Это пролог. Точнее, здесь должен быть пролог.

Я пишу пролог. Типа, мама, смотри, у меня всё под контролем.

Сюда обычно вставляют очень умные мысли. Должно быть что-то фатально крутое. Чтобы твой статус в социальных сетях порвался от размера этой крутости. Но у меня на уме нет ничего такого. Потому что я не принимаю сути этих интригующих прелюдий. У меня просто нет времени, чтобы тратить силы на смазливый пролог. Начал только потому, что мне так сказали. Посоветовали написать что-нибудь перед историей. Чтобы вход в данный рассказ не показался тебе слишком резким. У нас читатель искушенный. Не любит, когда его всовывают в незнакомую атмосферу и слёту начинают повествование. Поэтому читай это дерьмо, пока я не решу, что на тебе достаточно маринада, чтобы вступить в жизнь.

Хорошо, есть у меня парочка вступительных манёвров.

Представь себе комнату для допроса. Типичное русское помещение, где есть стол, несколько стульев, зеркало, и очень зауженный набор людей. В нашем случае их двое. Один сидит, другой допрашивает.

Если тебе важна внешность, то сидящий выглядит как подросток. Количество лет колеблется в диапазоне от семнадцати до двадцати. Причёска по моде. Одежда – немного делового стиля, перемешанного с молодёжным течением. А второй… Он просто мент.

Взглянем на их разговор:

– Сколько вы заработали за всё время существования проекта?

– Пару миллионов.

– Что произошло в торговом центре? Как так вышло, что съёмки превратились в кровавую бойню?

– Давайте я расскажу всё по порядку…

…

…

…

…

…

…

У меня закончились идеи. Больше я тебе сообщить не могу. Так что мы просто ждём. Долго ещё ждать? Самому уже надоело. Ладно. Хватит. Давай уже начинать. Надеюсь, все, кому нужен был пролог, теперь останутся довольны.

По местам.

Работаем.

Глава: 1.1

Мы в школьном вестибюле.

Кристина обнимает Дашу. Даша обнимает Кристину. Они делают вид, что целуют друг друга. Меня противит существование бутафорских способов коммуникации, поэтому все мои поцелуи подлинны.

В тридцати метрах от нас мой друг.

Марти.

Идея провокационно-патетического мизантроп-шоу появляется благодаря частности повадок этого существа.

Два года назад мы с ним находимся на прогулке. Заворачивая во двор, натыкаемся на машину, что перегораживает подход к подъездной двери. Через десять секунд начинается стандартная процедура. Через минуту на крыле вмятина, фара отслужила своё, камера проколота, отпечаток модного обувного бренда на двери, волнистые неровности в покраске растянуты по капоту. Сердце Марти на пределе, отдышка налицо. Одна из штанин узких джинс задрана до краешка носка. Потребность в выслушивании матов у местных жителей удовлетворена на год.

Встретив в пятом классе нового русского, я даже не подозревал, что может принести знакомство с искусственным иностранцем. В итоге оно приносит непрекращающиеся сцены избиения прохожих и разрушение неуместных предметов обстановки.

Бесплатно.

Но в последующем – за деньги.

Через пару месяцев после насилия над автомобилем мне приходит озарение. Я принимаю негодование своего друга как основу собственных идеалов – прошу у отца денег на камеру и грубо заявляю о себе на весь мир. Мир меня не принимает, а люди в комментариях, негодуя от правды, в ответ вываливают всю свою взаимность.

Сейчас, на входе в кабинет, ладонь Марти не в силах противостоять желанию погладить мою голову.

Погладить грубо.

Чтобы не стать его очередной грушей, необходимо срочно сделать что-то сопоставимое по тяжести. Подобное даст плюс сто к уважению на срок от одного до двух месяцев.

Я боюсь его. Мне страшно, что однажды, дав слабину, он просто зароет меня заживо. Или наоборот – уничтожит из-за ответных мер.

Настолько трусливо. Куда уж честнее.

Если те несостоятельные ребята, над которыми он издевается каждый день, могут практически не волноваться об этом, то в случае со мной всё куда мудрёнее. Я не один из них, я – его лучший друг. Разочаровываться в лучшем друге всегда неприятно. Но если ты не подтверждаешь ожиданий Марти, то к неприязни добавится ещё пара ушибов. Не то чтобы смертельных, но из города уехать стимул есть.

С другой же стороны, человек его склада готов умереть за уважаемого друга, что даёт ещё плюс сто к защите от любых неправомерных действий вселенной в мою сторону.

По расписанию идёт вторая половина первого урока.

Преподаватель кричит от того, что кому-то не по зубам наука, на которую она потратила половину жизни. Классный журнал разбивается о стол. На задних партах воцаряется фантасмагоричная тишина.

«Вчера была туса – было жёстко. Свет был тусклым, соски в броском. Полосы узкими, экран был плоским. Канал не русским, на нём видосы.» – Я говорю Марти, что этой песне идёт уже третий год. Поэтому он злобно врывает наушник из моего уха.

«I still wish you the best of luck, baby. And don’t go thinking that this was a waste of time. I couldn’t forget you if I tried». – Он говорит, что это какое-то жесткое дерьмо и советует перестать слушать подобное, иначе я могу ненароком призвать сатану.

Меня вызывают исправить ситуацию. Стерев с доски всё, я полагаю, что положение стабилизировано, но учитель требует продолжать. Приходиться заимствовать ближайший учебник у двух подружек с первой парты.

