"Мы сеем горечь в пепле их башни. Не знаю, вырастет ли из нее жизнь. Но знаю: перестать сеять – значит признать, что их яд победил навсегда." (Кай Векслер, Глава 20)

Пролог: Песок и Ржавчина

Пахло пылью, копотью и вечной, непередаваемой горечью. Горечью воздуха, пропитанного выхлопами заводов «Глико-Доминиона». Горечью воды из ржавых труб. Горечью пайка – серой, безвкусной массы, которую в насмешку называли «Хлебом Постакка». Но сильнее всего горечь жила внутри. Пустота там, где когда-то теплилось простое удовольствие. Где должно было быть сладко.

Пятьдесят лет. Полвека с тех пор, как Великое Подслащение превратилось в Великое Вымирание. Сахарная свекла и тростник – не просто исчезли. Их стерли с лица земли, как будто какой-то злобный бог провел ластиком по зеленым полям, оставив после себя лишь пыльную пустошь да генетические руины. Патоген «Черный Корень» сделал свое дело быстро и беспощадно. А потом рухнуло все остальное.

Они называли это Сахарными Войнами. Звучит почти… невинно. Как детская игра. На деле – это был ад. Армии, сражающиеся не за нефть или землю, а за последние мешки «Белого Песка». Города, стертые в порошок артиллерийскими обстрелами из-за одного-единственного склада рафинада. Матери, продающие последнее, чтобы купить крошечный кубик для умирающего от гипогликемии ребенка. Мир сошел с ума от жажды сладкого. И заплатил за это реками крови и океанами слез.

Когда пыль боев осела, остался вот этот мир. Мир Пост-Сахарной Эпохи. П.С.Э.

Сверху, из своих небоскребов-крепостей, Сладкая Лига правила тем, что осталось. Они контролировали жалкие запасы настоящего сахара – «Белого Песка», доступного лишь избранным. Они производили «заменители»: Глико-Сир, Целлю-Свит, Аспартокс. Жидкости и порошки, которые жгли язык химической горечью, оставляли металлический привкус и лишь пародировали сладость, не давая ни энергии, ни радости. Но что еще оставалось людям? Пить воду и жевать траву?

«Сладкая Ломка» – это был не просто термин в медицинских справочниках. Это было состояние души целой цивилизации. Хроническая тоска. Раздражительность, выливающаяся в немые драки в очередях за пайком. Пустые глаза детей, никогда не знавших вкуса конфеты. Взрослые, готовые на любое преступление за шанс лизнуть настоящий сахар, хоть разок, перед смертью. Память о сладком стала проклятием, болезненным призраком прошлого.

На улицах, под вечным серым небом, пропыленным выбросами, толпились люди в выцветшей, заплатанной одежде. Их лица были серыми, как и все вокруг. Лишь рекламные голограммы «Глико-Доминиона» и других гигантов Лиги резали глаза ядовито-яркими цветами, обещая «Новое слово в сладости!» или «Спасение от Тоски!». Ложь, упакованная в неоновую обертку.

В трущобах «Зоны Отстоя», где кончалась власть Лиги и начинался закон выживания, было еще хуже. Здесь царил «Горький Корень» – фанатики, отвергавшие сахар в любом виде, даже память о нем. Они ели коренья, пили мутную воду и смотрели на остальной мир с презрением и жалостью. Их лозунг был выжжен на ржавых стенах: «Свобода горька. Рабство сладко. Выбирай».

А где-то в секретных клубах, за бронированными дверями, элита предавалась извращенным ритуалам. Они называли их «Сладкими Салонами». Там, под охраной корпоративных головорезов, за баснословные суммы или политические услуги, избранные могли позволить себе крошечную порцию настоящего «Белого Песка». Они медленно растворяли его на языке, закатывая глаза от блаженства, а потом рыдали, потому что этот миг лишь подчеркивал вечную пустоту вокруг. Это была не радость, а мучительная ностальгия, наркотик для потерянного поколения.

Мир балансировал на лезвии ножа. Запасы «Белого Песка» таяли. Население роптало, «ломка» усиливалась. Сладкая Лига, этот спрут с сотней щупалец, сжимала свои тиски, но трещины в ее монолите уже были видны. Недовольство, голод, отчаяние – все это копилось, как ядовитая жидкость в ржавом баке. Нужна была лишь искра.

