Остров Ша.

От соавтора.

Наметилась острая необходимость объясниться, дабы у достопочтенного читателя не возникло недоумения или , боже упаси, раздражения.

Ну, в самом деле, что это за «лейтенант Эф», «остров Ша», да ещё в придачу с «боцманом Эбёнсом»?! Мы в какой-нибудь Шотландии, что ли, или на другую планету залетели с дружеским визитом?

На эти справедливые вопросы, авторский коллектив в лице, ох, как давно не лейтенанта, а просто гражданина Ф.( или всё-таки лучше сказать: Эф) и меня, его соавтора, просит принять искренние заверения в том, что никуда с нашей планеты отлучаться не собирался, а остров Ша относится к исконным, русским землям. Касательно же , боцмана, спешу сообщить, что глупейшее прозвище прилипло к этому достойному моряку, по причине своеобразия его манеры изъясняться и по дурости сослуживцев.

Но войдите, и Вы, дорогой читатель, в щекотливость положения авторского коллектива. Ведь, понятно, что остров, по которому в рабочее время слоняется лейтенант, к слову сказать, не самого геройского вида, безусловно, имеет отношение к обороне. А при таком раскладе, уж извините, это попахивает военной тайной. А если кто не знает, что это такое, пусть поинтересуется у старших товарищей, которые пуганные и в своё время давали подписку о не разглашении. Поэтому, приходится использовать лёгкий шифр: «Ша» и многозначительная точка.

К тому же, у военных всё пронумеровано, прошнуровано и прикрыто маскировочной сеткой. И вполне можно допустить, что и данному острову присвоили какой-нибудь инвентарный номер. Что-нибудь, вроде: «Остров Ша 19 дробь 85», а то ещё какой-нибудь «бис» в конце прилепили. И если переносить на бумагу всю эту туманную цифирь, то произведение или, даже сказать, повесть, станет отдавать трактатом, как плохое вино уксусом. Чего, авторскому коллективу хотелось бы избежать.

Кстати, о коллективе авторов. Судьба свела меня с Эф, в одной коммерческой конторе, где мы с ним убивали рабочее время, деля кабинет пополам. Предприятию, явно покровительствовали небеса, иначе объяснить, почему оно не прогорело, даже не по вине кризисов, а по изобилию внутри корпоративной дурости, будет сложно.

Но завхоза Эф, эта тихая заводь в штормовом океане доморощенного бизнеса не устроила, и он написал заявление по собственному желанию. При этом, философически заметив, что данное закрытое акционерное общество похоже на приют для притихших неврастеников под предводительством буйно помешанного идиота.

Сразу после написания заявления, Эф принялся освобождать стол от лишних бумаг, или, как он выражался: «окаменевшего говна».

Вот тогда, мне и попалась на глаза стопка пожелтевших от времени разнокалиберных страниц, в синей папке ещё советского производства. С разрешения Эф, я просмотрел несколько листов из этой пачки, а потом попросил не выбрасывать эти бумаги, а оставить их мне на память.

Он усмехнулся в свои рыжие усы, и сказал, чтобы на причитающуюся ему часть гонорара от публикации, я установил бюст автора на его бывшем рабочем столе. В качестве материала для памятника, Эф указал на клееный брус, которым тогда занималась наша, богоугодная контора.

Перечитав записки, я убедился, что автор не стремился к сохранению архивной точности событий. На это указывали фейерверки ненормативной лексики и галерея похабных рисунков . Иллюстрации к тексту демонстрировали запущенность полового вопроса в жизни Эф, в пору его пребывания лейтенантом на острове Ша, и привести их здесь, не представляется возможным.

На прощание Эф сказал, что лейтенантом он был дрянным, служил на корабле, мягко говоря, чудаковатом, и его, по сути, юношеские замечания могут бросить тень на людей истинно флотских, чего бы ему, на склоне лет, не хотелось.

Поэтому, если мне всё-таки удастся найти достойный литературный эквивалент его матерщине, то он просит его фамилию на обложке не указывать.

Относительно же имя – отчества разговора не было, поэтому , со всем моим почтением, позвольте отрекомендовать: лейтенант Константин Игоревич Ф.

Или всё-таки лучше будет: Эф.

Глава 1. Кукуруза.

Пейзаж подсказывал, что край земли где-то совсем рядом.

Сколько хватало глаз, титанические гранитные валуны, меланхолично выступающие из тёмных морских вод, были скупо разбавлены хилой зеленью заполярного августа.

И если у земли есть попа, то она вполне могла быть деликатно прикрыта этими двумя островами, названия которых шкипер обозначил, как Зелёный и Медведь.

То, что этот дед «дежурный шкипер», лейтенант Эф узнал минуту назад и теперь старался спрятать своё недоумение, поскольку образ «шкипера» никак не хотел сочетаться, с потрёпанным брезентовым макинтошем этого старикана, и метлой, которой он подметал аппарель плавучего причала.

Романтический ободок образа шкипера, продуваемый всеми ветрами с полотен художника Айвазовского, таял, как пломбир на солнцепёке. Картины этого великого мастера висели на стенах парадного коридора училища, из которого Эф имел честь выпуститься месяц тому назад. Знаменитый маринист подарил свои работы морскому училищу, построенному ещё в Санкт-Петербурге, но волею судеб, оказавшемуся в Ленинграде.

