1. Сердце быстро стучало в ритме шагов, которые расплескивали в разные стороны тысячи капель воды. Лужи, что периодически появлялись впереди, сливались в единый поток, на первый взгляд хаотичный, однако, с каждой секундой становящийся все более и более осмысленным в своей структуре. Прежде чем эта систематизированная архитектурная композиционная задумка, лежавшая в основе происходящего, вышла бы на первый план, нужно было во что бы то ни стало добраться до дома и самому завладеть вниманием, однако в данном случае не воды, которая, обрушиваясь с неба, готова была потопить путешественника, но механическим инструментарием мира, который заботливо в качестве награды позволит пальцам поласкать клавиши, что ответят все новыми символами, возникающими на экране сначала внутри головы творца, а затем уже и снаружи, что, впрочем, как успел заключить сам писатель, не составляло большой разницы. Вместе с этим он понял, что проводники его чувств и мыслей испытывают изнуряющий дискомфорт соприкосновения с вибрирующей механической машинкой, чей экран, медленно раскладываясь на пиксельные паттерны, стал переливаться разными цветами, хотя автор и был уверен, что еще мгновение назад белизна проектора его реальности была такой же кристально чистой. За этим изменением в восприятии последовало откровение, заключающееся в том, что он не только не сидит за экраном лэптопа, но и все также продолжает расплескивать лужи, торопясь добраться с промозглой улицы до уютных и, что самое важное, безопасных апартаментов, которые казались чем-то абсолютно недостижимым. Единственное, что связало сейчас хозяина этой заманчивой территории и ее саму, был фантомный звук, который сначала торопящийся пешеход принял за еле улавливаемый гул микросхем домашнего компьютера. Однако затем, когда амплитуда звука стала нарастать и, достигнув своего апогея, заставила глядящего под ноги наблюдателя запрокинуть голову, она позволила ревущим двигателями бомбардировщика с легкостью унести центр внимания прохожего на расчетную позицию, на которую летающий зверь уже выходил, чтобы доставить свою «посылочку».

***

Осознавая, что этот процесс развертывания мира уже не остановить подобно спазмам во время оргазма, путешественник слился с этим чувством, когда на краткое мгновение все границы стирались, оставляя лишь единое неделимое пространство, свободное от любых мыслей и форм, парадоксально включающее и объемлющее их все и одновременно не являющееся ни одним из этих состояний. Так, вместе с зачатием новой жизни в этот самый момент присутствовал и момент игровой системы, когда покрасневшая от чувств и собственного горя женщина, поддерживаемая другими участниками церемонии, пыталась коснуться гроба, в котором переносили поврежденную оболочку биологического механизма, в котором уже начался распад – неизбежный исход любого явления, которое рискнуло проявиться в феноменальном мире.

Чтобы не допустить этой точки невозврата, молодая особь извивалась под градом ударов судьбы, которые не только дезориентировали, но и давали слабую надежду на избавление. Ведь поскольку каждый пинок всё еще представлялся чем-то реальным, то из этого безусловно следовал вывод о том, что еще есть надежда на спасение, и время для безоговорочной капитуляции еще не настало.

***

– Да, еще очень далеко до конца, – разглядывая переливающуюся жидкость в граненом бокале, которая играла в лучах солнца, улыбнулся мужчина, полностью расслабившись на мягком лежаке, ощущая ступнями мягкий теплый песок и слушая музыку волн, которая разливалась по берегу, что распростерся в нескольких метрах от его личного небольшого острова тени, созданного белоснежным зонтиком.

– Ты что-то сказал? – подняв голову и заглядывая в глаза мужчины, улыбнулась молодая девушка.

– Нет, ничего, – чуть прищурившись и положив руку на голову своей «обслуге», улыбнулся мужчина, заставив ту вновь послушно приступить к ласкам. И, несмотря на сопричастность к текущему моменту, сопутствующие мысли отдыхающего летели далеко за самый горизонт, куда убегала океанская синева.

