Цитаты из книги «Обратный эффект санкций. Как санкции меняют мир не в интересах США»

Примеры неудач обнаружить несложно. На Кубе режим Фиделя Кастро продолжает существовать после более чем 60 лет американского эмбарго. В Северной Корее династия Кимов остается у власти, а население голодает. В Ираке международные санкции не подтолкнули Саддама Хусейна задуматься об уходе из Кувейта. Иран по-прежнему поддерживает «Хезболлу» и дестабилизирует ситуацию на Ближнем Востоке. Россия не вернула Крым Украине после присоединения полуострова в 2014 году. Наоборот, российская армия восемь лет спустя начала СВО на Украине. Реальность такова, что санкции иногда эффективны, но чаще нет, и трудно точно предсказать, сработают ли они.

Всего за десять лет американский телекоммуникационный сектор стал тенью себя прежнего, отставая в инновациях от европейских и азиатских компаний. Через несколько лет европейские конкуренты приобрели Lucent, Nortel и Motorola лишь за долю их прежней стоимости. Сегодня нет ни одной американской телекоммуникационной компании мирового уровня. В результате при создании телекоммуникационной инфраструктуры, которая является основой современной экономики и безопасности, Соединенные Штаты зависят от иностранных компаний – таких, как шведская Ericsson, финская Nokia или южнокорейская Samsung. Эта поучительная история вполне может повториться и в сфере микросхем. Она подчеркивает тот факт, что риск Америки при декаплинге на самом деле заключается не в том, что страна немедленно уступит Китаю технологическое превосходство. В любом случае это вряд ли произойдет: китайские полупроводниковые фирмы сейчас значительно уступают своим американским конкурентам. Опасность, которую представляет собой разрыв, связана со снижением доходов из-за невозможности обслуживать китайский рынок и потерь контрактов в других странах. В условиях резкого сокращения прибылей американским технологическим компаниям, вероятно, будет сложно оставаться мировыми лидерами в области полупроводниковых инноваций.

Разорвать связи между американскими и китайскими полупроводниковыми компаниями – дело и сложное, и дорогое. Кроме того, это нанесет ущерб американским технологическим компаниям, лишив их возможности участвовать в глобальных инновациях и формировать технологические стандарты. Потеря доступа на китайский рынок также повлечет за собой резкое падение доходов американских полупроводниковых компаний, которым придется сократить объемы научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ (НИОКР). В результате США могут потерять свое технологическое и, как следствие, военное превосходство. Вместо того чтобы уменьшить риски для национальной безопасности и ослабить китайский высокотехнологичный сектор, размежевание создаст новые проблемы и невольно будет способствовать возвышению Пекина.

Энтузиасты декаплинга отмечают, что нанесение удара по китайским компаниям – это лишь одна из многих веских причин для разрыва с Китаем. Среди компаний из списка Fortune 500 уже нет единого мнения, что потребителя можно привлечь принципом «дешевле – значит лучше»[660]. Американских граждан и бизнес все больше беспокоят плохие условия работы и небрежное отношение к окружающей среде в Китае и других развивающихся странах. Все более настойчивые призывы к сокращению выбросов углекислого газа также предполагают размещение производства поближе к потребителю. Последний аспект уравнения – растущий уровень автоматизации: если можно будет производить продукты в США с помощью роботов, то дешевая рабочая сила в развивающихся странах потеряет часть привлекательности.

Полупроводники – ахиллесова пята китайской экономики. Ежегодно Пекин закупает полупроводники иностранного производства на сумму более 300 млрд долларов США, что делает чипы крупнейшей статьей китайского импорта, намного превосходящей по стоимости нефть[585]. Это отражает тот факт, что китайские заводы импортируют 85 % микросхем, необходимых им для производства электронных товаров[586]. Большинство этих полупроводников производится по американским технологиям. Поэтому экспортный контроль оказывается для Вашингтона идеальным инструментом, чтобы лишить Пекин американских инноваций и ноу-хау в производстве полупроводников. Подобные ограничения действуют аналогично финансовым санкциям: они направлены на ограничение доступа противников Америки к основным товарам американского производства – доллару в случае финансовых санкций или технологии производства компьютерных микросхем в случае экспортного контроля, – которые стали настолько важными, что немногие страны могут обойтись без них.

Сдержанность Америки указывает на то, что в случае с Китаем финансовые санкции остаются маловероятными. Введение санкций против крупнейших китайских банков и компаний или даже запрет на использование доллара США нанесли бы Пекину серьезный удар. Одновременно такие меры дестабилизировали бы мировую экономику. Это объясняет, почему американские политики никогда всерьез не рассматривали этот путь: они знают, что инициирование потенциального финансового кризиса причинит Вашингтону не меньший ущерб, чем Пекину[578]. Китай – это не Иран, не Венесуэла и даже не Россия. Экономика этой страны стала слишком крупной, чтобы Америка могла применять к ней санкции из своего обычного арсенала. Для отстаивания своих интересов в борьбе с Китаем Америке нужно нечто другое. Конфронтация между США и Китаем разворачивается в трех областях, от которых зависит экономическое влияние в наши дни: торговля, финансы и технологии. Соединенные Штаты, видимо, попробовали все возможные торговые инструменты (в основном тарифы), которые можно использовать против Китая; финансовые санкции представляются крайне маловероятными. Единственный оставшийся вариант для Вашингтона – сосредоточить усилия на технологическом секторе.

