Часть первая
(293 год Железных Времен)

На охоте оружие совы не клюв, а лапа. Лапой сова ловит дичь, лапой ее и умерщвляет, закалывая когтями. Убитую добычу сова прикладывает к основанию клюва. Со стороны это похоже на поцелуй, но зачем птица так делает, ведомо лишь богам.

«Птицы Озерного королевства», Вайсувеш Теплый Плащ из Семейства Тагихарш

1

– Сами понимаете, выбора не было, какой тут выбор! На Клыкастую Жабу один на один не очень-то пойдешь, а уж если их четыре... принесла Многоликая на мою голову! Помянул я богов и шагнул на карниз. Иду спиной к скале. Карниз все уже и уже становится. Пропасть внизу – что твоя Бездна! Камни из-под ног летят – стука не слышно! Но хуже всего, что со стороны пропасти надвигается соседняя складка: шелест слышу, словно кусок шелка в руке шуршит. Я сначала обрадовался, думал, спасение идет: прыгну из складки в складку – и лови меня! Но гляжу, издали, словно в тумане, морские волны возникают. Появятся, плеснут, и вновь исчезнут. Ну, думаю, только моря не хватает! Сделал по карнизу шаг... и еще... и рука нащупала пустоту!

Рассказчик глотнул вина. Слушатели не сводили восхищенных взглядов с этого крепкого, статного мужчины лет тридцати пяти. Он небрежно тянул паузу, прекрасно зная себе цену. Все в нем не просто говорило, а кричало о самоуверенности и успехе: и выражение длинного загорелого лица с дерзкими глазами и насмешливой улыбкой чуть выпяченных губ, и прекрасно сшитый желтый атласный камзол, заляпанный винными пятнами, и сапоги с вырезными отворотами и золотыми подколенными пряжками, в таких сапогах по улице-то ходить жалко, разве что на балах танцевать.

– Извернулся кое-как, – соизволил продолжить рассказчик, – и вижу в скале расселину. Струится оттуда неяркий сиреневый свет. И звуки такие, словно часто и размеренно дышит кто-то очень большой...

Тут рассказчик вновь оборвал повествование, недовольно потянул носом, пригладил пальцами светлые усы:

– Эй, хозяин, душно у тебя! Открой-ка все окна и двери! Нараспашку! А то как бы нам не захотелось перебраться в «Фонарь на крюке»!

Долговязый хозяин сорвался с места:

– И впрямь душновато! Сейчас открою, сейчас!

Он поспешно распахнул ставни, отворил дверь в сени, вышел на крыльцо – и забыл о капризном госте, увидев над невысоким забором патлатую голову сына. Шляется с утра Многоликая знает где... нет чтоб на кухне помочь! Немедленно изловить бездельника и надрать уши!

Но тут хозяин разобрал, что орет на всю улицу его отпрыск:

– Пап, со мной гость! Пап, я ему дорогу показываю! Пап, я ему все рассказал: и про баню, и про комнаты хорошие, и про мамин ягодный соус!

Гнев хозяина сменился умилением. Ай да сынок подрастает! Мало того что постояльца привел, так еще на всю округу шумит – пусть соседи знают, как в «Счастливом путнике» хорошо дела идут.

Но когда приезжий шагнул во двор, радость хозяина потускнела. Уж очень невзрачно выглядел этот круглолицый, простоватого вида человек лет сорока. Запыленная одежда, сбитые сапоги – это бы ничего, в дорогу люди редко наряжаются во все лучшее. А вот то, что при нем одна-единственная холщовая котомка, небрежно затянутая веревкой, – это хуже! Из-под плаща виден кончик ножен (не забыть сказать, чтоб снял меч). Пожалуй, наемник. Фигура крепко сбитая – силен, видать, хоть ростом похвалиться не может...

Эти наблюдения заняли у хозяина несколько мгновений, а потом он просиял радушной улыбкой:

– Добро пожаловать! Я Даупар Глубокий Овраг, хозяин «Счастливого путника». Лучшего постоялого двора не найти во всем Гурлиане!

– Уже знаю, – усмехнулся гость. – Твой сын твердил об этом от самых Западных ворот!