Но Константин Иванович Айвазовский родился в тёплой Феодосии и любил южные моря, а Константин Игоревич Эф прибыл, для дальнейшего прохождения службы, на море Баренца, где брезентовый макинтош в августе самое то. А метла, в руках деда, лишь подчёркивала бескрайность его должностных обязанностей, которые не были стеснены рамками функций шкипера, а простирались до забот сторожа и даже дворника. Ведь, привязанная к причалу плавмастерская, была единственным признаком человеческой цивилизации, в обозреваемых земных окрестностях.

– А катер с острова Ша сюда приходит?

– Летом сюда, зимой в Видяево. Здесь, зимой всё замерзает.

– А когда будет?

– Вы удачно подошли. Думаю, скоро появится из-за тех островов.

В глазах шкипера тлели ироничные угольки, те, что проглядывают у человека, прошедшего суровую школу жизни, и сподобившегося избежать отсидки второго года в каком-нибудь из её классов.

Но шкипер не позволял «уголькам» разгореться, хотя блестящая мишура парадной формы лейтенанта на фоне нелюдимого гранита располагала к изящному юмору.

Он, кивком, поблагодарил за предложенную сигарету и , рассмотрев её название, уточнил:

– Московская?

– Да… Я в Москве в отпуске был, у родителей.

– И как столица?

– Перестройка… – пожал плечами Костя. Шкипер понимающе кивнул.

Новый рулевой державы так часто произносил это заклинание, и так безобразно много словоблудствовал по поводу «перестройки» с экрана телевизора, что граждане стали понимать друг друга без слов.

– За водкой очереди, как в мавзолей.

Из теперешней жизни столицы Костя выхватил главную, на его взгляд, примету.

Тут, Эф, что называется «ради красного словца» наотмашь рубанул гиперболой. Всё-таки, в покои Ильича очереди походили на крепостную стену, а в вино-водочные отделы продовольственных магазинов , всего лишь, на лёгкий штакетник вокруг шести соток дачного счастья.

В позапрошлом году, курсант Эф, в числе прочих участников ноябрьского парада на Красной площади, посетил мавзолей, для чего «крепостная» очередь была заблаговременно раздвинута милицией.

Как и всякое подземелье, пристанище вождя победившего пролетариата, радовало лишь на выходе. Приглушённое освещение, подчёркивающее восковую желтизну лица Ильича и изобилие голубых погон с буквами «ГБ», наводило на размышления о дизайне в настоящей преисподней.

Шкипер покачал головой:

– Нет, у нас очередей нет.

– Водка свободно стоит на прилавке?!

– Нет, водки тоже нет.

– Понятно.

– У нас талоны. Пока только на водку. Но я думаю, это только начало.

– Почему вы так думаете?

– Потому, что всё это уже было.

– Что «всё»?

– Лупились в дёсны с братьями-американцами, потом резали армию и флот, пустые прилавки магазинов… Разница лишь в том, что у тогдашнего реформатора на лысине была бородавка, а у теперешнего – пятно.

Новенький, блестявый, как обёртка от шоколадной конфеты лейтенант, два месяца назад сдавший государственный экзамен по «Научному коммунизму», обернулся, словно желая убедиться, что у гранита нет ушей, на подобии тех, что присутствовали у стен с шедеврами великого Айвазовского.

Но сопки хранили тысячелетнее безразличие, и Эф снова достал пачку столичных сигарет. Шкипер закурил и добавил:

– Правда, при Никите ещё кукуруза была.

– Какая кукуруза?

– Обыкновенная. Поехал Никита Сергеевич в Америку. Встретили его, как родного. Зять Никиты, редактор центральной газеты, написал по этому поводу в-о-о-т такую книжку – шкипер развёл руки, как это делают рыбаки, рассказывая о своих трофеях.

– Граф Лев Николаевич, если бы увидел толщину фолианта, расстроился бы до слёз. Ну, и очень Никиту кукуруза впечатлила. Он ведь сельский малый был, как и нынешний мудозвон.

При столь ёмкой характеристике главы государства, Эф повторно пристально оглядел гранитные стены.

– Лейтенант, чего ты всё оглядываешься? Не бзди, там дальше, только тюлени.

Шкипер элегантным щелчком отправил окурок в насупившиеся волны моря командора Баренца, и не торопливо, уже не стараясь притушить ироничные угольки в своих глазах, перевернул следующую страницу собственных мемуаров:

– Ну, и стали сажать по стране кукурузу, как в песне: «От Москвы до самых, до окраин». Слышал такую песню? Я в то время был председателем здешнего колхоза. Богатый, между прочим, колхоз был. Звонят из обкома партии: будешь кукурузу выращивать, готовься принимать саженцы. Я говорю, а ничего, что мы за Полярным кругом находимся? Меня т-а-а-ким матом обложили, что я в щель забился, и сижу не чирикаю. Эти саженцы до Мурманска железнодорожными составами везли! Объёмы представляешь? Получил саженцы, вместе с которыми приехал яйцеголовый дядя из Москвы. Доктор наук. И рассказывает этот дядя, что климат нашего Кольского полуострова для американской кукурузы, как родной, а может ещё и лучше.

– И что, посадили саженцы?

– А то! По шкерту вымеряли! Чтобы ровными квадратами было, как в Америке. Яйцеголовый всё переживал по этому поводу. Потом этот учёный-аграрий уехал, и на следующее утро ударили заморозки. И все эти квадратные поля отправились к…