Часть первая
Прибытие

Глава 1

– Эй, Банг, тебя зовет лейтенант О’Коннел!

Мастер-сержант Джо Розенблюм по прозвищу Банг как раз пристроился слегка передохнуть после завтрака в тенечке, образованном брезентовым тентом. Тент прикрывал от яркого тихоокеанского солнца ящики с патронами, гранатами, взрывчаткой и детонаторами, то есть спасал имущество, находившееся под личной опекой мастер-сержанта, отчего тот имел вполне законное право воспользоваться кусочком тени, а потому с неохотой оторвал голову от скатки и посмотрел на Сэма. – И зачем я ему? – лениво поинтересовался Розенблюм, не делая попытки подняться на ноги. Второй лейтенант О’Коннел был сопляком, да еще озабоченным глупыми подозрениями по поводу того, что мастер-сержант все время подвергает сомнению его авторитет. Вероятно, этот юный лейтенантик, прибывший в их роту только две недели назад и пока не побывавший ни в одном бою, просто завидовал ветерану-сержанту, успевшему уже заработать и Пурпурную дырку, и Серебряную звезду. Причем завидовал, возможно, даже не осознавая этого. Но Джо от того было не легче. Когда какой-то придурок постоянно срывает тебя, только прилегшего отдохнуть или собравшегося с друзьями перекинуться в картишки, по совершенно пустячному поводу и начинает грузить всякими глупостями – ну кому это понравится?

– Не знаю, – ухмыльнулся Сэм. Хотя он, как и лейтенант, был ирландцем, но, будучи таким же ветераном-сержантом и старым приятелем Банга, лейтенанта не одобрял. Что отнюдь не мешало ему потешаться над страданиями Розенблюма, у которого не было никакой возможности послать сопляка О’Коннела в задницу. Сэм был в курсе, что после первого же конфликта, случившегося прямо в день прибытия второго лейтенанта в роту «Браво», Розенблюма вызвал командир батальона майор Бабберидж и выдрал как бодливого козла. Он имел на это право, поскольку и сам воевал с января сорок второго да к тому же родился и вырос там же, где и Джо, – в Бронксе. Далее майор заявил, что, если мастер-сержант еще раз пошлет офицера куда подальше, то очень об этом пожалеет. А уж потом попросил: «Потерпи, Джо. Парень еще не был ни в одном бою. Оботрется…» И мастер-сержант ему это пообещал. Потому-то он и вынужден был стоически терпеть все выходки сопляка-лейтенанта, к ярко выраженному удовольствию своих старых приятелей.

Банг еще несколько мгновений полежал, мысленно прощаясь с желанием прихватить минуток сто, как он собирался, а затем с легким кряхтением встал с ящика, на котором с таким комфортом расположился.

– Присмотри за моими вещичками, Сэм, пока я поизображаю из себя дрессированную собачку.

– Без проблем, Банг, – отозвался Сэм. И, дождавшись, когда приятель скроется за ближайшей палаткой, тут же занял освободившееся место. Ну не пустовать же столь уютному уголку из-за того, что какому-то второму лейтенанту вновь потребовалось продемонстрировать старине Бангу, у кого в роте самые здоровенные яйца?

В палатку к лейтенанту мастер-сержант вошел, небрежно откинув полог ногой. О’Коннел оторвал взгляд от раскладного столика, на котором были разложены накладные и ротные платежные ведомости, и в упор уставился на Розенблюма. Некоторое время оба молча смотрели друг на друга. Второй лейтенант, похоже, ждал, что мастер-сержант отдаст ему доклад по всей форме, но о таком Банг с майором не договаривался. Вот еще, много чести этому сосунку! Поэтому лицо второго лейтенанта О’Коннела довольно быстро пошло красными пятнами.

– А ну-ка, мастер-сержант, отдайте мне честь! – слегка приглушенным от едва сдерживаемого возмущения голосом приказал молодой лейтенант.

