1

Сбоку от рамки, наподобие той, через которые проходят в вокзалы, стоял высокий крепыш средних лет в черном костюме, таком же галстуке и белой рубашке. На бейджике было написано по-английски и легко переводимо: «Секьюрити Петр». Перед рамкой молчала очередь. Когда Петр кивал, очередной гражданин переступал порожек. Что там, за рамкой, в пространстве, отгороженном жестяным, слегка помятым от времени высоким забором с облезшей коричневой краской, видно не было. Незнание, как известно, порождает страхи, потому волнение висело в воздухе. Виду, однако, народ не показывал, не напирал, соблюдал спокойствие и терпение. Когда, пыхтевший перед капитаном Куренковым огромный увалень неспортивного вида с висевшими отовсюду лишними ста килограммами, входил, появилась щелка и Куренков увидел, как толстяк, там за рамкой, исчез и появилась мышка. Маленькая, дрожащая от страха. Озираясь, шмыгнула в сторону, должно быть увидала норку, и спряталась. Капитан взглядом спросил Петра, что это было. Тот повел бровями, вздохнул и стал понятен смысл сказанного в Евангелии: « …воздаст каждому по делам его …»

В глубине, далеко от входа, должно быть, загорелась красная лампочка, крякнул клаксон или еще, что такое и впуск граждан приостановился. Петр аккуратно взял Куренкова за рукав вежливо отодвинул в сторону, показал на площадку около себя, дежурно улыбнулся и сказал:

– Постойте, пока здесь.

Отсюда обзор стал получше. Впуск возобновился. Жилистый мужик с выцветшей татуировкой, нетрезво перешагнув, превратился в тираннозаврика. Да, именно в маленького, сантиметров двадцати высотой, тираннозавра. Защелкал зубами, замахал коротенькими передними лапками с длинными когтями и пустился за кем-то вприпрыжку. Мадам, видать не выходившая от рождения до последних дней из фастфудной забегаловки, захрюкала и постукивая копытами понеслась к здешнему корыту лишних калорий. Иногда изменений не происходило. Но редко. Тогда на мгновение возникало неяркое сияние, и человек шел дальше. Капитану от этого становилось радостно и тепло на душе. Через полчаса он, хотя и не отличался способностями в физиономистике, начал частенько угадывать, кто в кого превратится. А через час Петр сказал:

– Я ненадолго перекусить сгоняю, а ты меня подмени.

Потом посмотрел строго и добавил:

– Временно!

Александр Иванович кивнул, мол, временно, так временно, не очень-то и собирался задерживаться тут.

Зажигалась зеленая лампочка, он кивал и очередной клиент проходил. А еще через часок до него, наконец, дошел простой вопрос:

– А в кого, сам-то превращусь когда пройду?

В это время вернулся Петр и не дал разыграться простору фантазий:

– Ну, слава Господу нашему, дошло-таки, – проворчал он и перекрестился, – понял, зачем стоял. Если понял, думай, крепко думай, а пока ступай.

Он провел Александра Ивановича по темному коридору. Открыл дверь и осторожно вытолкнул. Куренков оказался в поле, заросшем сорняком и пошел по узкой тропинке.

– Думай, крепко думай! – услышал в спину.

Дверь захлопнулась.

Шел долго. Хотелось, но не думалось.

Пришла ночь, и капитан в неё провалился.

2

Утро оказалось пасмурным. Глаза не хотелось открывать. Грохот дивана, который складывали каждое утро в 6:30 соседи с четвертого этажа, разбудил окончательно.

Потом был долгий день. Текучка. Рутина. Писанина отчетов, докладных, планов оперативной работы и прочая канитель.

Весь день щемило сердце. То колотилось и скакало, будто бес на сковородке. То замирало, как рысь перед прыжком. Скребло когтями, оттого, должно быть, и болело. Капитан принимал таблетки, назначенные врачом – не помогало. После работы, знакомые патрульные на уазике подбросили до дома. Тяжело поднялся на свой третий этаж. По инерции переоделся. Форму повесил на вешалку в шкаф. Сделал яичницу с луком. Съел с ржаным хлебом. Обычно, такой ужин был в радость, но не в этот вечер. Голова кружилась. Сердце болело. Принял очередную таблетку. Лег спать.

Вспомнил про сон. Спросил себя: «А что делать-то? О чем думать?».

Долго ворочался. Ничего не придумывалось. Пытался глубоко и ровно дышать. Не помогало. Измаялся, всё-таки задремал. Снилось, будто лежит в больнице. Соседи в палате посапывают. Тепло. Ветерок простыни колышет. Глянул, а дверь приоткрыта. Должно быть, сквозняком. Встал тихонько, самого качает от слабости, пошел закрыть. А с той стороны в коридоре малыш стоит, лет четырех. В длинной, ниже колен, белой ночной рубашке, а на ногах сандалики. Улыбается.

Улыбнулся и Куренков. Спросил:

– Ты чего не спишь, миленький?

А тот плечами пожимает, молчит и грустно улыбается.

– Отправляйся, спать. Утро скоро. Не выспишься.

Малыш побежал. Капитан дверь затворил, вернулся в кровать, закрыл глаза и кажется, задремал, а сердце давило и давило, и давило. Опять проснулся. Глядит – дверь снова приоткрыта. Опять к ней. А в коридоре тот же малыш. На него смотрит.

– Это ты, дверь открываешь? – спрашивает его Куренков.

Малыш кивнул.

– А зачем?

Молчит и улыбается, мол, сам не понимаешь, что ли.

– Ты тут с кем?

– Может быть мать или бабушка, заснули, он и озорничает, – думает капитан.

Малыш хитро глазки скосил, показал на дверь. Куренков и сам заметил в щелку, внизу двери, другие махонькие сандалики, улыбнулся и говорит второму:

– Не прячься, покажись и ты, – и тихонько засмеялся.

Тот из-за двери вышел, встал рядышком с первым. Одинаковые. Оба в длинных до пят ночнушках. Волосы кудрявые. Молчат. Голубыми глазками на Куренкова грустно смотрят.

– Пожалуйста, – попросил он, – не открывайте больше дверь. Бегите к себе в палату.

Они кивнули, засмеялись и побежали. А коридор темный, должно быть, длинный. Долго их сандалики слышны были. Александр Иванович выглядывать, почему-то не стал. Дверь закрыл, лег и так ему спокойно стало. Боль постепенно ушла. Заснул.

Утром сердце уже не болело. Он вспомнил сон. Близнецов. И догадался: Это же ангелы за мной приходили! Да, должно быть, решили, что с ними пока не надо… Что пока тут останусь.

Снова вспомнил первый сон. Подумал, что раньше сны ему вообще не снились. А если снились, то не запоминал. А тут два подряд… К чему бы это?

А через неделю прямо с работы Куренкова увезла скорая. Была реанимация. Из неё в кардиологическое отделение, операция. Потом перевели в госпиталь МВД и после обследований отправили на пенсию. Вернее, не так. Торжественно проводили на заслуженный отдых. Наградили очередной медалью. Вручили кучу грамот, присвоили очередное звание. Выписали специальное удостоверение, чтобы в случае чего, мог показать кому положено и кому не положено. На машине доверху забитой подарками довезли до дома. Выгрузили. Занесли цветы и подарки в квартиру. Попрощались. Сказали, чтобы в случае чего не забывал, обращался – всегда помогут. Уехали.

Так, капитан полиции Александр Иванович Куренков, еще по возрастным меркам не старый, стал пенсионером.