***

– Где бы достать достаточно монет, чтобы выбраться отсюда? – лениво протирая золотую статую многорукой богини, раздраженно думал послушник в тот самый момент, когда услышал негромкий оклик своего мастера. Он, однако, не поспешил пойти по направлению оклика, а лишь устало продолжал тереть, проклиная себя, это место и этого старикашку, чья смерть несказанно обрадовала бы его самого. Мастер, однако, не сдавался и вновь позвал своего юного помощника.

Служитель храма бросил тряпку рядом со статуей и направился в комнату мастера, уже наперед зная, что его там ждет. Его догадка оказалась правдивой, ведь мастер, уже обнажив свою нижнюю часть тела, кряхтя, подполз спиной к краю кровати и стал оправляться прямо в небольшую вазу, что стояла рядышком. Монах стоял в дверях не дыша, ожидая, когда же наконец зловонная процедура закончится. Когда же хлюпанье прекратилось, он машинально подошел к кровати, взял специально заранее приготовленные мокрые полотенца и, обтерев ими своего учителя, выбросил их в урну. Затем, взяв ее за маленькие ручки, послушник направился к выходу из храма прямо через помещение со статуей богини, чтобы уже снаружи слить нечистоты в канал. На секунду потеряв бдительность и дав себе вдохнуть, молодой ученик позволил раздражению, что копилось в нем последние месяцы, найти выход в виде физической разрядки, заставившей его опорожнить содержимое своего кишечника прямо на пол храма. Этот инцидент окончательно вывел молодого послушника из себя, и он, завыв нечто нечленораздельное во всю глотку, замахнулся урной и, подобно снаряду, запустил ее в статую божества.

***

– Малыши готовы к рождению, – передался кодовый шифр по рации, и тотчас сотни бомб стали падать на джунгли, превращая каждую живую тварь в обгорелые трупы. Пламя, что вырывалось из чрева стальных снарядов, километр за километром покрывало пространство, расчищая местность от аборигенов, животных и ненужной растительности, чтобы добраться до самой сути, самого ядра этой земли.

И этот эфирный нектар был самым важным и желанным для мужчины, который, в то же самое время, как снаряды гасили за секунды миллионы жизней, прижав лицо девушки к своей мошонке, не сдерживаясь, выпускал наружу всё свое нутро, думая только о несметных дарах, что таили в себе некогда девственные леса далекого острова.

***

Семя, проскользнувшее прямо внутрь партнерши, готово будет разродиться в течение ближайшего года. Он пролетит, подобно мигу, в котором и жили сейчас только эти двое поглощенных друг другом тела, ощущающие себя грандиозным танцем нескончаемого экстаза, в который от переизбытка впечатлений упал писатель, ощущая, как его мозг разрывают на части абсолютно противоположные эмоции. Закрыв руками лицо, он рыдал, чувствуя, как по его щекам текут слезы, вместе с диким мистическим хохотом, который оглашал кладбище, на котором уже опускали гроб в сырую землю, ту самую, по которой путник бесконечно долго шел по лабиринту нескончаемого города.