За спиной у приезжего мальчишка подмигнул отцу и показал открытую ладонь. Хозяин кивнул: мол, понимаю, усердие надо поощрять, за мной не пропадет.

Еще бы! Времена тяжелые, конкурентов много, любой постоялец – подарок богов. Главное – не дать ему удрать не расплатившись.

– Что угодно дорогому гостю? – осведомился Даупар, делая легкое ударение на словах «дорогому гостю». Ведь путник так и не представился. Не то чтоб это было обязательно, но...

– Баню, – с чувством сказал путник. – Первым делом баню, остальное потом!

Судя по чистому выговору, гость – гурлианец... а одежда грайанского покроя. Видно, странствовал вдали от Озерного королевства.

Даупар обернулся, чтобы отдать сынишке распоряжение, и увидел, что тот уже несется к кухне. Смышленый мальчуган. И шустрый.

– Мой сын сейчас принесет горячую воду. Вот она, наша баня, взгляни, почтенный!

Даупар распахнул дверь тесной дощатой будочки. Внутри были крошечная скамья и полочка, на которой аккуратно расставлены ковш, миска с мягким мылом и глиняный горшочек с ароматным настоем трав. На полу – маленькая лоханка.

Любой грайанец или силуранец немедленно обозвал бы баню собачьей конурой, где человеку и не повернуться. Но гость глядел на это игрушечное хозяйство во все глаза, и по лицу медленно расплывалась счастливая улыбка.

– Я дома! – выдохнул он. – О Безликие, я наконец-то дома!

Хозяин невольно умилился при виде такой радости.

– Не поверишь, почтенный, – обернулся гость к Даупару, – как я намучился в Грайане! У них там бани, стыдно сказать, общие! Толпа мужчин раздевается догола... так и моются, все вместе. И для женщин такие бани есть!

– Почему не поверю? – удивился хозяин. – Еще как поверю. У нас в Издагмире тоже две такие бани построили. Само собой, для приезжих, свои-то плюются. Но деньги владельцам идут хорошие. – Тут в маленьких глазках Даупара вспыхнул огонек, губы плотно сжались. Можно было догадаться, что за узким наморщенным лбом идет напряженная работа: обдумывается постройка третьей бани на разорение конкурентам. Но, видно, что-то не сошлось в подсчетах. Огонек в глазах погас, и трактирщик с горьким осуждением бросил: – Срамота!

– Я в реке мылся, – печально сообщил гость. – В реке что за мытье? А зимой приходилось снимать баню на полдня, на меньший срок хозяева не соглашались.

В душе Даупара затеплилась надежда. Снять баню на полдня, чтобы мыться в одиночку... а ведь к нему, пожалуй, не нищий бродяжка завернул! Хотя, может, тогда у незнакомца лучше шли дела...

Размышления прервал визг. Из окна дома головой вперед вылетел тщедушный человечек, проехался животом по пыли двора и поднялся на ноги, отплевываясь и бессвязно ругаясь.

Даупар побледнел, рванулся к человечку:

– Ты что себе позволяешь, а? У меня приличное заведение! Иди отсюда, иди...

– Да я... но я же...

– Убирайся, я сказал!

Вытолкав злополучного человечка за калитку, хозяин виновато обернулся к гостю. Тот усмехался:

– Не так уж спокойно в «Счастливом путнике», а? И часто здесь постояльцев учат летать?

– Это вздор, это ерунда, это мой сосед, ничтожный такой человечишка, его уже третий раз так! У меня собрались Подгорные Охотники, пьют вино, беседуют. А этот въедливый таракан в разговор встревает: то ему неправда, это ему вранье...

– А-а, – сочувственно кивнул гость. – Тогда понятно, тогда за дело! – Глаза его засветились, голос потеплел. – Охотники, да? Вот искупаюсь, поужинаю и к ним поболтать подсяду.

– Они только у меня собираются! – гордо заявил Даупар. – Все восемь человек! За главного у них Урихо Эхо Оклика.

– Восемь? Очень, очень много для такого небольшого городка. Неужели все на королевской службе? Или мимо шли и отдохнуть остановились?

