Отзывы на книгу «Длинная тень прошлого. Мемориальная культура и историческая политика»

Данная книга, написанная немецкой исследовательницей Алейдой Ассман, в 2006 году, через год после открытия мемориала жертвам Холокоста в Берлине, как бы подытоживает теоретические дебаты, посвящённые проблемам коллективной памяти.
Книга делится на две части. Первая половина книги представляет собой теоретические основания данной проблемы.
О чем же идёт речь? В первую очередь, автора интересует, как складываются социальные представления о прошлом; почему человеческие сообщества помнят те или иные события, а другие предают забвению; как воспоминание отражает культурные контекст воспоминающего.
Чтобы ответить на эти и не только вопросы, исследовательница использует материал трагического 20 века.
Во второй части книги эти проблемы рассматриваются на конкретных примерах.
На мой взгляд, автор затрагивает довольно трудные для общества проблемы. Например, проблема вины и страдания. У немцев, которые являются виновниками огромной по масштабам катастрофы 20 века, также есть свои страдания (бомбежки городов, которые заставили испытать жителей жуткий страх и прятаться в убежищах). Но как совместить в обществе эту дихотомию, способно ли общество принять ее и как собрать воедино весь этот ворох воспоминаний.
Довольно интересная и актуальная книга, особенно для России. В нашей стране существует огромная проблема с исторической памятью, сознанием и политикой.
Автор также приводит несколько примеров из нашей с вами действительности. К сожалению, в отечественной науке проблема памяти, пока ещё рассматривается в очень редких исследованиях. Из тех отечественных историков, с которыми я в своё время знакомилась, никто не сказал ничего нового, пока ещё наша наука идёт проторённой дорожкой и повторяет сказанное. Но меня ждут новые знакомства с новыми отечественными исследованиями, и я не теряю надежды обнаружить что-нибудь интересное и новое.

В одной из глав, автор говорит про роман «Траектория краба» Гюнтера Грасса и его связь с травматическим опытом немцев во время и после второй мировой войны. Становится понятно, как точно Грасс уловил, что память о немецких беженцах, о масштабных бомбардировках немецких городов, о насильственных переселениях немцев, с одной стороны эксплуатируется разного рода реваншистами, которые хотят использовать ее, как причину для оправдания преступлений нацизма, хотят произвести взаимозачет вины, показать, что немцы точно также страдали, как и все. С другой стороны, те кто негативно относятся к нацизму, отрицают этот опыт, ничего ни хотят слышать о нем, воспринимая его, как попытку снять ответственность с немцев за деяния нацизма. И эта болезненная память повисает в пустоте, зажатая между реакционерами, которые расчетливо хотят использовать ее для своей политической повестки и прогрессивными леваками, резко отрицающими ее.

Историк, культуролог, литературовед, профессор Констанцского университета и супруга известного египтолога Яна Ассмана Алейда Ассаман поднимает в своей монографии крайне значимые вопросы мемориальной культуры, исторической политики, индивидуальной и социальной памяти. Теория А. Ассман рассматривается на примере Холокоста, однако, оказывается применимой и к другим концептам. В центре внимания автора данного вполне теоретизированного, но совершенно нескучного труда, обращение к прошлому, происходящее на разных уровнях и разными путями.
Анализируя работы историков М. Хальбвакса и Р. Коззелека, произведения Гюнтера Грасса и писателей поколения 1968 г. деятельность мемориальных обществ, А. Ассман описывает механизм конструирования культурной памяти.
Однозначно рекомендовала бы эту книгу всем историкам и социальным антропологам, особенно начинающим, т.к. это, пожалуй, единственное комплексное исследование, за исключением ряда произведений Пьера Нора, посвященное взаимодействию памяти и истории, к тому же, доступное на русском языке.

Когда я начала читать книгу Алейды Ассман, я ожидала научного исследования: возможно, сложного, возможно, отстранённого — но в любом случае академического. Однако уже с первых страниц стало ясно, что передо мной не просто теоретический труд, а книга, способная разговаривать с самой чувствительной частью моей памяти. С тем, что я называю личной этикой.

Ассман не просто анализирует, как коллективы помнят. Она пишет о том, как память становится полем напряжения — между прошлым и будущим, между знанием и чувствами, между личным и общественным. Мне близка мысль, что память — это не только инструмент хранения информации, но и форма морального присутствия: отказ от равнодушия перед чужой болью, даже если она давно миновала.

Одним из самых сильных для меня моментов стала мысль о несправедливости беспристрастной истории. В юности я ощущала это, сама того не осознавая: холодный, обезличенный, беспристрастный способ подачи трагических событий вызывал у меня внутреннее сопротивление. Помню, как на школьном уроке истории учительница написала на доске цифру 20 000 000 - цифра погибших в войне — большая, пугающая, но при этом лишённая лица, и сухость, с которой учительница объясняла ее конкретные составляющие. Тогда мне не хватало слов, чтобы понять, что именно вызывает во мне такой протест. Я пронесла сквозь 20 лет жизни это воспоминание, столько лет мне понадобилось, чтобы понять, что я тогда почувствовала и почему я это почувствовала. Сегодня, читая Ассман, я вижу: мне хотелось, чтобы история была не только точной, но и соучаствующей.

Книга Ассман предлагает тонкий взгляд на межпоколенческую передачу памяти. В отличие от некоторых других моделей, где осмысление прошлого откладывается на «внуков», якобы более свободных от личных связей с виновниками, Ассман показывает, что иногда именно дети становятся первыми, кто вступает в конфликт с молчанием родителей. Эти конфликты болезненны, но они необходимы: именно через них рождается новое понимание прошлого — не как чего-то застывшего, а как живого диалога между поколениями.

Неожиданно важной для меня стала и тема конкуренции между травмами, которую авторка аккуратно, но решительно поднимает. В современном мире память становится не просто источником знания, а инструментом признания — социального, политического, морального. И далеко не все травмы получили этот статус. Кто-то всё ещё ждёт, что их боль будет названа, услышана и принята. Ассман предлагает не борьбу за место в иерархии страданий, а переход от соперничества к сосуществованию разных форм памяти.

Особую силу имеет финал книги. Ассман пишет, что нация, которая постоянно интерпретирует вызовы настоящего через призму старых травм, остаётся пленницей собственной истории. Чтобы выйти из этого плена, не нужно забывать — нужно трансформировать воспоминания, чтобы они перестали диктовать условия настоящему. Эта мысль, на мой взгляд, универсальна: она применима и к индивидуальной судьбе, и к судьбе больших сообществ. Мы часто думаем, что контролируем прошлое, когда вспоминаем его. Но, как говорит Ассман, чаще оно контролирует нас. Оно не отпускает — пока мы не научимся говорить с ним иначе.

Эта книга — не просто интеллектуальное путешествие. Это приглашение к внутренней работе. К разговору с собой, со своей семьёй, со своей историей. Не с целью отомстить, не чтобы забыть, не ради «переписать», а чтобы впервые по-настоящему услышать.