Из ворот выехала последняя машина с оборудованием, что сотрудники успели вынести из корпусов. Следом на шоссе вырулил автобус с персоналом НИИ. Трое ученых, аспирант и представитель президента проводили взглядами цепочку машин. Коваль с шумом втянул воздух, медленно выдохнул, закрыв глаза.

Лавров смотрел на него с сочувствием, профессор за последние несколько часов будто состарился на десяток лет. Сеть морщинок вокруг глаз углубилась, дополнилась новыми, пара новых борозд пролегла меж выцветших бровей. Вместе с тем глаза горели каким-то страстным, лихорадочным огнем.

– Виктор, и все-таки я настаиваю, – проговорил Коваль, впившись взглядом в лицо чиновника, – повремените с мезонными генераторами. Я должен провести этот эксперимент.

– Нет, – отрезал ровный, без эмоций, голос, – промедление чревато, топь разрастается все быстрее.

Физик, биолог и лаборант непонимающе переводили взгляды с Коваля на Виктора.

Кизильцев заинтересовался:

– А что за эксперимент? Неужели вы нашли варианты действий?

Коваль искоса взглянул на коллегу:

– Да, выдалась уникальная возможность поставить небывалый эксперимент. Я попробую перепрограммировать бесконтрольную наномассу.

– До экспериментов ли сейчас?! – возмутился Цветаев. – Нужно быстрее остановить топь!

– У президента то же мнение, – добавил Виктор Иванович непреклонно. – Зачем дополнительные разрушения, лишнее внимание прессы?

– Все равно весь объем материи внутри периметра превратится в излучение! К тому же топь расширяется не в прогрессии, а пропорционально увеличению площади поверхности сферы! Намного медленнее! Поменьше паники, господа, а то ведете себя как истеричные журналисты. Это не займет много времени, у меня все готово. – Коваль выудил из кармана халата коробочку мини-лаборатории. – Я обработал данные Звяги и провел целенаправленную мутацию в этой капсуле. Нужно всего лишь распространить ее содержимое над участком топи, и эти наноботы заразят топь вирусом.

Кизильцев с вызовом спросил:

– И что потом? Каких результатов вы ждете?

Коваль отвел взгляд.

– Сложно сказать… топь отступит или просто остановит размножение. Возможно, мы получим интерфейс для управления наномассой.

– Что за интерфейс? Каков принцип работы?

– Вот чтобы понять, мне и нужен эксперимент.

– А как вы намерены извлечь запрограммированные ассемблеры из капсулы?

– Топь эволюционирует, учится потреблять новые и новые материалы. Капсулы мини-лаборатории же усвоены одними из первых. Так что проблемы с ее растворением не возникнет. Что скажете, Виктор?

Всегда суровый и непреклонный профессор Коваль просяще взглянул в лицо представителя президента. При ЧП такого масштаба последнее слово за властями.

– Хорошо, у вас есть немного времени, потом мы улетаем, и генераторы включаются. Иначе придется удалять слишком большой объем грунта, ведь топь распространяется не только в стороны, но и вглубь. Это чревато локальными землетрясениями, подвижками пластов. Пока каждые пять минут электроразведка отслеживает глубину погружения «Объекта-Т». Соответственно, мезонные генераторы спускаются ниже в скважины. Если вскоре увидим положительные результаты… то предоставим еще время.

Коваль с силой сжал черную продолговатую коробочку, костяшки пальцев побелели, на виске задергалась жилка. Хмуро смотря на расползающуюся шагах в двухстах впереди белую массу, словно взяв в прицел, профессор твердо зашагал вперед. Лавров дернулся было пойти следом, но тяжелая ладонь представителя правительства легла на плечо, он покачал головой.

Зрители впились взглядами в удаляющуюся фигуру в белом халате.

Подходя к объекту, Коваль ощутил, как на лбу выступают мелкие капельки. Воздух вблизи молочно-белой массы прогрелся, как в песках Сахары: наномашины вырабатывают огромное количество тепла.