Улыбка сползла с лица хозяина.

– Они, как бы это сказать... не на службе, они вообще не...

Взгляд гостя стал ледяным.

– Понятно. Пролазы! Пожалуй, после ужина сразу лягу спать. Где горячая вода?

– Несу, господин! – откликнулся мальчишеский голос, который старался казаться солидным.

– Мне, малыш, кувшина не хватит. – Гость с сомнением глянул на ношу парнишки.

– Больше на кухне пока нету, я велел рабыням согреть еще. Не сомневайся, господин, мойся, я принесу и в щелку подам. – Хозяйский сын считал гостя своей находкой, своей добычей и потому обслуживал с особым рвением.

– Разве что так! И еще, почтенный Даупар... Я, как видишь, в дороге обносился, хотелось бы сменить шкурку. Нет ли поблизости приличного портного?

– Господин! Какое совпадение! Лучший в городе портной – мой зять. И живет рядом.

– Ага, понимаю. А лучший в городе сапожник, надо полагать, твой племянник? По чистому совпадению, разумеется.

– Почему – племянник? Брат. Младший. Я пошлю за ним.

– Вот и хорошо. А ты, паренек, отволоки мою котомку в дом и сунь куда-нибудь под лавку. Ах да, оружие надо сдать, верно?

Даупар глядел, как гость отстегивает перевязь, ловко орудуя левой рукой. Правая все время оставалась в складках плаща... А может, ее вообще не было?

* * *

Урихо заканчивал свою историю, но самый захватывающий момент был начисто испорчен пронзительным криком хозяйского сына. Забыв о рассказчике, все обернулись к мальчишке. Тот стоял на коленях возле холщовой котомки и орал, как кошка, которой прищемили дверью хвост.

В комнату ворвался Даупар, примчавшийся спасать сына.

– Там... там... – непослушными губами лепетал мальчишка, тыча рукой в сторону котомки. – Веревка развязалась, а там...

У всех мелькнула одна и та же мысль: как же, развязалась! Просто любопытно было паршивцу на чужие вещи взглянуть! Но в следующее мгновение никто уже не думал о мальчишке, потому что взволнованный Даупар склонился над котомкой.

Дружное «а-ах!» пронеслось по комнате.

На людей в упор взглянули налитые кровью, остекленевшие глаза неведомого зверя. На косматой шкуре запеклась кровь, клыки белели в предсмертном оскале.

Отрубленная голова, что выглядывала из котомки, была бы похожа на медвежью, если бы не полузакрытый третий глаз на темени.

В полной тишине Урихо встал из-за стола, подошел ближе, нагнулся над неожиданной находкой.

– Чье это? – спросил он, не отрывая бледно-голубых глаз от чужой добычи.

– Нового гостя, он в бане сейчас.

– Кто таков?

– Не знаю, он не сказал.

Урихо перевел ледяной взгляд на хозяина:

– Про Подгорных Охотников не спрашивал?

– Да я ему сам про вас рассказал!

– А он что?

Даупар замялся. Подгорному Охотнику не понравилось его смущение.

– А ну, говори! Он назвал нас пролазами?

Хозяин с несчастным видом кивнул.

– Так... На его запястья ты взглянуть не догадался?

– Н-нет... Но это можно устроить! – оживился Даупар. – Я снесу ему кувшин воды и подам в приоткрытую дверь. Кувшин тяжелый, одной рукой не возьмешь.

– Отлично. Погляди, нет ли на правом запястье узкого серебряного браслета, на нем должны быть два имени...

Хозяин поклонился и ушел, сказав про себя: «Кого он учит? А то я не знаю, как выглядит знак Гильдии! Разумеется, два имени: самого Охотника и его учителя!»

А Урихо обвел тяжелым взглядом всех, кто был в комнате:

– Кто ни разу не ходил в Подгорный Мир – брысь отсюда!

Несколько человек быстро и тихо исчезли, не желая неприятностей. Кроме самого Урихо, осталось семеро. Один неуверенно спросил:

– Может, он дохлую тварь нашел, решил получить награду за голову?

Урихо мрачно промолчал.