Несмотря на всю эту давящую безнадежность, внимательный наблюдатель все же успел поймать момент, когда он был один в безотносительной безопасности повторяющегося момента зацикленной мелодии, которая звучала под аккомпанемент гудящего лэптопа. Убрав руки от лица, он наблюдал, как разноцветные неоновые шлейфы разливаются, подобно краскам, прямо на его собственных кистях. Пытаясь сконцентрировать на них свое внимание, взгляд наблюдателя обнажал геометрически точные линии, которые, пересекая друг друга, создавали восхитительные узоры, что, пробегая от его рук по всему его обнаженному телу, падали вниз, заставляя сиять всю комнату своей непередаваемой эстетикой и наделяя маленькую черную статуэтку танцующей богини, стоящую на обеденном столике, всеми атрибутами живого существа. Следя за этой феерией образов, звуков и смыслов, наблюдатель упал на колени перед милостью ожившей Богини, начав повторять одну и ту же мантру, после чего, слегка успокоившись и обратив красные от слез глаза к лику богини, он узрел на ее лице мягкую полуулыбку, по которой стекали отходы, тут же превращающиеся в кровь, затем семя и наконец, струящийся в почве жидкий эфир. Затем он, нагревшись, испарялся в лиловом облаке, в котором потонула вся комната, заставившем наблюдателя подняться во весь свой рост и удивиться тому маленькому, но очень искусному обману, в который он ввел сам себя. Еще раз заглянув вовнутрь и вовне себя и поняв, что ни снаружи, ни внутри нет ничего, что бы он мог назвать «собой», путник отпустил всякую попытку контролировать что бы то ни было, полностью отдавшись непостижимому танцу, что казалось продолжался целую вечность.

Танцующие образы богов и богинь продолжали появляться перед взором наблюдателя под прекраснейшую из мелодий. Она, казалось, и была тем источником, что заставлял их принимать бесчисленное количество форм, которые они с удовольствием использовали для любовных заигрываний друг с другом. Наблюдая за их величественной космической игрой, путешественник и сам не заметил, как на его собственном лице появилась та самая мистическая полуулыбка, что была вечным символом небожителей, а по телу пробежал ток, заставивший каждый волосок на теле подняться во время наслаждения этим поистине великолепным зрелищем.

2. Глядя на профиль Элен, Кевин вновь ощутил прилив того, казалось бы, забытого чувства, что, оказывается, до сих пор дремало в нем, глубоко запрятанное и наполненное повседневными заботами, мыслями и привычками. Она уничтожала их все мгновенно, подобно тому, как одна единственная вспышка молнии рассеивает тьму, и нужно использовать эту самую секунду для того, чтобы выбраться из этого темного жуткого пространства, которое стало уже казаться совершенно домашним и уютным. И всего-то ничего, казалось бы, для этого требовалось – это слегка пересилив себя, отдаться этому потоку, что готов был засосать в водоворот новых событий, что уже, в свою очередь, и должно было помочь удержать эту божественную щекотку, что разливалась вверх от живота до самой гортани, попеременно заставляя прочувствовать вибрацию каждого органа, через которую она пробегала.

И все же кое-что удерживало от того, чтобы здесь и сейчас разрушить ту невидимую стену, что не давала новому ворваться в жизнь и в своем победоносном начале утвердить свое главенство в жизни молодого человека. И это кое-что было самым подлым, что могло быть на свете – сомнением. Оно заключалось в следующем: вообще стоил ли этот чрезвычайно сильный и честный импульс того, чтобы перечеркнуть всё, что было до этого? В какой-то момент Кевин поймал себя на мысли, что, вполне возможно, он просто слишком расслабился, ведь, отматывая пленку на годы назад, он вспоминал с какой трепетностью он смотрел на свою теперешнюю сожительницу и понимал, что он не то, чтобы даже не замечал окружающих женщин, но в принципе не испытывал в этом потребности. Более того, для него было оскорбительным даже сама мысль о каких-либо контактах кроме Гвен, с которой его связывали пять лет совместной жизни. Но, со временем в его поле зрения стали попадать и другие, и их физические качества, да и свойства характера заставляли Кевина реагировать на них, иногда только ментально, иногда же, по надобности, вступая в так называемый обмен энергиями. Но этот флирт был отнюдь не какой-то сменой парадигмы, но, как бы парадоксально это ни звучало, скорее подтверждением состоятельности человека, что нашел свое место рядом с любимой женщиной, и даже влияние извне не было помехой для ощущения себя самым счастливым человеком на свете.