– Хо, так вы звали меня, чтобы потренироваться во взаимном отдании чести, сэр? – осклабился Розенблюм. – Так лучше нам выйти на ту площадку перед палаткой командира батальона, на которой штаб-сержант Каллахен гоняет провинившихся.

– Мастер-сержант! – взревел лейтенант О’Коннел, но сумел обуздать свою столь типичную для ирландца ярость и продолжил уже на два тона ниже: – Я знаю, что вы ветеран и потому презираете меня как человека, еще ни разу не нюхавшего пороха, что вы, сержанты, считаете себя привилегированной кастой, что вы земляки с командиром батальона, и потому…

Но тут уж не выдержал Банг. Этот сопляк смеет попрекать его особыми отношениями с майором, хотя именно из-за этих, черт возьми, особых отношений он до сих пор и терпит всплески раздутого самомнения сопляка!

– Послушайте, сэр, – перебил лейтенанта мастер-сержант, – если у вас есть ко мне важное дело, так говорите. А слушать ваши бредни я не обязан.

Второй лейтенант вскочил на ноги:

– Вы… я… я подам на вас рапорт! Вы пойдете под трибунал! Я…

– Да сколько угодно… сэр! – рявкнул в ответ окончательно выведенный из себя Банг и выскочил из палатки. Эх, жаль, брезентовым пологом нельзя приложить так, чтобы у этого мальчишки зазвенело в ушах…

– Ну что, опять поцапались? – лениво спросил Сэм, когда мастер-сержант вернулся к своим ящикам, укрытым тентом, и пнул занявшего его место товарища в подошвы армейских ботинок.

Банг только выругался в ответ.

– А ты подшути над ним, – предложил старый приятель, скорешившийся с Бангом еще в учебной роте, в такой далекой отсюда Джорджии, где Розенблюм, тогда носивший только капральские нашивки, гонял новобранца Сэма. Уж ему-то было известно, как может пошутить старина Джо.

Помнится, Джо назначили на дежурство как раз перед Днем Благодарения. И надо ж было такому случиться, что в их подразделение позвонила какая-то из этих чопорных белых леди. В южных, бывших конфедератских, штатах таких много. Так вот, престарелая леди, мучимая приступом патриотизма, сообщила, что они с товарками были бы очень рады, если бы им прислали пятерых солдат, чтобы те разделили с ними праздничный ужин. Джо Розенблюм тогда даже облизнулся в предвкушении. После Перл-Харбора пожилые экзальтированные тетушки, ранее презрительно поджимавшие губы при виде человека, одетого в мундир «этих несносных янки», пришли в крайнее патриотическое возбуждение. Так что можно было ожидать, что прибывших на обед солдат накормят до отвала… Но следующая фраза собеседницы повергла Джо, тогда еще не носившего прозвище Банг, сначала в недоумение, а затем в ярость: «Только прошу вас, сержант, никаких евреев!»

Он едва не поперхнулся. Заявить такое нью-йоркскому еврею?! Но сбить Розенблюма с толку не так-то просто. Поэтому он твердо отчеканил в трубку: «Вас понял, мэм! Самолично проверю, чтобы их там не было!»

И выполнил-таки обещание. Толстый Том, возглавлявший откомандированную пятерку, потом долго зарабатывал себе на пиво, рассказывая, какое выражение лица было у отворившей им дверь благообразной белой леди в кухонном фартуке, когда она обнаружила у своего порога пятерку одетых в военную форму негров.

«О боже! – всплеснув руками, пробормотала ошарашенная леди. – Произошла какая-то ужасная ошибка…»

«Никак нет, мэм, – браво отрапортовал Толстый Том. – Наш сержант Розенблюм никогда не ошибается!»

Мастер-сержант скрипнул зубами:

– Уж я бы подшутил… Да уж… Да только если я подшучу так, как у меня руки чешутся, то майор Бабберидж мне этого в жизни не простит, а меньшего сопляк не заслуживает… Ладно, вали с моего места!

