И я не хочу ничего заканчивать… У меня никого нет в Нью-Йорке, и беспокоиться тебе не о чем. Ты очень дорог мне. Просто дай мне время собраться с мыслями, всё обдумать…
– У тебя было две недели, Саша, – лицо Кирилла бесстрастно, взгляд прямой. – Если их не хватило, думаю, дальше пытаться нет смысла.
Позвоночник прошивает холодом, и все слова улетучиваются. Он говорит это настолько твёрдо и отстранённо, словно и не было этих двух недель абсолютной идиллии между нами.
– Нельзя так сходу и запросто поменять свою жизнь. Мы с тобой всего пару месяцев знакомы… И ты не до конца меня знаешь, и я тебя.
– Что люблю тебя, знаешь ведь, – теперь его голос звучит непривычно глухо. – Что тебе ещё нужно обо мне узнать? Лучше я не стану. Хуже тоже.
Воздух в лёгких превращается в кислоту, разъедая их, и я сжимаю чемоданную ручку так, что она грозит погнуться. Любит. Он меня любит. Знала ли я? Да, пожалуй, знала.
– Кирилл…
– Мне ехать нужно, Саша, – потухший взгляд расстреливает меня в упор, оставляя множественные дыры в сердце. – Хорошего тебе полёта.
Его пальцы полузадевают-полугладят мою ладонь, и Кирилл разворачивается. «Я не могу его просто так отпустить», – эта мысль приходит на секунду позднее, чем я вцепляюсь ему в локоть и повисаю на шее.
– Пожалуйста, не надо так, – умоляю его плечо. – Пожалуйста… Просто не отказывайся от меня. Мы можем созваниваться, общаться каждый день.
На короткое мгновение ладонь Кирилла крепко прижимается к моему позвоночнику, а потом он мягко снимает с себя мои руки и отступает.
– Прощай, Саша. Береги себя.