Подмигиваю той, что красивее, ради банального позёрства.

На самом деле эта любительница форсить своё мнение наиболее видная красавица школы.

Она улыбается в ответ, и теперь мой день сделан. Я всё ещё на вершине пищеварительной цепи заведения, что статусом чуть выше детского сада.

Её отвратная подруга – два метра высотой, кирпичное лицо, характер: «у меня семнадцать лет не было члена» – думает иначе. Не то чтобы я против того, чтобы удовлетворить её потребность в фаллических предметах, но я против.

Наношу пример на доску. Прибавляю к результату уровень своих знаний. В конце записываю ответ. Жду приговора.

– Хорошо, садись, пять.

Провожу урок унижения злобных тёток:

– Хорошо – это не пять, а четыре.

К счастью, я являюсь любимчиком большинства учительского состава, поэтому пятёрка не превращается в четвёрку только из-за подобного благословения.

Отделываюсь заурядным:

– Поумничай ещё тут!

Стоя у гаражей, пытаюсь поддерживать разговор с тройкой альфа-гопников. Исполняю подобное только ради своего друга, которому просто необходимо курить через каждые 45 минут. Ситуация повторяется изо дня в день, поэтому гопники стали мне как родные, а их жизнь я могу продать на какой-нибудь канал, чтобы там состряпали сюжет про то, как нужно правильно ухаживать за ребёнком, чтобы он не превратился в моего собеседника.

Вова, например, окончил школу год назад, а на финальный экзамен по географии его будил учитель, пришедший к нему домой, заставший его с бодуна.

Сейчас он на первом курсе техникума, так как не дотянул до ВУЗа. В свободное время пишет клубную музыку.

Не то чтобы мне интересно, но так было только в начале, а теперь действительно интересно.

Вова у них главный и самый низкий. Он не блещет спортивным телосложением, зато в данный момент он блещет тем, что совсем недавно научился делать «вертуху», а затем и самой «вертухой». В момент исполнения трюка он чуть не задевает семиклассника, что стоит в общей куче курящих, а потом говорит на полном серьёзе:

– Бля, ну ты чё тут встал-то. Места что ли мало? Свалил быстро!

Паренёк явно осведомлён в паханстве Вовы на районе, поэтому через десять секунд половина курящих лениво утекает через широкий проход между двумя гаражами.

К концу третьего урока нужно провести трапезу.

Комната для приёма пищи просторна. 30 квадратных столов на 4 места каждый. Мы сдвигаем четыре таких в один ряд. Тут три четверти нашего небольшого класса. А также пара подруг Киры из параллели. Той самой Киры, у которой я совсем недавно арендую учебник.

Наиболее ярчайшие примеры присутствующих: не самые умные и красивые парни нашего класса, но зато самые толстые и сильные, Марти, мой второй друг по званию «Толстый», потому что худой, у которого происходит съёмка, моя девушка Даша, сестра, вытирающая рот салфеткой одноразовому мальчику. Плюс ещё какие-то статисты.

Вокруг невероятный шум. В очереди к раздаче давка, поражающая воображение.

Сидя рядом с очередной игрушкой Кристины, пока та отвернулась, я говорю ему:

– Она тебя бросит.

Настаиваю на том, что ему нельзя потерять честь:

– Ты с треском провалишься, когда станешь очередным лохом, который не продержался с ней и пары недель. Твоей репутации конец.

На что он, по своей нерасторопности, выдаёт наиболее точные обозначения моей сестры, расходуемые среди районных сплетников. Парень, которого я вижу впервые, сообщает, что вообще не из этой школы, а моя любимая сестрёнка носит почётное звание районной давалки.

Моя любовь к Кристине безгранична. В конце концов, мы двойняшки. Но порой она ведёт себя как шлюха.

Всегда.

Почти каждый вечер, начиная с пятнадцати лет, меня регулярно заносит в её комнату. Развалившись на кровати, будто какой-то быдло-ухажёр, ожидающий феерического завершения свидания, в очередной раз я задаю ей один и тот же вопрос:

– Какие новости на сегодня?

Её список жалоб дебютирует с того, что на сегодняшний день существует серьёзная потребность в чулках, ведь невероятно бесит, когда приходится постоянно снимать колготки при каждом походе в туалет. Продолжение и вовсе заставляет меня дремать.

Не то чтобы мне нечем заняться, просто я слишком вежлив в последнее время. Поэтому трачу целые часы, чтобы ублажить ненасытную коммуникативность любимой сестрёнки.

А уже на следующий день, сидя в маленькой кухне съёмной трёхкомнатной квартирки, я наблюдаю скандал, который отчётливо свидетельствует материнский протест против естественного развития человеческих удобств собственной дочери.

И нет, эти чулки вовсе не для того, чтобы засветить ими под короткой юбочкой, пытаясь поймать очередного – напомните, какой там по счёту, – кажется, десятого за месяц спонсора.

После родительского развода в нашей семье не принято жить дружно. Поэтому я, устав от ругани, с пятнадцати лет твёрдо стараюсь избегать всех этих стандартов – постоянно ссорящихся брата с сестрой. Никогда не перечу матери. А также исполняю все данные им обещания. Проще говоря: создаю особую зону разрядки между остальными элементами семьи.

Но не всё так идеально.