В десятке шагов уже почти невозможно дышать. Широкий серовато-белый блин, по краю вровень с бетоном и с аккуратными круглыми холмиками – надгробьями усвоенных зданий. Коваль прицелился и катнул капсулу по бетону, словно шар боулинга. Коробочка, вращаясь и подпрыгивая, остановилась в сантиметрах от тающего края. Минута-вторая, и она слилась с распространяющейся массой. Игорь Михайлович удовлетворенно кивнул. Важно было впустить вирус в активный слой, иначе программа повиснет мертвым грузом в выключенных из размножения зонах топи. Он быстро зашагал обратно – осталось только ждать, смогут ли носители вируса изменить программу такого огромного массива.

Ковалев оперся руками о шлагбаум блокпоста, перекрывшего дорогу. Глаза уже слезятся, напряженно всматриваясь в мутно-белую субстанцию, надвигающуюся с неумолимостью бульдозера. Где стояли здания, раскинулось широкое круглое озеро. С первого взгляда мирное и совсем не страшное зрелище. Но только с первого – репликаторы «грызут» материю во всех направлениях. Наверху ничтожный объем – в основном серая топь распространяется вглубь и в стороны. Внизу уже огромный котлован, что растет с каждой минутой. Потревоженные земные пласты давят на массу ассемблеров, и край вздувается толстым тором, поднявшимся каймой-бубликом уже в два роста человека. Вал уверенно, словно тяжеленный каток, подминает бетон. И невольно удивляешься, не слыша треска лопающихся плит, не видя глубоких змеящихся трещин… Только сильный ветер, устремляющийся к белой поверхности, с силой треплет одежду и волосы, гонит пыль, мусор, листья с деревьев, что исчезают, едва коснувшись выпуклого края. Бумажки вспыхивают за мгновенье до соприкосновения, куски целлофана плавятся, корчатся, превращаясь в черные дымки, что мигом втягиваются в пенящийся край.

Цепочки солдат в разномастных камуфляжах охватили место техногенного катаклизма кольцом, оттесняя любопытных, во множестве набежавших с окрестностей. Всех озадачила и обеспокоила внезапная эвакуация. Впрочем, многие – «зеваки по необходимости», по телефонным разговорам понятно, что их отрядили родственники, что не слишком спешат грузить скарб в предоставленные правительством трейлеры. Предпочитают держать связь с семьями, настороженно сидящими на мешках и баулах. Авось все отменится. В толпе довольно спокойных людей носятся быстрые волосатые ребята с озабоченными лицами. Толкаются, наступают на ноги и молниеносно выставляют объективы камер, снимают искаженные гневом и болью лица. Бодро извиняются, бегут дальше, задают «провокационные» вопросы, назойливо пихая разнообразные микрофоны. Вместе с тем кривятся и старательно избегают неинтересных сцен – бодрую торговлю сосисками и булочками в фургоне коммерсантов, горластых бабок с пирожками и пивом, играющих в карты на одеяле, азартно вскрикивающих мужичков, хмурого студента, шлепающего по клавишам нетбука. Зато насели, как мухи, на ревущего ребенка, уронившего чупа-чупс.

Кто бы сомневался, что с места событий будет жареный репортаж о страданиях ребенка, единственного выжившего жителя целого микрорайона.

Сквозь шум ветра Коваль услышал рокот вертолетных лопастей. Маленький двухместный аппарат завис над топью. За лобовым стеклом, округлым, как глаза стрекозы, блеснул объектив видеокамеры. Тут же сбоку выметнулись два военных вертолета. В открытых боковых дверях у пулеметных турелей застыли фигурки бойцов. Боевые вертолеты оттеснили журналистскую «стрекозу» в сторону, заставили сесть далеко за кольцом солдат, но кадры уже наверняка пошли в Сеть на главные новостные сайты.