И она уже зрела. В секретных лабораториях «Глико-Доминиона», где один наивный гений по имени Кай Векслер верил, что несет спасение. Он создал нечто совершенное. Нечто, что должно было изменить все. Он назвал это «Кристалл».

Он не знал, что его творение станет не ключом к спасению, а детонатором новых Сахарных Войн. Войн, которые будут вестись не за последние крупицы сладкого прошлого, а за контроль над горьким, порабощающим будущим.

Пахло пылью, копотью и горечью. И пахло грозой. Она была уже близко.

Глава 1: Искра в Серой Зоне

Лаборатория «Глико-Доминион», Сектор Альфа-7, напоминала не столько храм науки, сколько усыпальницу. Стерильный белый свет люминесцентных панелей падал на ряды безжизненных станков, где роботизированные манипуляторы с хирургической точностью смешивали мутные растворы и выпаривали их в липкие, горьковато пахнущие сиропы. Воздух гудел низким гудением систем вентиляции, пытающихся вытянуть едкий запах химии – запах отчаяния, переработанного в товар.

Кай Векслер стоял у своего единственного настоящего рабочего места – неавтоматизированного лабораторного стола в дальнем углу, заваленного старыми бумажными журналами, схемами на голографических проекторах и образцами в пробирках, которые выглядели как коллекция мутных болотных вод. Этот уголок был его крепостью, его убежищем от корпоративной машины, штампующей очередную партию «Глико-Свит Премиум» – продукта, который даже крысы в виварии ели только под угрозой голодной смерти.

Он провел рукой по лицу, оставив легкий отпечаток сажи на виске. Снаружи, в сером свете утра, город просыпался под аккомпанемент далекого гула беспорядков – очередной вспышки «Сладкой Ломки» где-то в Трущобном Поясе. Сотрясение тяжелого транспорта, везущего сырье для заводов, заставило дрожать пробирки на столе. Кай вздрогнул, не от страха, а от раздражения. Порочный круг. Горечь рождает гнев, гнев рождает разрушение, разрушение оставляет только горечь.

Его взгляд упал на экран, где вращалась трехмерная модель молекулы сахарозы. Совершенная структура. Элегантная. Жизнеутверждающая. И навсегда утерянная. Все, что они создавали здесь, было лишь жалкой пародией – молекулярными обрубками, которые цеплялись за вкусовые рецепторы, обманывали их на секунду, а потом оставляли послевкусие пепла и химического ожога. Они не хотят сладкого, они хотят нормальности. Памяти.

Кай достал из сейфа маленькую, плотно закрытую пробирку. Внутри лежало несколько гранул вещества, не похожего ни на что в этой лаборатории. Они не были белоснежными, как легендарный «Белый Песок», но и не серыми, как их заменители. Они были прозрачными, как мелкие алмазы, и слегка переливались в свете ламп. Кристалл. Его детище. Плод пяти лет тайных экспериментов, украденных минут в корпоративном времени, бессонных ночей и фанатичной веры в то, что химия может вернуть миру то, что отняла биология.

Он не создавал его по корпоративным лекалам. Он пошел другим путем. Не пытался обмануть рецепторы, а воссоздал саму суть. Атом за атомом, связь за связью, на примитивном молекулярном принтере, который он собрал из списанных деталей и который наверняка стоил бы ему карьеры, если бы о нем узнали. Он основывался на старых, почти мифических исследованиях докризисной эпохи, на данных, которые Сладкая Лига сочла бесперспективными и похоронила в архивах.

С дрожью в руках Кай взял чистую стеклянную палочку, аккуратно коснулся ею одной гранулы «Кристалла» и поднес к губам. Он зажмурился. Пожалуйста…

Кончик языка коснулся кристалла. И мир взорвался.

Не грохотом или светом. Взрывом вкуса. Чистого, яркого, ослепительно сладкого. Того самого вкуса, который жил только в его детских воспоминаниях – запах бабушкиного пирога с яблоками, липкие пальцы от леденца, прохлада лимонада в летний зной. Это была не имитация. Это было оно. Совершенство. Гармония. Радость, материализованная на языке. Слезы сами потекли по его щекам, смешиваясь с пылью веков. Он стоял, замерший, боясь пошевелиться, боясь, что ощущение исчезнет.

