– Нет, подожди, – бормочет она, видимо решив, что уже на все согласится. – У меня сейчас инфаркт мозга случится… ты хоть понимаешь, как вообще все это выглядит? Потому что я – совершенно нет. Ты… я же тебя придумала, я нарисовала тебя. Я… я просто… как ты можешь быть настоящим? Это магия какая-то! У тебя же глаза Клинта Иствуда, ты знаешь? Да я этот торс, кубики эти вот самые сама рисовала… вот эти вот прям… кубики. Да что же это, черт возьми, происходит?!

Какая же она смешная. Всю эту ерунду помнит. Ну не выходит у меня не улыбаться.

– Да, ты постаралась, не могу это не признать, но каково исполнение, а? Голос. Манеры. Грация, – шепчу ей нежно, показательно скользя руками по собственному телу. – Я всегда был хорош! Впрочем, кое-что мне пришлось додумать самостоятельно. Хочешь посмотреть?

Рубашка сползает с плеч, опускается на поясницу и повисает белым украшением на бедрах. Для полноты картины мне остается положить руку на возбужденный член, чтобы она уже поняла, какое сокровище ей досталось.

Как маленькая, краснеет еще больше. У нее уши такие, что кажется вот-вот загорятся. Глаза руками закрывает. Бормочет что-то, как будто не она придумала это тело. Член мне и правда пришлось придумать самому… Ох! Но вот то, как она попыталась натянуть на меня рубашку, было почти обидно. А ведь я красивый, я точно это знаю!

– Стой, не надо. Оденься, пожалуйста. Боже… ну, за что мне это. Я все жду, что кто-нибудь выскочит из-под кровати и скажет, что это розыгрыш, – бормочет, жмурится и отворачивается, явно боясь увидеть лишнего.

Она может и голого мужчину еще ни разу не видела? Вот это будет поворот. Ничего, со мной скоро налюбуется.

– Хорошо. Думай, Алиса, думай, – говорит она себе, расхаживая по комнате, оставив меня стоять в недоумении, точно скульптуру Микеланджело на сельскохозяйственной выставке. – Если нельзя найти чему-то логическое объяснение – значит нужно смотреть шире. Хорошо. – Вздыхает, заламывает руки, нервничает, трёт глаза, явно не верит в мое существование, бедная.

Хочется взять ее за волосы, жестко накрутить их на кулак и притянуть к себе, чтобы прошептать прямо в раскрытые мне навстречу губы – «Ну, чего же ты ждешь, хватит думать!». Хватит мучать свою бедную мышиную головку, иди сюда, потрогай, ведь вот он я, весь твой – стою, как божество, готовое одарить тебя своей благодатью. Нужно только протянуть руку и все наслаждения мира станут твоими!

– Шире, – задумчиво изрекает она вместо этого, стараясь и вовсе на меня не смотреть, – значит нужно искать кому выгодно? Да! – И, наконец, обращается ко мне – Просто скажи, что тебе от меня нужно?

Да еще зыркнула с таким вызовом, что я едва не пискнул. О, да… таких ярких эмоциональных волн я давно не видел. Все горит от ее сомнений. В последний раз так меня кормили только монашки во времена средневековья! Но и они потом стонали подо мной прямо у ног своего бога…

– Мне от тебя? – все же меня и правда это удивляет. Вообще, «нужно» должно быть ей, но в итоге возбуждает все это именно меня. – Дорогая моя ласточка, конечно же, любовь? Что еще может быть нужно мне от такой обольстительной женщины?

В моем шепоте почти нет лжи, что случается крайне редко. Я действительно хочу заполучить ее расположение во всем его великолепии – влажное, горячее и открытое только для меня. Хочу быть ее первым, хочу быть ее страстью, ее наваждением…

– Ой, давай вот без этого! – вдруг воскликнула она, отмахиваясь от меня, как от назойливого идиота.

Это уже обидно. Неужели она совсем не верит, что может кого-то интересовать.

– Почему же? – спрашиваю, пытаясь выискать новые слабости, а сам медленно подхожу, чтобы оказаться как можно ближе и ласково обнимаю ее за талию. Обычно это работает, а мой шепот должен выбить из нее остатки здравомыслия. – Неужели ты еще не поняла, что действительно меня возбуждаешь? Нет? Тогда можешь потрогать, было бы глупо не поверить очевидному.

Она смущенно прячет глаза, но уже не бежит, а я смеюсь в душе, ловлю ее холодную от волнения ладошку и кладу поверх штанов на собственный член, чтобы она могла хорошо ощутить его размер. Детка, ты наверно не знаешь, но таких ты вряд ли еще увидишь, лови момент!