На пороге возник хозяин. Физиономия его выражала такое смятение, словно он обнаружил свой винный погреб опустошенным.

– Я посмотрел, – замирающим голосом сказал он. – Есть знак... на левом запястье! Правое такое, что браслет не удержался бы.

И исчез, прежде чем по комнате прошелестело прозвище, более знаменитое, чем любое имя.

Лицо Урихо исказилось так, что страшно взглянуть. Гнев, ярость и... неужели страх и стыд?

– Вы хоть понимаете... – прохрипел он, – понимаете, что для нас означает его прибытие? Это же конец всему... нашим планам, нашим мечтам, нашему будущему! Что примолкли? Давно вам в лицо не швыряли слово «пролаза»?

* * *

Во дворе Даупар наставлял сына:

– Давай бегом во дворец, в караулку. Твой дядя как раз с дежурства сменяется. Поторопись, пока он еще трезвый! Пусть расстарается... а то как вино бесплатно лакать, по-родственному, так он молодец! Пускай передаст Хранителю: в «Счастливом путнике» остановился Шенги Совиная Лапа.

– Ух ты! Сам Шенги! Правда, пап? Ну, ребята от зависти сдохнут!

– Завтра сдохнут, сынок, завтра! А сегодня никому ни словечка! Хранитель должен узнать такую новость только от нас! Понял? Вот, держи монетку!

* * *

Гость приступил к ужину. Даупар незаметно поглядывал на него и видел теперь в ином свете. Никакой не простоватый у него вид, а серьезный и собранный, хотя и добродушный. Невысок, зато плечист и в движениях ловок. В темных волосах легкая проседь. Даже в комнате не снял плаща: правую руку прикрывает. А левой-то как привычно управляется!..

Компания Урихо, угрюмо сгрудившись за соседним столом, не спускала глаз с прибывшей знаменитости. Шенги не обращал внимания на злые взгляды – спокойно откусывал кусок за куском от большой лепешки с запеченным внутри ломтем окорока. Время от времени он клал лепешку на стол, чтобы глотнуть вина из кубка. Рядом ждала своей очереди миска творога.

Молчание становилось гнетущим. Хозяин мрачно твердил себе: «Хорошо, если столы и лавки уцелеют!»

Наконец Даупар не выдержал и с фальшивым воодушевлением затараторил:

– Жаль, почтеннейший Шенги, что ты не осчастливил нас своим появлением раньше! Тут было так весело! Отважный Урихо поведал увлекательную историю, как в горах, спасаясь от четырех Клыкастых Жаб, вынужден был уходить по карнизу над пропастью и... и...

Хозяин смешался, сообразив, что не слышал конца истории и представления не имеет, как рассказчику удалось выкрутиться из передряги. Умоляюще обернувшись к Урихо, он наткнулся на убийственный взгляд и окончательно скис.

Шенги дожевал кусок лепешки, не спеша запил его вином и ответил трактирщику:

– Клыкастые Жабы – в горах? Очень, очень интересная история. До чего же далеко от родных болот забрели! Ведь без воды долго не могут, а все-таки добрались!

– Их зашвырнуло из соседней складки, – мрачно бросил Урихо, глядя прямо перед собой на опустевший кубок.

– И сразу четыре морды, да? – Шенги обращался исключительно к хозяину. – Ужас какой! Сколько по складкам ни брожу, а больше двух за один раз встретить не доводилось. Понимаешь, почтенный Даупар, они друг друга терпят только в брачную пору, и то недолго. А обычно, как сойдутся вдвоем, тут же драка начинается.

Даупар сообразил, что на его глазах происходит неслыханное нарушение традиций. Ни один Подгорный Охотник не позволит себе уличить другого во лжи или хотя бы поправить в мелкой детали. Какую бы чушь ни нес рассказчик – встревать нельзя, разве что поддакнуть, посмеиваясь про себя. Но так неприкрыто унижать собрата по ремеслу... О Безымянные, что сейчас будет?!

Хозяину бы куда-нибудь забиться и помалкивать, но проклятый язык от страха ляпнул:

– Почтеннейший Шенги, стоит ли так неуважительно обращаться с другими Подгорными Охотниками?