Оно не исчезло. Оно разлилось теплом по телу, прогнав вечную усталость, развеяв серую пелену отчаяния, висевшую над лабораторией. На мгновение Кай забыл о трущобах, о Сладкой Лиге, о горечи «Глико-Свита». Он был просто человеком, вновь познавшим простое счастье.

Резкий, яростный писк из клетки в углу лаборатории вырвал его из блаженства. Кай вздрогнул и обернулся. В клетке, где содержались подопытные крысы для тестов заменителей, творилось что-то невообразимое. Обычно апатичные, сонные грызуны, которых даже едва удавалось заставить есть корм с «Глико-Свитом», сейчас метались как угорелые. Но это была не игривая активность. Это была бешеная, слепая ярость. Они бросались друг на друга, кусаясь до крови, вырывая клочья шерсти, визжа не от боли, а от неконтролируемой агрессии. Одна крыса вцепилась мертвой хваткой в шею другой, тряся ее как тряпку.

Кай замер, наблюдая за кровавой схваткой. Восторг от «Кристалла» на его языке сменился холодком недоумения и тревоги. Он точно давал им пробную партию «Кристалла» вчера? Да, давал. Микроскопическую дозу, растворенную в воде. Реакция была… странной. Гиперактивность, да. Но не такая. Не до смертоубийства.

«Фаза тестирования», – пробормотал он себе под нос, стараясь заглушить тревогу. «Побочные эффекты. Надо изучить. Возможно, дозировка…» Он отвернулся от клетки, глядя на оставшиеся гранулы в пробирке. Они сияли так невинно. Так сладко. Он снова почувствовал эйфорию, волной накрывшую тревогу. Это же прорыв! Спасение! Миллионы людей снова узнают вкус настоящей сладости! Разве можно из-за каких-то перевозбужденных крыс…

На его запястье вибрировал встроенный коммуникатор. На крошечном экране светилось имя: Ариэль Вейл. Гендиректор.

Кай резко выпрямился, инстинктивно прикрыв пробирку с «Кристаллом» рукой. Сердце бешено заколотилось. Как она могла узнать? Лаборатория под наблюдением? Или… Он посмотрел на хаос в крысиной клетке. Системы автоматического мониторинга подопытных животных могли передать тревожные показатели…

Он сглотнул, пытаясь выдавить из себя спокойствие, и принял вызов. Над запястьем возник голографический портрет Ариэль Вейл. Ее лицо было безупречным, как всегда – гладкая кожа цвета слоновой кости, темные волосы, уложенные в строгую волну, пронзительные голубые глаза, которые видели насквозь.

«Доктор Векслер», – ее голос был ровным, теплым, как дорогой коньяк, но Кай знал, что под этой гладкостью скрывалась сталь. «Мой помощник сообщил о… необычной активности в вашем секторе. Скачках показателей в виварии. Все в порядке? Вы не подвергаете себя опасности?» Ее взгляд скользнул мимо него, будто пытаясь заглянуть в лабораторию через голограмму.

«Всё… всё в порядке, госпожа Вейл», – Кай заставил себя улыбнуться. «Просто рутинное тестирование нового протокола для Целлю-Свита. Неожиданно бурная реакция подопытных. Никакой опасности». Он почувствовал, как предательски вспотели ладони.

Вейл слегка наклонила голову, ее взгляд стал пристальнее. «Целлю-Свит? Интересно. По отчетам, вы завершили работу над его стабилизацией месяц назад». Пауза была тяжелой, наэлектризованной. «Вы что-то скрываете от корпорации, доктор Векслер? От меня?»

Кай почувствовал, как кровь отливает от лица. Она знает. Или догадывается. Он видел, как ее взгляд на мгновение скользнул в сторону его руки, прикрывающей стол. Или ему показалось?

«Нет, госпожа Вейл! Конечно, нет!» – он поспешил ответить, слишком поспешно. «Просто… побочный проект. Эксперимент. Ерунда, наверное».