Да, она явно не понимает от чего отказывается! Одернула руку, отшатнулась, да так зло посмотрела, что я обомлел. От восторга, конечно! Да, детка, еще пару таких волн и я просто кончу от переизбытка твоих сладких эмоций!

– Дом родителей в залоге, а с моей квартирки ты за свой феррари не заплатишь, – заявила она с таким вызовом, словно все про меня поняла.

Нет, мышонок, ничего ты не понимаешь и это хорошо.

– Ламбаргини, милая. И вообще, моя дорогая нищебродка, – говорю ей, смеясь, – мне не нужны твои деньги, бери выше, дальше, глубже, в конце концов. Да… глубже – правильное слово.

Делаю к ней шаг и вжимаю ее в стенку, чтобы уже не сбежала, не увернулась, а рассмотрела и ощутила всю серьезность моих намерений. Прижимаюсь к ней всем телом и с упоением провожу кончиком языка от ключицы к уху, буквально слизывая ее волнение. Вкусная. Хочу еще! Хочу всю, без остатка!

Нет, не понимает – дернулась, пытаясь отстраниться, уперлась холодными ладошками в мою грудь и оттолкнула. Глупенькая, ведь если я захочу, ты никогда не сможешь меня остановить… Ну ладно, поддамся. Чуть отстраняюсь, чтобы ты снова смогла отбежать, но разве это спасет тебя? Раз, два, три, четыре, пять, я найду тебя опять…

– Так, все! – заявляет мне с такой решительностью, словно готова воевать. – Это зашло слишком далеко. Если ты сейчас же не перестанешь я… я выбегу туда и скажу, что ты пытаешься меня силой взять. Думаешь, папе и братьям будет после этого дело парень ты мне или нет?

Молодец, придумала угрозу. Смотрю на нее и радуюсь, так она старается, еще и отступила с таким тяжелым вздохом, что я едва не застонал от удовольствия.

– «Ты-ты», – насмешливо бормочу я, прокручивая в голове ее слова. – Я уже подумал, что ты готова кончить, если я не остановлюсь. Жаль, мышка, жаль, что ты решила дурачиться. Но я большой мальчик, могу и уступить. В этот раз.

Да, впервые говорю о жертве, думая о себе самом, и меня это радует. Подобной игры у меня давно не было. Раз уж она хочет растянуть мое удовольствие – я только рад.

Отступаю, опускаюсь в кресло, как истинный владыка чужих сердец, закидываю ногу на ногу и замираю.

Стоит, смотрит. Что, детка, я хорош? Знаю, что хорош. Голый торс, шелк рубашки, узкие штаны, которым не скрыть мой напор и решительность поиметь эту мышку во всех позах, доступных человеческому телу. Ты ведь все видишь, все чувствуешь и хочешь точно так же, как хочу этого я, но тебе проще накормить меня эмоциями, вкусом своей борьбы и страсти. Ничего, с таким лакомством я готов подождать, даже сделать условия у игры совсем иными.

– Я тебе нужен, – уверенно вспоминаю все фото с ней и Ильей и окончтельно не сдерживаюсь. – Хочешь пари? Через месяц ты будешь моя и сама захочешь, чтобы я тебя трахнул.

– Ага, вот ты и прокололся, – вдруг обрадовалась она. – Я уже готова была поверить, что это какая-то реальная магия. Но я бы точно не придумала себе настолько самовлюбленного сукиного сына. Илья Краснов не такой, у него, чтоб ты знал, принципы… он.. он…

– Я лучше твоего Ильи, это же очевидно, – перебиваю ее, почти злясь. Кажется, я ее немного ревную к образу, который она сама себе придумала. – Я совершенство, а он всего лишь смертный!

Неужели она не понимает, что не могла придумать ничего совершенного, потому что просто смертна и глупа?

– Хорошо, – шепчет она совсем серьезно. – Пари – говоришь? Давай пари, иначе же ты не отвяжешься? Но у меня есть условия. Боже, это что, серьезно со мной происходит?

– Так, не отвлекайся, какое там у тебя условие, крошка?

Говорить, что я не отвяжусь, даже не собираюсь. Такое лакомство я ни за что не оставлю!

– УсловиЯ! – строго поправляет она, а я уже представляю ее в латексе с плетью. Из нее была бы неплохая госпожа. – Во-первых, ты не лезешь ко мне, не трогаешь меня, если я сама тебя не попрошу. Во-вторых, весь этот…

Она запинается, красноречиво окидывает меня взглядом, вздыхает с сожалением. Я же говорю, ты меня хочешь! Но нет – она не может признаться, отворачивается и строго продолжает:

– Весь этот бред только между нами. Я не хочу загреметь в психушку… а вдруг я уже там, господи. И в третьих, если через месяц я выиграю, ты смоешься из моей жизни, будто тебя и не было. Хотя тебя и так нет… В общем, я придумаю, что сказать родителям.

