© Александр Теущаков, 2022

ISBN 978-5-0056-6299-6 (т. 1)

ISBN 978-5-0056-6300-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

МЯТЕЖ
Исторический роман
Часть 1. Колыванское восстание

Глава 1

Власть в стране захватили большевики

В давние времена, когда Сибирью правил хан Кучум, там, где протекала Обская старица, за высокими холмами, поросшими соснами и кедрами, на правом берегу возле реки небольшим числом расположились татарские юрты. Минули века, прежде чем наравне с исконными жителями русские поселенцы заимели права и дали этому месту тюркское название – Каштак. Только в середине девятнадцатого столетия в Обь-Томском междуречье образовалась деревня Каштаково. Какая фамилия стала родоначальной в Каштаково, выяснить трудно, но местные старожилы, пользуясь прежними данными, утверждали, что одними из первых были Саркуловы, Теущаковы, Бетенековы, Садкины…

Егор Тимофеевич Саркулов считался в деревне Каштаково зажиточным крестьянином, его предки поселились рядом с Обью еще в прошлом веке. Постепенно прибывали новые люди и к 1914-у году, в Каштаково уже насчитывалось около семи десятков дворов, где проживало более трехсот человек. Каждая семья имела свое хозяйство: дом, скотину и какой-нибудь приработок. Кто-то занимался охотой, рыбалкой, заготавливал сено, а кто-то, добывая пушнину, свозил ее в волость или губернию и продавал купцам.

Егор к тому времени владел артелью по переработке пихты и, методом выпаривания лапника, добывал масло. Помимо этого промысла, постепенно приобщался к шорному ремеслу. Осваивая новое производство, Егор специально ездил на левый берег Оби в городок Колывань и брал уроки шорного мастерства, а через некоторое время уже сам изготавливал кожаные изделия: ременную упряжь, седла, уздечки. Когда дело пошло и стало приносить прибыль, пригласил несколько мужчин и организовал товарищество. Егор и напарники самостоятельно дубили кожу, и никому не доверяли это важное дело. Спрос на изделия вырос и некоторые колыванские мужики сами приезжали к Егору за товаром. Естественно, после дела, пошедшего в гору, мужчины в товариществе стали хорошо зарабатывать.

Подрос сын Миша, единственный ребенок в семье Саркуловых и после учебы в городе, вернувшись в деревню, приобщился к отцовскому ремеслу. Поначалу Егор возил товар на базар в НовоНиколаевск, иногда выбирался в Томск, но когда среди коневодов прошел слух, что его шорные изделия не только красивы с виду, но и добротны, предложили сдавать партиями в Колывань, где устроилось немало людей, занимающихся ямщиной.

Некоторые каштаковцы завидовали состоятельному Егору, ведь не у всех крестьянин мозги работали правильно и руки были «заточены» под нужное дело. Отдельные мужики, вместо того, чтобы трудиться, пили самогонку, ленились обрабатывать свои наделы и засеивать их культурными растениями. В сравнении с некоторыми односельчанами в небольшой семье Саркуловых ленью не страдали, все принимали участие в успешном процветании семейного дела. Помогали друг другу и родные братья Егора, живущие со своими семьями в соседних дворах.

Все бы продвигалось хорошо, не дойди до Сибири тревожная весть о войне, объявленная Германией России. Европа содрогнулась от столкновения двух коалиций. Эхо войны докатилось и до сибирской деревни, в которой прошла мобилизация мужского населения. Через полгода призвали в армию Саркулова Егора и его сотоварищей. Оставив обе артели на родного брата Петра-инвалида и пятнадцатилетнего сына Михаила, Егор отправился на войну защищать интересы царской России.

С далекого фронта письма приходили редко, а потом совсем прекратились. О Егоре известий не было. В село Вороново и деревню Могильники возвращались солдаты, покалеченные на войне, но никто не слышал о Саркулове.

И вот однажды в 1917-м году с левобережного села Вьюны, приехал в Каштаково бывший солдат, ставший инвалидом по ранению, он и рассказал семье Саркуловых, как они с Егором бежали из германского плена и растерялись по дороге домой.

События в действительности обстояли так: в 1916 году Егор был ранен в бою осколком от снаряда, ему повредило левое бедро. Саркулова, будучи без сознания, немцы пленили. После того, как Егора подлечили в госпитале, с пленными русскими солдатами повезли вглубь Германии в грузовом вагоне, предназначенного для перевозки скота. Немцы набили в вагон столько людей, что приходилось ехать стоя и сидеть попеременно. Чтобы прилечь, даже не могло и быть речи. Уборной в пахнущем от навоза вагоне не существовало. Пленные приспосабливали для такого дела старые ботинки, сапоги, фуражки, которые выбрасывали в зарешеченное окошко. Кормили солдат на остановках в основном сухим пайком и поили водой. Прибыли на место и при отсутствии условий первое время проживали в землянках, которые сами же и рыли. Затем пленных солдат стали перевозить группами в лагеря с различными режимами.

