Редактор Наталья Ким

Дизайнер обложки Алёна Ладина

Иллюстратор Наталья Клюковская

© Александр Козлов, 2020

© Алёна Ладина, дизайн обложки, 2020

© Наталья Клюковская, иллюстрации, 2020

ISBN 978-5-0051-8535-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Именем ангела

Было бы намного проще,

если бы люди внешне выглядели так же,

как выглядит их душа.

Иммануил Кант

Вступление

Зима выдалась суровая – морозная, снежная. Старый саманный дом покосился под тяжестью обледенелого снега; местами на стенах осыпалась штукатурка.

Поздно вечером завыла вьюга; дом содрогнулся, будто в предсмертной агонии, и рухнул в восточной части – там, где размещалась кухонька. Хозяин дома закричал жене, чтобы не мешкая бежала с дочкой на улицу, и вдруг затих – потолок рухнул, погребя несчастного под обломками. Снова раздался оглушительный треск, и разломы сверху, будто гигантские черви, зигзагами устремились в соседнюю комнату – туда, где испуганно закричала трехлетняя малышка. Женщина бросилась было к дочери: «Ангелок!», но трещины опередили – потолок шумно разверзся и угрожающе повис над девочкой гигантскими зазубринами. Бежать, спасаться не оставалось времени – мать накрыла собой перепуганного ребенка, следом посыпались глыбы. Женщина закричала, услышала даже как хрустнул позвоночник, и тут же умолкла, обмякла. Стекленеющие глаза и неподвижность матери напугали малышку – та зарыдала, зажмурилась…

Потом все стихло…

Прошло двадцать лет…

Глава I

Звали ее божественно – Ангелина, но природа поскупилась и не одарила бедняжку красивой внешностью. «Точно наскоро слепили», – часто слышала, как втихую посмеивались над ней воспитательницы в приюте.

С раннего возраста девочка стеснялась своей непривлекательности: не любила смотреться в зеркало, всех сторонилась и надолго замыкалась в себе, когда слышала в свой адрес недобрую реплику или ловила ухмылку в ответ на робкое стремление хорошо выглядеть. Со временем привыкла к мысли, что одиночество стало непреложным уделом, и постепенно смирилась с опустошающим сердце чувством «никомуненужности».

Шли годы, сверстницы взрослели, расцветали, находили себе спутников жизни, а неприглядную девушку с именем ангела никто как будто и не замечал: счастье упрямо обходило ее стороной – стрелы купидонов пролетали мимо. Девушка взрослела, не зная счастья, не ведая внимания. Даже спустя много лет мужикам, например, и в голову не могло прийти, чтобы в этой серенькой и безобидной, с детским личиком и неизменно грустными глазами женщинке увидеть Женщину – с сильными чувствами, стремлением обрести любовь и быть кому-то безраздельно нужной.

Один, правда, вскорости нашелся – бобыль, красивый, но беспутный: в поселке славился амурными похождениями. И то затем только, чтобы не коротать жизнь в одиночку, поскольку время жениться давно уже поспело, да и от языков людских схорониться – семьей обзавестись.

– Ой, не ходи за него – пожалеешь, – предупредила девушку одна пенсионерка, которой Ангелина носила почту. – Хоть и вымахал в два метра красоты, только мозгов у Мишки нету, обо всем мать кумекает, а у него все помыслы промеж ног. С кем он здесь только ни тягался, к какой только девке не старался пригреться, да так никому в мужья и не спонадобился. Да и с норовом ему тоже не шибко повезло. Потому, говорю, послушай – не ходи за него!

Привередничать, понятно, Ангелине не приходилось, потому и с замужеством за Михаила дело не застопорилось. Все устроилось одним махом: пару раз для приличия повстречались, подали заявление в загс и во дворе у Михаила в три стола сыграли невеселую свадебку. Потом по правилам случилась первая брачная ночь; от нее у Ангелины осталось омерзительное, вязкое, как грязь, воспоминание: озверелость пьяного мужа и следом – жуткий храп.