Сэм, нарочито кряхтя, сел и с хрустом потянулся. В этот момент из-за штабеля ящиков послышался голос часового:

– Эй, Банг! Тебя там комбат вызывает.

Розенблюм зло сплюнул:

– Ну вот, уже нажаловался.

Сэм ухмыльнулся и молча развел руками. Мол, и рад бы помочь, но нечем. А затем нагло поинтересовался:

– Ты не против, если я еще поваляюсь?

Но Банг его уже не слышал. Он развернулся, проверил ладонью, точно ли по центру лба расположена кокарда на пилотке, расправил складки на поясе и, стиснув губы в нитку, зашагал вперед. Майор Бабберидж – это не какой-то там сопливый второй лейтенант, это серьезно…

Майор ждал его в своей палатке. Когда Банг подходил к ней, штаб-сержант Каллахен, по уже установившейся привычке гонявший на утоптанном пятачке перед палаткой майора провинившихся солдат, оторвался от этого увлекательного занятия и ухмыльнулся Бангу. У мастер-сержанта екнуло сердце. Неужели папаша Бабберидж после рапорта сопляка О’Коннела так сильно разозлился, что отдал приказ Каллахену погонять его, Банга, по этому импровизированному плацу будто зеленого новобранца? Вот позору-то будет…

– Сэр!

– А, Банг, это ты? Заходи…

Второй лейтенант О’Коннел был здесь. Как, впрочем, и остальные офицеры батальона. И несколько самых старых и опытных сержантов. У Джо мелькнула мысль, что майор решил устроить ему выволочку перед всем командным составом батальона, но тут же пропала. Папаше Баббериджу для выволочки не нужна была никакая компания. Он и сам был способен так отодрать провинившегося – тому потом неделю казалось, что ему больно садиться…

– Итак, господа, – начал комбат, едва только Банг опустил свой сухопарый зад на раскладной стульчик, стоявший в самом дальнем уголке палатки, – поступил приказ грузиться на корабли. Через три дня мы отправляемся. И нам надо решить, что именно из того цыганского табора, в который превратился наш батальон, способно помочь нам лучше выполнить свою задачу. Потому что взять все, как бы этого ни хотелось некоторым присутствующим, – тут он обвел взглядом лица своих командиров, задержав его на некоторых из них, среди коих загорелая рожа Банга занимала отнюдь не последнее место, – мы не сможем.

И Банг понял, что его публичная порка откладывается. Похоже, второй лейтенант не выполнил угрозу и ничего не доложил комбату. Впрочем, особой радости это Бангу не доставило, потому что, как следовало из слов комбата, ему предстояло расстаться с большей частью того имущества, которое он все прошедшее время любовно собирал, будто птичка, зернышко к зернышку, выменивая у интендантов на дефицитное здесь виски или на джапанские трофеи. Тыловики всех армий во все времена очень неровно дышат к вещам, снятым в бою с трупов врагов. Возможно, потому, что сами не способны ни на что подобное…

Совещания майор Бабберидж устраивал всегда после получения приказа на выдвижение. И Банг участвовал в них вовсе не благодаря своей должности – он числился всего лишь заместителем командира взвода. Дело было в том, что полтора года назад мастер-сержант увлекся взрывным делом и за это время стал, как в шутку называл его майор, «секретным оружием батальона». Банг частенько проделывал с помощью взрывчатки путь там, где его не было, или поднимал в воздух позиции каких-нибудь особенно упорных джапов. Именно потому его «хозяйство» всегда было куда более объемным, чем у любого другого замкомвзвода…

* * *

Их батальон выбросили во второй волне десанта, когда парни, шедшие первыми, уже закрепились за узкую полоску пляжей, а очухавшиеся джапы успели подтянуть к занятым парнями из 2-й дивизии морской пехоты плацдармам резервы из глубины острова.