Сначала войны прошло два с половиной года и Егору в какой-то степени повезло, потому, как в Германии в 1915-м году среди военнопленных прошла эпидемия тифа, унесшая множество жизней. Спустя время условия для пленных изменились в лучшую сторону, им разрешили работать и таким образом зарабатывать себе на пропитание. Но отношение российского правительства к своим пленным оставалось быть лучшим, солдат и офицеров, сдавшихся в плен, приравнивали к предателям. Но Егор попал в плен, находясь без сознания. В таком случае его должны были реабилитировать, однако по вине военного руководства, он угодил в список людей, пропавших без вести. В создавшейся неразберихе семья Егора лишилась выплаты за утерю кормильца.

Распределяя пленных русских солдат, немцы направили Саркулова на сельхозработы. Усадьба зажиточного крестьянина, куда попал Егор, находилась в нескольких милях от лагеря. Хозяин оказался не злобный, деловой и определил Саркулова на конюшню управляться с лошадьми. Работал Егор исправно, жалоб никогда не имел, был трудолюбив, послушен и получал за свой труд положенные деньги с вычетом за пропитание. Познакомившись с бытом и большим хозяйством немецких крестьян, Егор втайне позавидовал, что на родине в своей деревне мало таких хозяйств, да и устроены они были совсем по-другому.

Как-то раз, проходя мимо кирпичного строения, Егор увидел через открытые ворота, как работники ловко изготавливают шорные изделия. Заметив русского, один работник пригласил Егора подойти. Скудно владея немецким языком и жестикулируя, Егор объяснил, как в далекой Сибири, в деревне, у себя в хозяйстве он тоже производил такие же изделия. После общения работник предложил хозяину проверить Саркулова и его приставили к мастеру помощником.

По нраву пришлась Егору европейская жизнь, даже закрадывалась шальная мысль, остаться в Германии, но забыть и бросить родственников и родную деревню Каштаково, не мог, душа болела, рвалась на родину.

Однажды Саркулов поехал с хозяином в большой город и случайно встретился с соотечественниками одетых по гражданскому. Начальство разрешало пленным ходить в одежде невоенного образца, но в 1917-м году вменили строгие правила, чтобы каждый носил на рукаве белую повязку. Знакомясь с пленными русскими, Егор крайне удивился, среди них был Федор Ложников его земляк, родом из Сибири, только с левобережья Оби и проживал в селе Вьюнском. От русских пленных Саркулов узнал неприятную новость, что царское правительство категорично относилось к солдатам, добровольно сдавшимся в плен, обмену или возврату они не подлежали, а доказать свою невиновность, что попали в неволю без сознания, многие не могли. Необходимо было ждать окончания войны. Но ходили слухи, что солдаты и офицеры, бежавшие из германского плена и вернувшиеся на родину, приравнивались к героям. Ложников перед расставанием намекнул Егору, что есть возможность в ближайшее время вернуться на родину и Саркулов, не раздумывая, согласился.

В очередной раз, когда хозяин послал Егора в город, он встретился со своими знакомыми и в составе группы из шести человек, они покинули город и бежали на восток в далекую Россию.

Тревожные события февральской революции застали Егора еще в Европе, когда они с земляком Федором Ложниковым тайно пробирались до родины. Наконец, они пересекли линию фронта, и попали в расположение своих войск.

Среди российских военных отсутствовал порядок и дисциплина, русские бойцы митинговали, офицеры уже не имели авторитета и не влияли на своих подчиненных. В армии создавались солдатские комитеты. Большевистские агитаторы призывали солдат отказаться воевать и возвращаться домой. Подхваченные революционной волной, Егор и Федор, как и многие солдаты, направились на восток и оказались в тревожном Петрограде. Походив на митинги и, не совсем понимая, к какому результату ведут страну разные пропагандисты, земляки решили вернуться домой, там их присутствие и помощь родным семьям, было нужнее.