Американские опасения по поводу технологического подъема Китая и связанных с ним промышленного шпионажа и киберворовства зародились в начале 2000-х годов. Они вышли на первый план в 2018 году, когда торговый представитель США опубликовал объемный доклад, в котором обобщил предполагаемые преступления Китая против Соединенных Штатов[558]. В документе подчеркивалось понимание Вашингтона, что китайской экономикой управляет не рынок, а государство[559]. По мнению американского правительства, экономическая стратегия Китая направлена на привлечение иностранных компаний, кражу их технологий и индигенизацию [560] с последующим выдавливанием этих компаний с китайского рынка. По мнению американских политиков, этот процесс включает в себя всего несколько хорошо документированных этапов.

Южная Корея является поучительным примером того, что может произойти, когда Китай решит наказать страну или ее бизнес. В 2016–2017 годах Пекин принял меры в ответ на размещение американских ракетных комплексов в Южной Корее. Южнокорейскому конгломерату Lotte они обошлись почти в 2 млрд долларов[546], а потери южнокорейской экономики в целом составили около 16 млрд долларов[547]. Эти меры, возможно, были для Китая лишь скромными пробными шагами. В будущем Пекин, вероятно, начнет использовать свое растущее глобальное экономическое влияние, чтобы китайские санкции оказывали воздействие не только на фирмы, работающие в Китае, но и на иностранные фирмы в других странах мира. Через несколько десятилетий размах китайских санкций может сравняться с масштабами американских.

На этом неприятности для Вашингтона не заканчиваются. Если американские компании будут вынуждены использовать другие валюты для ведения торговли за рубежом, то они окажутся уязвимыми перед введением экстерриториальных или вторичных санкций со стороны других крупных экономических сил, таких как Европейский союз или Китай. Учитывая экономическое влияние Европы и Китая, подобные санкции окажут большое отрицательное воздействие на американские фирмы, лишив их доступа к двум крупнейшим мировым рынкам. Возможно, многие иностранные компании, столкнувшись с выбором между ведением бизнеса с США с одной стороны и Европейским союзом и Китаем – с другой, предпочтут отказаться от американского рынка. Европейские санкции, применяемые к американским фирмам, использующим евро или ведущим бизнес в Европе, будут иметь большое символическое значение. Евросоюз может счесть их привлекательными: они дадут рычаги влияния на Вашингтон. Как отреагируют Соединенные Штаты, если американским фирмам, не выполняющим требования Европы, будет закрыт доступ на европейский рынок? Да, на самом деле такой сценарий крайне маловероятен: Евросоюз выступает категорически против экстерриториального регулирования, которое, по его мнению, является незаконным с точки зрения международного права. Тем не менее история показывает, что в политике случаются развороты, даже если в краткосрочной перспективе они кажутся едва ли возможными. Более вероятными выглядят санкции со стороны Пекина. Это новый тренд: еще два десятилетия назад коммунистическое руководство страны выступало против применения санкций, придерживаясь позиции невмешательства. Такая позиция объяснялась прагматическими соображениями. Когда Китай был незначительной экономической силой, ограничение входа на китайский рынок противоречило целям Пекина в области экономики и развития. Однако сегодня для многих международных компаний крайне важно иметь доступ к многочисленному среднему классу Китая. Это дает Пекину новую форму мощного рычага для достижения экономических, политических и внешнеполитических целей[544]. Коммунистическое руководство страны быстро продвигается в этом направлении. В 2011 году китайские официальные лица провели, казалось бы, безобидную встречу с представителями OFAC. Многие сотрудники американского ведомства до сих пор помнят ее: в течение нескольких часов китайцы подробно расспрашивали американцев о технических деталях американских санкций. Оказалось, что Китай разрабатывает собственное санкционное законодательство[545]. С тех пор китайские ученые и официальные лица опубликовали массу работ, в которых обсуждают, как могут функционировать китайские санкции и почему они представляют собой привлекательный инструмент. Вероятно, Китай со временем начнет применять эти новые законы, и основными целями санкций, скорее всего, станут американские компании.

Дискуссия о долгосрочной роли доллара США как мировой резервной валюты часто ведется в черно-белых тонах. Предполагается, что в мире есть место только для одной резервной валюты. Если исходить из этого тезиса, то положение доллара США остается надежным – по крайней мере, на сегодняшний день. Однако в последние годы ситуация усложнилась. Мировой геополитический ландшафт фрагментируется. Китай, а также Россия все чаще бросают вызов сложившемуся после Второй мировой войны традиционному мировому порядку, в котором доминирует Запад. Пандемия коронавируса ускорила тенденцию к фрагментации не только на геополитической, но и на экономической арене. На протяжении 2020–2021 годов вирус приводил к сбоям в мировых цепочках поставок, когда в целых регионах Китая и Европы вводились локдауны. В итоге все большее число транснациональных корпораций рассматривают возможность переноса своих производственных линий поближе к потребителям – чтобы повысить надежность поставок и устойчивость к будущим потрясениям; региональные цепочки поставок, обслуживающие Америку, Европу и Азию, вероятно, заменят кажущиеся ненадежными глобальные[538]. Это означает, что экономическая фрагментация будет усиливаться. Валюты, вероятно, отразят такие геополитические и экономические тенденции, что приведет к появлению фрагментированного валютного ландшафта, в котором, возможно, найдется место нескольким мировым резервным валютам. При подобном сценарии доллар, евро и юань начнут функционировать параллельно друг другу, демонстрируя региональное присутствие: доллар США будет заправлять в Северной и Южной Америке, евро – в Европе и части Африки, а редбеку не найдется конкурентов в Азиатско-Тихоокеанском регионе и большей части Африки. В некотором смысле это будет возвращением к ситуации, сложившейся в XVIII и XIX веках, когда в качестве основных мировых валют сосуществовали британский фунт, голландский гульден и французский франк[539].