Свекровь Варвара Прокопьевна, прославленная в райцентре бузотерка и сплетница, узрела в девушке некую отдушину – нишу, в которую и сбагрила непутевого сына, хотя и безумно любимого (ею одной). Сварливая старуха сразу показала норов: даже не тщилась понравиться снохе, напротив, считала, что удостоила ту высшей благодати – выдала замуж за сына-оболтуса, и в первый же день после свадьбы отчитала за неправильно сложенную в сушку мытую посуду.

Дальше – хуже. Придиралась по пустякам, бранилась нецензурно наедине с Ангелиной. Зато в присутствии Михаила завсегда изливалась с такой нравоучительной помпой, будто с рождения воспитывалась в атмосфере педагогичности и аристократичности. Старый свекр, высохший на дворовом хозяйстве, все слышал и видел, но никогда не вмешивался: жизнь со вздорной супружницей научила старика осторожности – держаться подальше от распрей, в коих та непременно пребывала зачинщицей и завсегда выходила победительницей. Словом, никому в этом доме от старой склочницы не было ни житья, ни покоя, и призрачное счастье Ангелины с первых дней семейной жизни растворилось в безрадостных буднях.

А еще безумно раздражало старую Варвару Прокопьевну то, что жить приходилось в одном дворе – в волости, где каждый сантиметр, по гордому заявлению свекрови, принадлежал ей одной. Молодые поселились в доме, чтобы, по словам свекрови, «соседи языками не трепали», а старики перешли во флигелек – добротный, двухкомнатный, с печным отоплением. Но все равно чувствовала себя на правах приживалки – вроде бы и хозяйка в доме, а ютится, как несушка, в сарае. Казалось, ничто не способно было умилостивить старуху – ни покорность и трудолюбие молодой снохи, ни появление на свет внука.

Рождение Антошки свекровь расценивала не иначе, как личное достижение, но при этом не стремилась обнаруживать к нему внимания, подобающего бабушке, а оставалась целиком поглощенной материнской любовью. Благо малыш ничего не понимал, хотя Ангелине до слез случалось обидно, что свекровь так и не смогла найти в своем сердце местечка для любви к единственному внуку.

Варвара Прокопьевна, очевидно, наслаждалась безраздельной властью и с лихвой пользовалась безволием молодой женщины. Ангелина не прекословила, обиды терпела безропотно, никому ни о чем никогда не жаловалась, внутренне изнывая от одиночества, обиды и безысходности. Часто плакала ночами напролет, беспричинно битая языком свекрови и кулаками пьяного мужа. Наутро, безмолвная и смиренная, шла кормить домашний скот и птицу, потом бежала на работу, вечером спешила за Антошкой в садик и оттуда прямиком домой – снова управляться по домашнему хозяйству.

Михаил часто выпивал, особенно накануне выходных, возвращался домой поздно (развратничал при этом не стыдясь), на выходные норовил убраться из дому, попьянствовать (так и говорил) с друзьями и философии придерживался немудреной: женился, ребенка начудил, теперь вправе гулять, наслаждаться жизнью.

Ангелина не спорила, старалась не привлекать к себе внимания и жить ощущением одного дня. Не оттого вовсе, что боялась крушения брака, побоев мужа или жгучего языка свекрови – как ни страшно, но к ним привыкла. А потому что весь смысл жизни сосредоточился на малолетнем Антошке – в нем материализовалась заветная мечта быть кому-то нужной, любить всецело, беззаветно и получать в награду такую же бескорыстную любовь, чистую, как хрусталь, несокрушимую, как гранит.

– Ой-ей-ей, – не упускала случая поддеть сноху Варвара Прокопьевна, – Золушку из себя изображает, страдалицей прикидывается. А сама, небось, только и думает, когда мы с дедом богу душу отдадим, чтобы к рукам все прибрать. Так вот, запомни, окаянная, раз и навсегда: такого счастья тебе ни за что не дождаться – и с того света покою не дам!..