Открыв глаза, Эрон мгновенно сощурился. Солнце ярко светило, безжалостно опаляя близлежащие барханы. Приподнявшись на локтях, он почувствовал лёгкое головокружение. Перевернулся на живот и уткнулся лицом в песок, закашлял. По всему телу разлилась тупая, ноющая боль.

Через пару минут Эрон поднялся на ноги, осмотрелся. В ста шагах от него, на возвышении бархана, стоял человек, закутанный в длинный широкий плащ, голову незнакомца покрывал платок. Незнакомец заметил его, и начал медленно спускаться.

– Кто ты? – спросил Эрон, обращаясь к проходящему мимо незнакомцу. Тот остановился и удивлённо посмотрел на него.

– Ты можешь говорить? Видишь меня? Понимаешь? – незнакомец подошёл ближе и стал внимательно изучать его. – Странно.

– Что здесь странного? И кто ты? Где мы? И хватит уже так смотреть на меня, чувствую себя мартышкой в клетке, – возмутился Эрон, кривя губы.

Незнакомец усмехнулся.

– Очевидно, что мы в пустыне и все твои предшественники сходили с ума и умирали.

– Хорошее начало. – Немного помолчав, сказал Эрон. – Ты не ответил на первый вопрос. Имя-то у тебя есть?

– А как же, есть. Но тебе не нужно его знать. Лучше расскажи о себе.

– Меня зовут Эрон и…Я не знаю. Точнее…не помню кто я, – признался Эрон.

– Ты помнишь, как пришел сюда?

– Нет. – Эрон поднял голову к небу, и его внимание привлекла яркая звезда. Странно, сейчас утро, а она так сияет. – Но я чувствую, что должен идти.

– Твои чувства тебя не обманывают. Обладателям браслета, что закреплён у тебя на руке, – Эрон коснулся холодной золотой нити на запястье, – отмеряется три дня, чтобы добраться до пещеры на западе. Не успеешь – умрёшь.

– Как много смертельных загадок за пару минут нашего разговора. Как говоришь тебя зовут? Уж больно много ты знаешь и не меньше скрываешь.

– А ты не похож на других. – Незнакомец ухмыльнулся. – Ты не спрашивал, но я всё же скажу. Хочешь выжить, следуй на запад от первой звезды, что ярко светит в небе, и найди пещеру.

Он указал пальцем в небо. Стоило Эрону отвернуться, как незнакомец растворился в воздухе. От него осталась лишь одежда, которая