Коваль сжал челюсти, на политику плевать, но такие передачи посеют панику среди людей. Понятно, кому это нужно, но все обойдется, вирус должен сработать, эксперимент удастся… а если не удастся, мезонные генераторы превратят топь в поток света. Но должно все сработать! Коваль стиснул кулаки, мысли настойчиво мечутся по кругу. Все должно получиться, другого случая проверить теорию не будет.

– Профессор, нужно уходить, вирус не сработал, это очевидно.

Голос Виктора прервал лихорадочное внимание, с которым Коваль всматривался в накатывающий вал. Он бросил быстрый взгляд на севший в стороне вертолет. Солдаты быстро внесли носилки со Звягой. К машине направились, согнувшись с непривычки под напором ветра от лопастей, Кизильцев и Цветаев. Лаборант, стоя за спиной Виктора, умолял взглядом поскорее улететь из опасного места.

– Идите, я сейчас.

Голос профессора дрогнул.

Представитель президента понимающе кивнул и, ухватив под локоть Лаврова, пошел к винтокрылой машине.

Топь подобралась совсем близко, оцепление отодвинулось за скважины. Зевак почти не осталось, журналистов удалось кое-как отловить и под видом эвакуации запереть в автобусах. На ограничительных скважинах растопырились упорами могучие гусеничные машины – гибриды танка с рефрижератором. Толстенные кабели в бедро человека толщиной спускаются к ним прямо от высоковольтной ЛЭП.

Огромные щиты для направления потока излучения похожи на дорожные шумопоглотители с длинными торчащими антеннами. Они плотно обступили территорию, словно македонская фаланга, ощетинившаяся копьями.

Вертолет залопотал винтом мощнее, качнулся на колесах, демонстрируя готовность сей момент прыгнуть в небо.

Но Коваль продолжал стоять, печально глядя на подползающий слой белого вещества. Жар усилился, ветер злобно дергает седую шевелюру и полы халата. Он медленно повернул голову к откинутой бронированной двери с иллюминатором. В полумраке салона бледными пятнами – лица Кизильцева и Цветаева, они чуть посторонились, пропуская чиновника и аспиранта. Лавров обернулся и чуть не рванул назад, к профессору, но мощная ладонь больно сжала плечо, втянула назад.

Вырываясь из хватки Виктора, парень закричал:

– Профессор! Нет! Что вы делаете?!

Люди прильнули к иллюминаторам, неверящим взглядом провожая седовласую фигурку, идущую навстречу белой волне.

Виктор скрипнул зубами:

– Профессор сделал выбор. Жаль, без него будет сложнее осваивать наноиндустрию.

Держа брыкающегося Лаврова, Виктор махнул пилоту. Стальная туша мелко задребезжала, людей слегка вдавило в пол. Когда вертолет поднялся, Лавров перестал отбиваться, лишь печально смотрел вниз, где фигурка профессора шагнула в белую стену и исчезла. По щекам парня пролегли мокрые дорожки, капли сорвало порывом ветра и унесло вниз, где расползался белый ужас, заставляя отступать цепи людей в камуфляжной форме.

Повернувшись к кабине пилота, Виктор крикнул:

– Давай на базу!

В ладони чиновника появился мобильник, сухо прозвучала команда:

– Приготовиться к подаче напряжения.

– Стойте!

Голос Кизильцева как щелчок хлыста – физик внимательно всматривался вниз.

– Мне это кажется? Что происходит с топью?

Все сгрудились у отрытого люка. Виктор сделал жест пилоту, и тот повернул штурвал, вертолет развернулся и опустился ниже.

Молочно-белая масса остановилась, еще минуту назад пенящийся край сжирал пядь за пядью. И вдруг пенистой каймы не стало. Края гигантского белого пятна зашевелились и слегка вздыбились, поверхность пошла волнами.

– Неужели вирус сработал? – потрясенно выдавил Цветаев.

Лавров всхлипнул:

– Игорь Михайлович… он поспешил…

Вертолет опустился еще ниже, завис между кольцом военных и серой топью.

