинов – лучников, стрелков, кавалеристов и артиллеристов. Выходит просто немыслимое количество!

Получив очередную порцию упрёков, Гаврилов просто рассмеялся и отверг все опасения князя. По его словам, надзиратель выполнял прямой приказ государя. На Востоке уважают только силу, а цинцы вдвойне, ведь они более ста лет не знают поражений и только расширяют свою державу. А ещё русские, пусть ценой собственной жизни, должны уничтожить как можно больше чжурчжэней и отстоять крепость. Мол, вы не просто ссыльные, но и смертники. Зато надсмотрщик обрадовал, что вскоре должен подойти вспомогательный отряд, зимовавший в Нерчинске. Он также привезет множество припасов. Хотя Албазин не нуждался в провизии и порохе. По крайней мере несколько штурмов выдержать вполне по силам.

Ещё Егупов-Черкасский был вынужден согласиться с тем, что армии вторжения тоже надо есть. И она не сможет топтаться под стенами крепости более месяца, ибо просто начнёт голодать. К тому же Никитка предложил отличный ход, который Михаил сразу принял. При помощи союзных лесовиков и местных казаков русские войска должны были атаковать речной флот цинцев и идущие вдоль берега войск, не давая им покоя.

Так и получилось. До Албазина добралась изрядно потрёпанная и жутко злая орда. Неугомонный Гаврилов уничтожил немало воинов императора, ещё и утопил чуть ли не половину вражеской артиллерии. При его участии многие лесовики сбежали от чжурчжэней, заодно прихватив немало провизии и коней. Несмотря на то, что враг был силён, у Лантаня не осталось пространства для манёвра. Только штурм всеми наличными силами. Русские заблаговременно вывезли из крепости женщин и детей и стали ожидать нападения.

Уж чего-чего, а сидеть в осаде им не привыкать. Если прибавить новые укрепления, ловушки, в том числе минные, то опальный Михаил Егупов-Черкасский спал спокойно. Он прекрасно понимал, что погибнет, но и большая часть императорского войска поляжет под стенами Албазина. А значит, приказ государя будет выполнен и дети князя смогут вернуться в Россию, заняв положенное им по происхождению место.

Князь мог как угодно относиться к Фёдору Алексеевичу, весьма жестокому и быстрому на расправу царю. Но опальный боярин даже не задумывался о сдаче города и невыполнении приказа. Он русский человек, посланный на край державы, пусть и лишённый чинов со званиями. Однако ему поручено отстоять этот кусок тайги для Руси-матушки или умереть, что он с честью выполнит.

Вдруг раздался тихий стук, и в дверном проёме появилась голова старого слуги Кирьяна.

– Этот пришёл, – тихо произнёс мужик.

Михаилу не надо было объяснять, что в гости пожаловал Гаврилов. Поэтому князь просто махнул головой.

Вошедший молодой и широкоплечий блондин с белозубой улыбкой был больше похож на былинного героя из сказок, нежели на душегуба и надзирателя. Перекрестившись на образа, Никитка снял шапку и сел напротив Егупова-Черкасского. Хозяин горницы указал гостю на кувшин с морсом. Тот не стал чиниться, налил себе полный бокал и жадно его вылакал.

– Проклятая жара! – крякнув от удовольствия, произнёс красавчик, и тут же перешёл к делам: – Цинцы взяли второй и четвёртый форты. Сейчас отдохнут, подтянут оставшиеся пушки и полезут на решающий штурм. Лантань даже не попросил забрать своих мёртвых и раненных. Что несвойственно чжурчжэням. Стон от сотен покалеченных стоит такой, что даже бывалых казаков со стрельцами пробирает.

Судя по довольной улыбке Никитки, его мучения раненых ничуть не волновали. Скорее, наоборот, что он и подтвердил:

– Дух вражеской армии упал. Здесь полководец совершил ошибку. Мало того, что его солдаты слышат крики страдающих товарищей, им придётся идти в наступление по их телам. Вот тут мы и преподнесём им главный сюрприз, – откровенно скалился Гаврилов. – Но сначала необходимо основательно проредить наступавших. Михаил Михайлович, порох можешь не жалеть. А после подрыва мин во фланг цинцам ударит подошедший отряд капитана Фёдора Апраксина. У него люди свежие, ещё и хорошо подготовленные. Плюс есть два десятка лёгких пушек. Такого удара никто не выдержит. А далее мы совершим новый визит к нашим друзьям в Айгунь. Надо брать крепость и окрестные городки под русскую руку, да и хабара там немерено.

– Всё у тебя выходит легко и просто, капитан. У нас же половина людей ранена и пороха всего на неделю отражения большой атаки. А если минная ловушка не сработает? Да и Апраксин твой привёл всего пятьсот человек, а чжурчжэней ещё около двадцати тысяч, – сварливо ответил князь. – И может, не будем делить шкуру неубитого медведя? И вообще, нам приказано удержать Албазин любой ценой. Зачем лезть на юг и злить Канси? Следующего такого похода мы не выдержим. У хуанди более миллиона солдат, если дознатчики не врут. Вдумайся в это число! Я как представлю, так спать не могу. В следующий раз он просто соберёт против нас сто тысяч, пусть через два года, и они просто снесут городок вместе со всеми русскими поселениями. Таким образом цинцы и Нерчинск сожгут, не подавившись.

– Ладно, открою тебе замысел государя, князь. Я же вижу, что ты не боишься, а за державу печёшься.

Лицо надзирателя стало серьёзным и вмиг потеряло свою привлекательность. «Зверь в обличье агнца», – промелькнула мысль у воеводы. Ещё он цепной пёс царя, по приказу которого перегрызёт глотку кому угодно. Оно и немудрено. Гавриловы из обычных стрельцов, пусть и старшин, скакнули сразу в высшее русское общество. Говорят, за Никитку отдадут одну из девиц Стрешневых, коли он выполнит царский наказ. Не бог весть какой род, не князья уж точно. Зато семейство это многочисленное и находится в родстве с самим Фёдором Алексеевичем. А это совершенно иной разговор. Гавриловых уже не будут воспринимать, будто обычных выскочек.

Сейчас в Москве начали складываться любопытные союзы. Многие опальные или обойдённые, но знатные роды начали присматриваться к царёвым выдвиженцам. Лихачёвы, Дунины, Гавриловы, Башмаковы вдруг стали очень привлекательны для родства. Чего говорить об Апраксиных, Салтыковых или Языковых! Только Черкасские оказались на обочине происходящего бурления.

Князь поймал себя на мысли, что задумался, и посмотрел на откровенно усмехающегося собеседника. Да, сейчас такие времена, что приходится терпеть этого хама. Но объективно Михаил сам виноват. Никого насильно в заговор против царя не тащили. Хорошо, что его не казнили, как большинство родичей. Повезло, что Егупов-Черкасский вовремя одумался. Вернее, решил переждать и не стал подбивать свой полк идти против государя. Потому и получил шанс, которым он воспользуется, даже если придётся умереть. И детей своих выгодно женит и пристроит, есть у него кое-какие мысли. Но всё это потом.