Прибрежную полосу они преодолели быстро. А вот как только углубились в джунгли, начались проблемы. В первый раз на ожесточенное сопротивление они наткнулись где-то в полумиле от побережья. Желтожопые оборудовали позиции на небольшой высоте, с которой хорошо простреливались все окружающие заросли. Наткнувшись на плотный огонь, батальон откатился назад и залег, огрызаясь выстрелами.

Джо Розенблюм некоторое время лежал за деревом, то и дело вытягивая шею и оглядываясь, а потом заприметил очень уютную ложбинку, куда почти не добивали очереди джапанского пулемета, и, ловко шуранув по-пластунски в сторону, скатился в нее.

Спустя пять минут там собралась довольно теплая компания. Первым к Бангу присоединился его приятель Сэм, затем по травяному склону съехал на заднице штаб-сержант Каллахен, за ним еще двое солдат-новобранцев, а последним в ложбинку сполз второй лейтенант О’Коннел. Молодой офицер весь перемазался в земле и траве, каска съехала на ухо, в глазах таился страх, но при этом он был здесь, на первой линии, и не проявлял поползновений притормозить и отсидеться в тылу. И Сэм, бросив на Банга изучающий взгляд, удовлетворенно кивнул, мол, похоже, сопляк не трус, а страх в глазах – чепуха, кто и когда не испытывал его в первом-то бою?

– Ну что, парни, вляпались? – глухо проревел штаб-сержант Каллахен. После контузии он слегка оглох на левое ухо и потому всегда говорил громче, чем остальные.

Второй лейтенант замер и настороженно прислушался. У него хватило ума не встревать в разговор ветеранов, но этот вопрос его определенно интересовал ничуть не меньше, чем их.

Банг ухмыльнулся:

– Да нет. Мы пока еще довольно близко от побережья. Большие парни помогут.

В этот момент в отдалении загрохотало. Второй лейтенант О’Коннел нервно вздрогнул. Сэм с довольным видом произнес:

– Ну все, макакам – крышка. В дело вступили большие парни.

– Не гони, старина, – отозвался Банг. – Когда это большие парни добирались до каждой норки? Они на то и большие, чтобы не замечать мелюз…

Тут уж поблизости шарахнуло так, что всех прямо подбросило. А новобранцы рефлекторно зажали уши. Руки лейтенанта О’Коннела тоже дернулись к ушам, но молодой офицер удержался и бросил короткий взгляд на сидящих кружком сержантов – не видел ли кто? Однако даже Банг сделал вид, что не заметил.

Это снаряды, выпущенные из корабельных орудий главного калибра, наконец-то долетели до берега.

– «Айдахо» приложил, точно, – уверенно заявил Сэм.

– Нет, старина, – проревел штаб-сержант Каллахен, – это не меньше чем «Норт Каролина». Для «Айдахо» слишком сильно.

– И ничего не сильно, – тут же вскинулся Сэм, – просто близкое накрытие. Четырнадцать дюймов – это, знаешь ли, тоже очень здоровая корова.

– Но это был разрыв шестнадцати – точно тебе говорю…

Разгореться спор так и не успел, потому что откуда-то издали донеслось:

– Приготовиться!..

Банг досадливо поморщился: залп корабельных орудий почти никак не отразился на частоте, с которой джапанские пулеметы молотили по их батальону. Похоже, корабли обрабатывали какие-то цели в тылу у желтожопых. Но им-то от этого какой прок? Впрочем, может, оно и к лучшему. Большие парни привыкли стрелять по целям размером с линкор, так что если один из их «чемоданов» прилетит на сорок ярдов ближе, чем расположены пулеметы «макак», то это для больших парней будет считаться точным попаданием. А вот батальону в этом случае очень не поздоровится. Так что пусть лупят куда-нибудь подальше в тыл желтожопым. Целее будем…

Впрочем, как выяснилось, совсем без поддержки их не оставили. Спустя минуту со стороны пляжа, на котором расположились морпехи из 2-й дивизии, донеслись завывания минометов. Банг расплылся в довольной улыбке. Вот это уже лучше…