– Наверное, – улыбнулся Кевин, не так конечно патетично, но, тем не менее, уверенность в грядущем дне была, а чего же было еще желать? Однако, то что происходило сейчас, выбивало всякую основу из-под его теперешнего бытия. И виной тому были лишь формы тела, изгибы, что, гармонично объединяясь, бежали вверх, рисуя в восприятии Кевина идеальное лицо с глазами, что, казалось, смотрели в саму душу молодого человека. Не стоило забывать и про голос, что, казалось, и был первопричиной всякого звука, и только ради сравнения с ним существовали все остальные – только, чтобы показать на контрасте, насколько они несовершенны, да и не нужны вовсе, когда уже существует звенящий голосок Элен. Однако, несмотря на всю поэтичность этих образов, внешнее мало имело отношение в тому, что исходило изнутри, что росло внутри Кевина, желая вырваться наружу. И это был не просто импульс на синтез внешних признаков привлекательности представительницы противоположного пола, как уже успел окрестить это в своем уме путешественник, нет, это было куда более древнее, куда более сокрытое, но оттого еще более простое и настоящее явление. А точнее – сама неизбежность, что заставила мир явить себя подобным образом, чтобы знать наверняка, что на этой планете два человека с совершенно, казалось бы, несовместимыми багажами своих жизней, что они несли на своих плечах, встретились и вместе открыли страницу новой завораживающей истории их жизни сердца.

3. – Ты ведь любишь меня? – глядя в глаза своему любимому, спросила Элен, слегка улыбнувшись.

Кевин лежал и чувствовал, как Элен, уже мягко охватив его член, снова начинает разминать его. По телу его прошла небольшая дрожь от вида двух черных зрачков, что буквально впились в него. На фоне всего этого действа играла, переливаясь различными тонами, музыка, что волнами накатывала, то на одного, то на второго участника этой любовной игры.

– Да… – приоткрыл было рот Кевин, чтобы ответить своей подруге, в тот момент как та, закрыв глаза, уже впилась в его губы, не дав закончить его и так очевидный ответ. Кевин закрыл глаза и позволил себе стать одним лишь чувственным комком нервов, которые чутко реагировали на внешние сигналы, что стимулировались мягким языком, что пританцовывал внутри его рта, и плавающими видениями смерти и возрождения, которые буквально одновременно и лишали наблюдателя всяческого адекватного восприятия, и затем вновь возвращались к нему вполне осознаваемой волной удовольствия. Оторвавшись от Кевина, Элен выпрямилась над лежащей фигурой мужчины, который, приоткрыв глаза, наблюдал за тем, как ее изящные формы буквально светятся в меняющихся оттенках нежно-лилового и темно-фиолетового цветов, которые, подобно струящемуся дыму, наполняют пространство комнаты, в которой они находились. Элен, изогнувшись всем телом, прильнула к нижней части тела Кевина, нежно проведя по ней языком. В это же самое время внутри головы мужчины буквально вспыхнули мистическим огнем несколько раскрывшихся бутонов прекраснейших цветков, что наполнили его восприятие чудесными перетекающими друг в друга геометрическими фигурами. Эти многомерные построения, казалось, полностью синхронизировались с движениями его подруги и безукоризненностью ответа тех самых примитивных, но оттого не менее важных реакций, что дремали в его организме. Сам же Кевин, точнее его тело снаружи, поднял руки, что казались неестественно невесомыми, и дотронулся до кожи Элен, обхватив ладонями ее ноги и мягким движением пригласив ее опуститься пониже. Та ответила ему взаимным движением, после которого Кевин смог коснуться ее языком, испытав ответную реакцию в виде губ, что плотно сжали его тело.

Кевин на миг отрыл глаза, и ум его, некоторое время двигаясь в ритм их взаимной игры, в итоге взметнулся наверх сквозь потолок, что сейчас представлял из себя волны, идущие друг за другом и формирующиеся в спирали, являющие собой целые разные отдельные возможности развития жизни, в которые нырнул ум Кевина, приближающийся к полному исчезновению в оргазме света, смерти, перерождения.

