Глава 1. Донецк, 2025 год

Солнце садилось за бетонные многоэтажки, окрашивая небо в грязновато-розовый оттенок. Я стояла у подъезда, прижимая к груди папку с нотами – сегодня Аня впервые сыграла этюд Шопена без единой ошибки, а Лера спела арию так, что у меня мурашки побежали по спине. Они топтались рядом, перешептываясь о чём-то смешном, их голоса звенели, как капли дождя по оконному стеклу.

– Вы обе станете великими, – сказала я, поправляя Лерину шапку. – Когда-нибудь выйдете на сцену Большого театра, и я буду сидеть в первом ряду с букетом роз.

Они засмеялись, но вдруг Аня нахмурилась:

– Александра Николаевна, а вы слышите?

Сперва показалось, что это ветер гудит в проводах. Потом звук нарастал, превращаясь в пронзительный свист, знакомый до боли. Сердце ёкнуло, будто сорвалось с клавиши.

– Бегите! – крикнула я, толкая их в распахнутую дверь подъезда.

Девочки влетели внутрь, а я замерла, будто вростая в асфальт. Время замедлилось: листок с нотами «Лунной сонаты» плавно кружился в воздухе, цепляясь за ржавые перила. «Как жаль, что я не доучила их Бетховену», – мелькнуло в голове.

Удар отбросил меня к стене. Грохот, жар, осколки штукатурки, осыпавшиеся на лицо. Боль пришла позже – тупая, разливаясь по ребрам. Я пыталась вдохнуть, но вместо воздуха в горле забулькало что-то тёплое.

Где-то сверху, сквозь звон в ушах, донеслись всхлипы:

– Александра Николаевна!

«Не выходите, глупышки…» – хотела крикнуть, но губы не слушались. Взгляд затягивало пеленой, а перед глазами вставали картинки, будто кадры старого кино: Аня в шесть лет, едва достающая до педалей рояля; Лера, робеющая перед экзаменом, но взявшая верхнее «ля» чисто, как колокольчик. «Вы еще сыграете на мирной земле»,– подумала я, чувствуя, как холод ползёт от кончиков пальцев к сердцу.

«Жаль, не успела рассказать им про Шостаковича… как музыка рождается даже в блокаде». Сознание уплывало, но я цеплялась за него, будто за последний аккорд. Где-то вдали, сквозь бетон и страх, зазвучал рояль – наверное, Аня играет. Или это уже не важно…

Тьма накрыла мягко, как крышка пианино. Последней мыслью стала мелодия – та самая, что Лера пела сегодня. Слова забылись, но мажорный мотив остался. Он звенел, набирая силу, пока не растворился в тишине.Да

Очнулась непонятно где. Чувствовалось, что в данный момент у меня очень высокая температура и страшно болит горло. Но боль была иная – тлеющая, знакомая. “Ангина!” – подумала. С трудом открыла глаза и с удивлением уставилась на высокий, красиво разукрашенный потолок.

“ Где это я и что я тут делаю?” – подумалось. Приподняла голову и огляделась по сторонам. Стены тоже были разукрашены или покрыты обоями неописуемой красоты. Окно было прикрыто плотными розовыми шторами, из-под которых пробивались солнечные лучи. На прикроватным столике заметила несколько пузырьков и бутылочек, очевидно с какими-то микстурами или другими лекарствами. В глубине комнаты на стульчике сидела молоденькая симпатичная девушка в сиреневым сарафане, имевшая светлые волосы, заплетённые в тугую косу. Девушка что-то вышивала. Увидев, что я открыла глаза, девушка оставила рукоделие, вскочила и закричала:

– Их Высочество очнулись!

Потом подбежала ко мне и спросила:

– Ваше Императорское Высочество! Как вы себя чувствуете? Чего изволите?

Я же от неожиданности (ко мне никто в жизни никогда так ещё не обращался) и от того, что сильно болело горло, не могла произнести ни слова, а только жалобно смотрела на девицу. А ещё я вдруг заметила, что у меня совсем худые, детские руки! И без следов маникюра! И груди совсем маленькие прощупывались сквозь шелковую сорочку. Это что, получается, я попала совсем в чужое тело? Что это: бред от температуры, галлюцинации от лекарств, сон или всё это происходит со мной наяву? Закрыла глаза и стала размышлять. В комнату кто-то тихонько вошел, а я решила притвориться спящей.