– Легко, – соглашаюсь я, махнув рукой. Она ведь так старается, разве могу я ей отказать, когда она так фонтанирует своими страстями. – Я даже подарю тебе свой ламбаргини перед уходом. И да – я настоящий. Стоит мне выйти на улицу и вокруг меня тут же соберутся все течные шлюхи этого захолустья, хочешь покажу?

Мне кажется это забавным, а она злится еще больше.

– Чудесно, так почему бы тебе не сделать это прямо сейчас? Я то тебе зачем? Алло!

Я почему-то начинаю злиться в ответ, хотя обычно не порчу красивые губы злобным оскалом, но она этого даже не замечает, продолжая свое:

– Не знаю что на самом деле у тебя на уме, но ты этого точно не получишь. Что, мне теперь надо где-то кровью расписаться или пойдем к нотариусу?

Она когда серьезная – злиться на нее не получается. Хмыкнул, улыбнулся, делая вид, словно действительно раздумываю над способом закрепить наше соглашение, а потом торжественно протянул ей руку.

– Так и быть можешь ее поцеловать, – говорю ласково, – в знак согласия с моим могуществом. Твоя решимость меня очень заводит.

И я не шучу, но она кривится. Ей это не нравится. Почему это так сильно меня вдохновляет?

– Это правда необходимо? – спрашивает, с таким отвращением на меня глядя, словно я ей предложил поцеловать задницу.

Ничего, когда-нибудь поцелует и не только руку, сама и с удовольствием, но ее серьезность сводит меня с ума. Неужели она совсем шуток не понимает. Надо было заставить ее подписать договор на крови и сделать своей рабыней. Она бы целую вечность потом шипела, что я козел, но латекс и пара зажимов для сосков спасли бы ситуацию.

Как представил, так сразу расхохотался.

– Алиса, ты такая наивная, – говорю ей искренне. – Настоящая жертва для любого демона. Нет, так и быть ты можешь меня не целовать. Я просто хочу твоих эмоций и твою душу, мне нравится играть с дурехами вроде тебя, так что давай, придумывай план защиты от моего величия. Да, ты девственница и не знаешь, что такое настоящая страсть, но я не верю, что ты не считаешь меня крутым.

– Значит по рукам? – устало спросила она, явно пропустив всю мою речь мимо ушей.

– По рукам, – соглашаюсь, стараясь скрыть легкое разочарование. – Я бы пожал твою лапку, но мне же теперь нельзя к тебе прикасаться, так что…

Мне хотелось продолжения игры, а она к ней явно теряла интерес. Перепила, что ли? Ничего, сейчас сделаем вечер теплее. Я снова начинаю раздеваться. Моментально сбрасываю ботинки, рубашку, неспешно расстегиваю штаны, а она, зараза, не смотрит! Закрывает лицо руками и отворачивается. Вот же коза!

– Значит договор, – говорит она мне очень серьезно и отворачивается. – Хорошо. С этим можно жить.

Я замираю. Она скидывает покрывало с кровати, прячется под ним и переодевается там. Наивная, она правда думает, что я ничего не вижу и не могу оценить всю сексуальность ее шортиков? Ладно, ладно, пусть так думает. Наивная моя малышка.

Переоделась, нырнула под одеяло и, кажется, собралась спать. Серьезно, со мной? Почти без штанов?!

– Даже не поцелуешь меня на ночь и не взглянешь, как я собираюсь приласкать себя, глядя на твою округлую попку? Ее контур хорошо рисует это покрывало.

Я надеюсь на ее эмоции, стягиваю штаны, шлепаю по животу резинкой трусов. Давай, детка, реагируй!

Она не делает ничего, только сопит. Это как? Неужели уснула? Не верю! Подхожу, смотрю – точно спит! Как же так? Я так разозлился, что захотелось запустить руки под одеяло и скользнуть пальцами в ее шорты – нечего спать, когда у меня такой стояк от твоих фертелей! Но вспомнил, что обещал ее не трогать и только фыркнул.

Ладно, слово есть слово, даже если дал его Красный змей. Спи, а я даже в сон твой не полезу, не стану тебя трогать, но на – полюбуйся, как я любил других… посмотрим на тебя утром.

Довольно хмыкнув, я разделся. Люблю спать нагим, впрочем, вру – люблю быть нагим всегда! Ведь спать я и вовсе не могу.

Лег на пол, чтобы случайно к ней не прикоснуться, закрыл глаза и начал представлять женщин в моих объятьях. Нужно выбрать верные воспоминания, пусть поймет силу моей любви, глупая мышка, возомнившая себя ласточкой.