4. Из переплетающихся паттернов противоположных друг другу смыслов уже вырисовывалась новая картина мира, которая медленно оживала при помощи музыки, что была составлена из хора нежных голосов, которые, в свою очередь, смеясь и постанывая, вырисовали узоры мира, что возник лишь благодаря их безусловной любви и наслаждению. И мир тот был лишь отражением мельчайшей частичкой души существа, что ритмично вдыхало и выдыхало самого себя, саму жизнь, в беспредельность, наполняя смыслом то, что только что не имело никакого значения. И в этих масштабных пертурбациях, благодаря своему бесконечному могуществу, позволяя возникать даже таким воплощениям собственного разума как ограничивающие факторы, что вовсе не противоречили самой природе этого создания, но, напротив, являлись живым свидетельством воплощения его могущества и бесконечной мудрости, что расстилалась по поверхности им же созданного мира, что был уже изрыт изнутри подобно гигантскому термитнику, в котором произрастали пути неисчислимых ходов и выходов, своеобразных порталов, аналогов кровеносной системы. Они были искусственно созданы только ради того, чтобы окончательно обнажить, выпотрошить всё нутро этого бескрайнего организма, что так заботливо приютил на своей поверхности миллионы живых существ, один из видов которых решил, что знает лучше, как распорядиться окружающей его средой и начал войну, бесконечную войну за удовлетворение собственной иллюзорной жажды, что парадоксально истязала не только его, но и передавалась в самых кошмарных, извращенных формах на тысячи, миллионы других его братьев и сестер, заключенных с ним в одном общем пространстве планеты.

Несмотря на смерть, что съедала одного за другим, на слезы, что лились тысячелетиями, он продолжал свой путь вглубь себя, он продолжал хотеть и невозможно было даже осудить его за это. Так что он практически беспрепятственно шел дальше по поверхности голубой сферы своего дома, уверенно переставляя свои ноги походкой победителя, Императора, который подчинил себе весь мир. И он мог себе это позволить, мог даже допустить мысль о том, что это он сам – то самое творение, ради которого всё и было создано. И это было правильно. Несмотря на летящие по небу огненные снаряды, это было правильно, несмотря на тысячи деревень, что сжигались в пламени беспощадных машин, на смену которым приходили все новые, вонзающие свои стальные когти в почву, вспарывающие ее на десятки километров вовнутрь и достающие из нее самое ценное – кровь, саму жизнь, ценнейший эфир, что служил в некотором роде мерилом человеческой жизни в этом мире. Кто мог вообще придумать подобное? Разве только спящий бог, наблюдающий за собственной фантазией и по неосторожности вдохнувший в образ своего сновидения чуть больше деталей, чем следовало, что позволило ему еще больше увлечься и проникнуться теми сюжетами, что породила его собственная, воистину богатая фантазия! А возможно, всё это было сделано, спланировано им специально, ведь кто во всем мире сможет осудить его? Где возможно отыскать того мудреца, который смог бы заявить о том, что создатель сновидения, частью которого он сам и является, поступает неблагоразумно? Кто мог обвинить его в безумстве, если даже самые изощренные проявления этого процесса были всего лишь игрой, которой он самозабвенно отдавался? И что послужило бы мерилом благости, которую он должен был ниспослать тем, кто так сильно жаждал ее? Ведь как он мог спасти несуществующих персонажей собственного сна? Только одним способом – пробудившись, осознать, что все произошедшее – не более, чем условности, что порождали кровавый конфликт, войну за дикий эфир.

И потому было абсолютно законно, и даже более – являлось неизбежным, желание этого человека, что своей фигурой с развевающимся плащом наблюдал, как под его ногами разверзлась воронка лилового света – та, что стала манить Императора всего мира нырнуть в этот самый водоворот.