– Ваше Превосходительство, Их Императорское Высочество только что просыпались, посмотрели на меня, чего-то испугались и снова заснули, – шепотом проговорила девушка.

– Иди, Марфуша, немного отдохни! Я пока побуду с великой княжной.

Как ни старалась Марфуша неслышно уйти, я всё равно слышала удаляющиеся шаги и слабенький скрип двери. А мужчина подошел ко мне, наклонился и произнес:

– Вижу, что Вы не спите? Открывайте глаза и слушайте меня внимательно!

Когда открыла глаза, то увидела довольно красивого мужчину средних лет с лысеющей головой, одетого в какой-то мундир с золотистой вышивкой, орденами и прочими регалиями. Хотела ответить, но не могла вымолвить ни слова из-за ужасной боли в горле.

– Не пытайтесь ничего говорить, а только кивайте мне. У Вас была тяжелая форма флегматозной ангины, мы Вас еле спасли! Давайте сразу расставим все точки над “і”: я такой же попаданец в этом мире, как и Вы. Я – придворный медик Егоров, Константин Семёнович, но попал сюда из 1987 года. Если бы Вас лечил лейб-медик Мандт или другие местные лекари, то Вы бы уже лежали в гробу. Вы понимаете по-русски?

Я кивнула.

– А какие ещё языки знаете? Французский? (Кивнула). Английский? (Кивнула). Немецкий? (Нет). С одной стороны хорошо, что не можете сейчас говорить. Вы инициировались в теле Великой княжны Александры Николаевны, самой младшей и самой любимой дочери императора Николая Первого. У нас здесь сейчас 1840-й год. Близкие называют Вас Адини. Запомните: Адини почти не говорила по-русски, потому что нянями у неё и воспитателями были только англичанки. Зато она хорошо знала английский, французский и немецкий. Когда поправитесь, то в первые недели старайтесь по-русски говорить с большим акцентом, с трудом. Этот мир уже довольно сильно отличается от нашего, благодаря тому, что сюда попали уже более двух сотен попаданцев из будущего. Так что не удивляйтесь электрическому освещению светодиодными лампами, телефону, радио и прочим анахронизмам. Мы даже изобрели прибор, фиксирующий новых попаданцев. Благодаря этому прибору и Вас обнаружили. Мы с Вами потом ещё более бодробно обо всем поговорим. Ах, да, чуть не забыл сказать, какова была судьба Александры в нашем мире. Она вышла замуж в восемнадцать лет за немецкого принца, а потом у нее обнаружили туберкулёз, причем уже в очень запущенной форме. Адини умерла девятнадцатилетней во время преждевременных родов, а родившийся ребенок пережил её лишь на несколько часов. Вот такая печальная история, но здесь она не повторится, потому что мы смогли уже синтезировать лекарства от туберкулёза и вылечили Вас!

Пока все! Сейчас примем лекарства и позовем Вашу горничную. Кушать хотите? (Кивок). К сожалению, пока Вам можно только тепленький бульон и некоторые соки. Покажите-ка горло, скажите: “А-а-а!” Отлично! Ах, вот ещё: сейчас вам пятнадцать лет, три года до замужества. А в той жизни Вы умели петь, играть на музыкальных инструментах?

Я радостно закивала: ещё бы, почти пятьдесят лет артистического и преподавательского в музыкальной школе стажа! Это если считать выступления с десяти лет, музыкальное училище, консерваторию!

– Адини имеет прекрасные вокальные данные, играет на рояли и на гитаре. Ей наняли самого лучшего в Европе преподавателя – сеньора Солива. Она пела дуэтами и трио на семейных вечерах с придворной певицей камер-фрейлиной Прасковьей Арсеньевой Бартеневой и своим папа́ – императором Всероссийским Николаем Павловичем. Имела колоссальный успех! Будем надеяться, что после этой злощасной ангины ваш голос не изменится в худшую сторону. Берегите его, не напрягайте пока.