© Александр Казимиров, 2017

ISBN 978-5-4485-3419-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Слеза с небес стекает по стеклу

По окнам тупо бьет морзянкой дождь,

И на душе так муторно и скверно.

О боже мой, подохну я наверно,

Иль не заметил, как подох уже.

Слеза с небес стекает по стеклу,

За каплей капля – жизни след убитой.

Лежу в гробу забвением омытый

И Богу мысленно пою хвалу.

За то, что Саваоф к себе принял,

Хотя б на время слякотной погоды.

Я слишком часто, братцы, умирал

Ночами бесконечными, как годы.

Вот и сейчас глаза сомкнул свои…

Сад райский зашумел над головою.

Как же покойно, Господи, с тобою,

Жаль, что не верю в посулы твои.

А было б славно, коли верил я.

Хотя б на йоту или медный грошик.

Я знаю, Боже, то, что ты хороший.

Хороший… но не для меня.

Вот и спрятался дом под пуховою белой накидкой

Вот и спрятался дом

Под пуховою белой накидкой,

Растворился в безмолвно-холодной

Ночи декабря.

Кокон мёртвой луны

Миру скалится жуткой улыбкой,

Зыбкий свет уронив,

Жемчугами по снегу соря.

Тишина растеклась киселём,

Заползла во все щели;

Треск свечи раскачал

Полусонную тень на стене.

За окном тихо стонут

Продрогшие чёрные ели,

Будто плачут у гроба

Чужие старухи по мне.

Ночь закрыла глаза,

Надавила на них пятаками,

И сложила крестом

Кисти рук на груди невзначай.

Я приду в сновиденьях,

Коснусь тебя нежно губами,

Только ты обо мне в суете

Длинных дней вспоминай.

В черном блеске крысиных жемчужин

А ты знаешь, как мечутся крысы,

Когда плещется в трюме вода?

Когда Бог задвигает кулисы

И искрят в темноте провода?

Треск, на дьявольский хохот похожий,

Предвещает мученье и смерть

Любопытным безумцам,

За гроши пожелавшим на волны смотреть

С высоты титанической глыбы,

Распоровшей винтом океан.

Только льды и голодные рыбы

Приготовили хитрый капкан;

Сжали челюсти, зубы вонзили…

Наливается кровью луна…

Коченеют безумцы от мысли —

Хапнуть горя придется сполна!

А ты знаешь, как выглядит ужас

В одуревших от страха глазах,

В черном блеске крысиных жемчужин

И опухших до боли мозгах?

Отчего ты так странно моргнула?

Ты ни разу не видела смерть?

Жизнь так лихо тебя обманула

И сценарий успела стереть?

Тот, что Кем-то написан был раньше,

До того, как отец твой и мать

Захотели однажды зачем-то

Тебе сказочный мир показать.

Подарить волшебство, не подумав,

Что когда-то придется платить

В карнавале агонии жуткой

Обрывая незримую нить.

А ты знаешь, нырни-ка поглубже,

Полной грудью вдохни океан!

Так быстрее, поверь мне, так лучше,

Чем ладонями бить по волнам.

Ты не бойся, не все так ужасно:

Вечность лучше, чем жизни тупик.

Если силы остались – прекрасно!

Темноте подари хриплый крик.

Пусть услышит Хозяин на небе,

Что готовить пора колыбель —

Лицемерно скорбя, смерть лелеет,

Пополняя прислуги артель.

Вот и все! Над тобою сомкнулась

Ледяная кромешная мгла.

Ангел ветром трубит, возвещая,

Что надежда спастись умерла.

До весны чуть дальше, чем до неба

В морозы ты пытаешься согреться

Дыханием озябших батарей.

Под шалью маятником бьется сердце,

Надеясь дотянуть до теплых дней.

Но до весны чуть дальше, чем до неба;

Чуть дальше, чем отмерено судьбой.

Да будет так! И былью станет небыль —

Твоя душа запросится домой.

Весна придет, взорвется малахитом

И гамом прилетевших с юга птиц.

Смахнет крылом застывший, белый иней

С твоих навеки сомкнутых ресниц.

Ты ничего на это не ответишь,

Продолжишь бессловесно дальний путь

В тот мир, откуда сам Господь не сможет

Обратно никого уже вернуть.

Однажды по паркету, в майский вечер,

Дробь отстучат устало каблуки,

У твоего портрета вспыхнут свечи,

Коснется мертвых клавиш тень руки.

Покойный воздух дрогнет от восторга,

Услышав полюбившийся мотив.

Вспорхнет с зеркал внезапная тревога,

Луне холодной отблеск подарив.

Пробьют часы; ночную мглу разгонит

Горячий веер солнечных лучей.

Умолкнет фортепьяно; звук утонет

В водовороте хаотичных дней.

Тоска иглу вонзит привычно в сердце,

Все глубже погружаясь не спеша,

А я все жду, когда же скрипнет дверца

В тот мир, где дышит вечностью душа.

Рвутся извилины нитью гнилою

Душно от мысли, что всё уже в прошлом.

С неба доносится запах тоски.

Думая часто о буднично-пошлом,

Плёнкой греха затянуло мозги.

Рвутся извилины нитью гнилою,

Тонут надежды в креплёном вине.

Радости нет, счастья нет и покоя…

Жизнь, для чего до сих пор снишься мне?

Как поломать этот сон и проснуться,

И позабыть то, что было вчера?

К точке отсчёта обратно вернуться,

Чтобы с нуля повторилась игра.

Моим друзьям, утопшим в стакане

Ко мне заходят старые друзья

С бутылками различного калибра,

А иногда с фанфуриками «Шипра»,

Желая сдвинуть рамки бытия.

Вкус истины познав, идём на дно,

Глубины подсознанья измеряя.

В стакане топит нас судьба лихая,

И на поверхность всплыть не суждено.

Мы – корабли, зарывшиеся в грунт

Тяжёлого и липкого похмелья.

Воскреснув ненадолго поутру,

Вливаем в трюмы колдовское зелье.

А завтра будет то же, что вчера —

Зеркальному подобно отражению:

Пропитанные дымом вечера,

И ночи в липких кандалах забвенья.

Белый ад под чёрным небом

Чёрный лес сапожной щёткой

Вдоль заснеженных полей.

Бьёт копытами чечётку

Тройка вороных коней.

Бубенцы звенят тревожно,

Словно чувствуя беду.

В стылом небе осторожно

Зажигает ночь звезду.

Степь-ловушка ставит сети,

Водит хоровод из вьюг.

По лицу стегает ветер

Плетью вырванной из рук.

Мчит стеклянная позёмка

Рваной рысью по пятам

И шипит не очень громко:

«Мне отмщенье, Аз воздам!»

За спиной на крыльях смерти

Волчья стая месит снег.

Кони фыркают, как черти,

Ускоряя жизни бег.

Я помню тремор твои рук

Я помню тремор твоих рук,

Конец ознакомительного фрагмента.