Люди неверяще смотрели, как субстанция по всему краю слегка подалась назад, оголив глубокую борозду и обгрызенный край асфальта, затем, «подумав», вернулась и откатилась снова, но оставив под собой уже ровную бетонную поверхность. Серая топь принялась стягивать края, будто насытившись жертвой, решила, что люди откупились достаточной ценой. Наномашины возвращали уничтоженное назад, восстанавливали поверхность земли с точностью до камушка, возводили стены зданий с точностью до трещинок. Отступая назад, белая масса все восстанавливала.

– Феноменально, – ошарашенно протянул Кизильцев, – вирус взял топь под контроль. Коваль был прав, надеюсь, он не унес с собой все данные, иначе нам не понять, как управлять подобным массивом.

– Так им можно все-таки управлять? – так же потрясенно спросил Виктор.

Кизильцев лишь пожал плечами.

Шасси вертолета коснулись асфальта, четверо людей, пригибаясь, отбежали и, держась на почтительном расстоянии от края топи, двинулись следом.

Цветаев с тревогой проговорил:

– Может, стоит подождать в вертолете? Вдруг это ловушка?

– В смысле? – спросил, не оборачиваясь, Виктор, идущий впереди с Кизильцевым.

– Ну, может быть, этой штуке понравилась человеческая плоть. Может, она сообразила, что можно подманить нас, а затем накатиться?

– Чушь, – бросил Кизильцев.

– Я уже ни в чем не уверен, мои биологические познания пасуют, – пробормотал испуганный биолог, стараясь сдерживать трусливый позыв щупать бетон ногой, словно нащупывая тропку в трясине.

Топь стягивалась к НИИ, репликаторы разбирали друг друга на части, высвобождая атомы и, похоже, ставя каждую молекулу на место.

– А вы заметили, ветер теперь дует на нас, – проговорил Лавров.

– Заметили, похоже, и воздух возвращает. И еще, разборка идет значительно быстрее сборки, – заметил Виктор.

– Ну, ломать не строить… В смысле, ассемблеры все-таки значительно более сложные создания. И превратить их в бетон и глину намного проще.

Потрясенные люди смотрели, как субстанция вздыбилась, встала сплошной стеной, еще немного – и в стене проявились огромные окна третьего корпуса. Группа вошла в ворота, бетон, словно и не был только что страшной всепожиращей массой, бодро застучал под каблуками.

Цветаев медленно подошел к клумбе, как зачарованный потрогал веточку саженца, присев, провел ладонью по верхушкам травинок.

– Настоящее, невероятно!

Изумление в глазах сменилось какой-то детской радостью, будто биолог впервые в жизни потрогал живое растение.

Глаза Цветаева чуть не выскочили из орбит, когда меж травинок он увидел цепочку муравьев, деловито перебирающих лапками в сторону маленькой рыхлой кучки.

Не обращая внимания на погрузившегося в исследования биолога, остальные направились к оформляющемуся приземистому зданию первого корпуса. Пока группа огибала второй корпус, остальные здания закончили обратное превращение. Вся территория НИИ раскинулась в былом величии, будто и не было нашествия нанорепликаторов.

Лавров всхлипнул:

– Игорь Михайлович… он… ушел. И никогда не узнает, что топь отступила.

Виктор сочувствующе похлопал его по плечу:

– Он дал нам, участникам проекта «Роснанотех», фору для нового рывка в ассемблерной технологии.

Лавров хмуро кивнул. Кизильцев вдруг указал в сторону первого корпуса:

– Смотрите, еще не все.

В голосе прозвучали нотки страха.

На ступенях, под нависающим козырьком здания, в котором все началось, взбугрилось бесформенное образование. Шевелящиеся, как ложноножки амебы, края сплелись и, затейливо переплетаясь, потянулись вверх.

Люди настороженно замерли, ожидая, что выкинет сгусток наноассемблеров. Субстанция вытянулась столбом и, как под пальцами скульптора, принялась складываться в человеческую фигуру. Виктор, Кизильцев и Лавров открыли рты, наблюдая появление знакомого лица. Спустя минуту из-под кустистых седых бровей глянули острые знакомые глаза Коваля. Профессор приложил ладони к лицу, с силой потер, улыбнулся. Застегнул распахнутый халат, вытянул руки вверх и с наслаждением потянулся, захрустев позвонками.

