Тело реагирует быстрее головы. Укутав обеими руками дрожащего Огонька, поднимаю ее над землей и заношу за угол, закрывая собой и жалея, что у меня нет крыльев, которыми можно было бы ее укрыть.
Она рыдает в голос, уткнувшись в меня носом. Челюсти сводит от злости. Нам под ноги в слякоть падает порванная тетрадка и розовый медведь с надорванным ухом.
Что делают эти суки с хрупкой девочкой?!
На ней реально нет брони. У меня ощущение, что она голая, и я нахожу позу, в которой получается еще хотя бы немного прикрыть Огонька собой.
Ами же не знает меня. Я чужой. Свидания через стекло и мелкие подарки не считаются. Я могу оказаться чудовищем. Фак! Да я и есть самое настоящее чудовище, но Огонек доверяет мне свои слезы. Что? Что, мать его, надо было с ней сделать, чтобы она к левому мужику за помощью побежала?!
Меня бомбит так, что накрапывающий дождь и противная сырость перестают иметь какое-либо значение. Мир сужается до нее одной – моей маленькой девочки, моего Огонька, которого надо защищать.
Клянусь, я пытался держаться на расстоянии. Это было бы правильно. Но она уже здесь. Я держу ее в своих руках, ощущая то самое солнце в груди, которое включается, как лампочка, только рядом с ней.
– Тихо, тихо, Огонек. Я рядом. – Одеревеневшими от напряжения пальцами веду по ее мягким рыжим волосам. Она еще сильнее вжимается в меня, и я снова обнимаю ее обеими руками. – Держу. Я держу тебя, маленькая.