Цитаты из книги «Крым и крымчане. Тысячелетняя история раздора»

«Воевать поляки не умеют. Но бунтова-ать!»

поголовно мурзы были Чингизидами – в определенные периоды российской истории стоявшими даже выше Рюриковичей с Гедиминовичами.

Коран настрого запрещает правоверным пить «сок перебродивших ягод», то есть вино.

Россия просто-напросто организовала уход из Крыма всех без исключения православных – 31 098 человек. После чего Крым в одночасье остался и без торговли, и без сельского хозяйства.

В 1654 году в Переяславле московскому царю присягнули всего триста настоящих шляхтичей, способных при необходимости представить безупречные документы. Однако, когда после «Жалованной грамоты» в Малороссии была создана «Комиссия о разборе дворянских прав», в нее набежало сто тысяч дворян.

любимым писателем Генриха Гиммлера был Жюль Верн, певец как раз честных и благородных героев, но эсэсовского палача любимые книги ничуть не изменили в лучшую сторону…

«Всему свое время, и время всякой вещи под небом», – говорил Экклезиаст.

в начале XVII века вместо прежних элитных войск незаметно сформировалась каста – многочисленная, ленивая, горластая, готовая перегрызть глотку любому, кто попытается посягнуть на ее немаленькие привилегии.

в свое время у турок был отмечен интересный обычай: захваченных в плен казаков они сразу же сортировали на славян и тюрок. Первым обычно без затей рубили головы, а вот вторым приходилось помучиться…

Однако и в Вене не дремали. Если поляки в свое время вели себя тупо-колонизаторски по отношению к жителям доставшихся им областей Малоросии, то австрийские политики и спецслужбисты оказались гораздо умнее и расчетливее. Стратегический план, рассчитанный на долгие годы, состоял в том, чтобы, как уже говорилось, оторвать от России Украину и превратить ее в «самостийную державу» под протекторатом Вены. Простым военным захватом, в Вене прекрасно понимали, решить дело не удастся – Российская империя была противником серьезным. Решено было «пойти в обход»: убедить малороссов, что они – особый народ со своим особым языком, не имеющий ничего общего с «москальскими колонизаторами» и обязанный добиваться «свободы».