– Профессор!

Радостный Лавров бросился к седовласому человеку, чуть не сбив с ног, крепко обнял. Коваль ошарашенно улыбнулся, освободился из объятий расчувствовавшегося лаборанта.

Парень сияющими глазами уставился в лицо профессору:

– Игорь Михайлович, топь ушла сама! Представляете?

Ковалев усмехнулся:

– Сама, говоришь?

– Ага, и восстановила все, что уничтожила.

Виктор и Кизильцев поднялись к профессору и лаборанту. Лица ошарашенные, радостные, глаза сияют.

– Как вы себя чувствуете, Игорь Михайлович? – спросил Виктор, хлопая профессора по плечу и украдкой осматривая, словно что-то ища на его фигуре. – Вы помните, что произошло?

Профессор снова усмехнулся:

– Ну конечно, никогда склерозом не страдал. Если бы не помнил, вряд ли смог бы восстановить все это. Хоть молекулярная структура и записана в памяти массива наномашин, воспользоваться ею было бы сложнее.

Профессор развел руками.

Кизильцева как кувалдой ударило, улыбка сменилась серьезным выражением лица:

– Восстановить? Мы думали, это вирус… Что вы имеете в виду?

– Я считал вас сообразительным человеком, коллега.

– Но… но… Разве это возможно?

Коваль улыбнулся, хитро поглядывая на выпучивших глаза людей:

– В современном мире ничего нельзя считать невозможным. Да, мое сознание слилось с серой топью. Разбирая материю на атомы, наномашины сохраняют информацию о структуре в общей памяти. Разобрав меня и мой мозг, записав структуру клеток молекул и атомов, ассемблеры оцифровали мою личность. Разум и воля, помещенные в массив наномашин, взяли под контроль примитивные программы так же легко, как привыкли контролировать инстинкты. Серая топь стала мной, а я стал ею. Все в точности с моими расчетами.

Кизильцев захлопал ресницами:

– Расчетами? Какими расчетами?

– Обычными расчетами… – Профессор шагнул к стене корпуса, приложил ладони. Поверхность пошла пятнами и вдруг в мгновение ока заполыхала победно-оранжевым металлом. – Всегда любил оранжевый цвет, – хмыкнул он одобрительно, похлопал руку об руку, словно стряхивая пыль. Повернулся к разинувшим рот людям. – Да, я не рассказывал всего, идея достаточно дикая, нужен был эксперимент и значительный объем нанитов, чтобы вместить целую личность.

– Потрясающе, – только и смог вымолвить Виктор, – а я не поверил… Впрочем, второй раз тоже не поверил бы, безопасность прежде всего. Безопасность… – Он судорожно сглотнул пересохшим горлом.

У него забегали глаза, лицо пошло пятнами. Коваль сочувственно кивнул:

– Я не буду пока покидать территорию, щиты оставьте, мезонные генераторы поднимите до уровня корпусных подвалов и выставьте на минимум.

Виктор тяжело перевел дыхание – явно камень с души свалился.

Лавров вдруг нахмурился, взгляд стал суровым, обвиняющим:

– У вас был такой вид… отчаявшийся и испуганный… мы подумали, что просто уйдете из жизни.

– Да, тяжеловато было все-таки, сомнения, страх… Да и весьма болезненное это дело, надо сказать. Кстати, Виктор, предупредите президента, что все обошлось.

Виктор выудил из пиджака красный мобильник.

– Надеюсь, он не успел сделать заявление о потере контроля над наноботами. Репортеры наверняка беснуются. Так что ему доложить?

Коваль на миг задумался:

– Пусть сделает заявление… об успешном завершении эксперимента… «Зачеловек». А теперь ведите к Звяге, верну его… гм, атомы.