Чем дальше Саркулов уезжал на восток, тем больше убеждался, что положение в тех или иных губерниях было устойчивей и спокойнее, на местах все еще действовала прежняя власть. Губернии и волости еще не затронул Питерский переворот, организованный большевиками. Но слухи, а за ними и действия постепенно охватывали европейскую часть России. Уже не остановить было революционный подъем граждан, подхваченных февральскими событиями. Безвластие и хаос с каждым днем распространялись за Урал, заполняли Сибирь и катились на восток страны. Особенно такое положение ощущалось на железнодорожных станциях, заполненных людьми: солдатами, возвращающимися с фронта, гражданами, переселяющимися с западных территорий. Переполненные вагоны, давки на перронах перед отправлением очередного поезда. Все это постепенно вошло в жизнь Егора и его спутника Федора, они превратились в вынужденных путешественников. За время, пока бежали из плена, толкались в беспокойном Питере и ехали домой, они стали друзьями. Сроднились, так сказать, душой и мечтали по приезде в родные края наладить совместные дела.

После затянувшихся дождей, резко ударили холода и люди, одетые по-летнему, стала натягивать на себя зимнюю одежду. На крупных вокзалах и небольших станциях творилось невообразимое: мужчины, парни в военных шинелях и папахах, спеша уехать на Восток, бродили целыми толпами и когда объявляли отправление поезда, беспорядочно осаждали вагоны. Кто пытался пролезть через тамбур, кто-то влезал через в окно, а кто пытался устроиться на крыше… Но зимой на крыше вагона далеко не уедешь, потому отчаянных смельчаков находилось очень мало. Кроме всей этой сумятицы на станциях промышляли шайки воров, не успеет кто-нибудь отвернуться или зазевается, как баул с вещами «уплывал» в неизвестном направлении. На толкучках, организованных стихийно, люди обменивали вещи на продукты, имеющиеся драгоценности на зимнюю одежду. Соль к тому времени поднялась в цене и стала разменной «валютой» во всех сделках.

Отъявленные мошенники и воры, хорошо изучив различную публику, «обстряпывали» дела за счет беспомощных женщин, едущих с маленькими детьми. При посадке в вагон к женщине подходил опрятно одетый молодой человек и предлагал помощь. Сначала он подсаживал в тамбур женщину, затем предавал ей ребятишек, а затем уже вещи. При этом высматривал баулы, чемоданы, саквояжи и, как только дело доходило до предполагаемой ценной поклажи, резко хватал ее и «ныряя» под вагон, скрывался.

На коротких остановках поезда, некоторые спешили на станцию набрать кипяток и старались вернуться в вагон. На одной из станций, Федор Ложников побежал за кипятком в здание вокзала и не успел к отходу поезда. Дальше Саркулов продолжал свой путь без земляка. На одной из станций, когда задержали паровоз, наполняя его углем, объявили о продолжительной остановке. Егор обратил внимание на молодую, красивую женщину. В одной руке она держала большой чемодан, а на другой маленького мальчика, совсем еще ребенка. Она металась по перрону от одного пассажира к другому, упрашивая помочь ей сесть на поезд. Егор, не раздумывая, с трудом опустил оконную раму и крикнул женщине:

– Гражданочка, идите сюда. Сначала малыша подайте, затем вещи, а потом сама. Я затащу вас в окно, через тамбур вы не пройдете.

Приняв в окно двухгодовалого мальчика, Егор передал его соседу по лавке и, затянув чемодан с вещами, крепко ухватил женщину за руки и потащил в окно. Пока протаскивал, снаружи женщину кто-то схватил за ноги. Отбиваясь, она громко закричала:

– Пусти окаянный, чего вцепился?!

Егор не сразу понял, что случилось, думал, что слова женщины адресованы ему, но, когда она очутилась внутри вагона, бросилась к окну и закричала:

– Люди, вора держите, он с меня валенки снял!

Пассажиры, сочувствуя, покачивали головами и от безысходности разводили руками. Вот так действуют ловкие воры, как только предоставляется любая возможность, что-то украсть, они появляются неожиданно.

Поезд тронулся и стал медленно набирать ход, а бедная женщина, приняв ребенка на руки, со слезами на глазах присела на скамью. Егор с досадой ударил себя кулаком по коленке и, тяжело вздохнув, сочувственно спросил:

– У вас есть еще, какая-нибудь обувь?

– Нет, – всхлипывая, ответила женщина, – по дороге сапожки выменяла на продукты.

– Да, гражданочка, не повезло вам, без обувки никак, – сожалея, сказал Егор, но глядя, как она прячет под длинной полой платья озябшие ноги, сжалился и полез в свой вещевой мешок. Порывшись, достал солдатские ботинки.

– Берите, голуба, одевайте, хоть и летние ботинки, зато ноги не заморозите.

В ответ она благодарно кивнула и, опустив малыша на пол, принялась натягивать ботинок на ногу.

– Погодь, возьми вот, – солдат, сидевший на лавке напротив, протянул женщине портянки, – бери, бери они стиранные, а то в одних чулочках пальцы быстро скрючатся.