– Что ты, почтенный Даупар, – с насмешкой ответил гость, – я уважаю Подгорных Охотников. – Он мягко, но заметно выделил голосом последние слова.

Урихо не выдержал: встал со скамьи, пересек комнату, навис над сидящим Шенги.

– Будем знакомы... – В любезных словах звенела угроза. – Я Урихо Эхо Оклика из Рода Саридек. Шестнадцать лет брожу по Подгорному Миру.

Шенги поднял на него спокойные серые глаза и сказал негромко:

– Хозяин называл мне твое имя, но только сейчас я вспомнил, где слышал его раньше. Не завидую я твоим напарникам, Урихо из Рода Саридек.

С исказившимся от ярости лицом светлоусый красавец отшатнулся от стола. А Шенги продолжал неторопливо:

– Шестнадцать лет, говоришь? Очень, очень много для пролазы! И до сих пор еще человек... по крайней мере с виду. Крепок ты, благодари за это Безликих.

– Да как ты!.. – захлебнулся словами Урихо. А оскорбивший его человек обернулся к хозяину:

– Клыкастая Жаба – страшный зверь. Но опаснее всех в Подгорном Мире не она. И даже не дракон. Самая коварная, подлая и хитрая тварь была когда-то человеком. И зовется она – пролаза!

Компания Урихо была уже на ногах, готовая наброситься на пришельца и разорвать его. Хозяин юркнул под стол.

Коротко замахнувшись, Урихо обрушил кулак на ненавистное лицо чужака...

Нет, это лишь со стороны показалось, что обрушил... Кулак застыл у самого лица Шенги. Урихо почувствовал, что его запястье стиснули железные пальцы. Необоримая сила вывернула руку Урихо за спину, повалила его на стол.

Изумленная компания глядела на своего главаря, лежавшего лицом в миске с творогом, и на Шенги, который встал над противником, удерживая его левой рукой.

Это был уже не прежний Шенги. Не мирный путник, смакующий свой немудреный ужин. Все попятились, поняв, как взбешен этот человек. Глаза его сверкали, а когда он заговорил, казалось, что рот извергает раскаленную лаву:

– Пролаза тем и опасен, что ум у него человечий, а душа звериная! И каждый знал, на что идет! Знал, что в воздухе Подгорного Мира разлит яд, губящий душу! Сладко вам? Не можете без этого жить? Да неужто сами не понимаете: это болезнь! Она прикует вас к Подгорному Миру, сомнет в ком глины и вылепит заново – но вылепит зверюгу! Будете шляться из складки в складку, изувеченные душой и телом, и от ревнивой злобы начнете нападать на тех, кого мудрость Гильдии хранит от подобной участи. Все вы одинаковы! Видал я таких и в Грайане, и в Силуране! Наряжаетесь в атлас и шелк, обвешиваетесь золотыми побрякушками, швыряете деньги направо и налево – хоть день, да мой! И знаете, что скоро Подгорный Мир позовет своих рабов – уже навсегда. Пейте, веселитесь, хвастайтесь, пока вы еще люди! Недолог ваш срок, сами знаете! Но не смейте называть себя Подгорными Охотниками, пролазы!

Мощная рука сдернула Урихо со стола и с такой силой швырнула прочь, что он врезался в стену.

Поднялся на ноги. Покачнулся. Смахнул с багровой физиономии творог.

Дружки со страхом глядели на трясущиеся губы главаря.

– За такое убивают, – выдохнул Урихо. – Сейчас мы безоружны, но...

– Это ты безоружен, – прежним, спокойным голосом перебил его Шенги. – А я безоружным не бываю никогда.

На правом плече колыхнулся плащ. Откинув темную ткань, на стол со стуком легла рука.

Нет, не рука. Лапа.

Твердая, с пятью длинными пальцами, с шишковатыми неровными суставами, которые делали ее похожей на ветвь сухого дерева. А черная, с мелким сетчатым рисунком кожа, напоминающая чешую, наводила скорее на мысль о жуткой рептилии. Или о беспощадной хищной птице.

В первую очередь привлекали взор когти – изогнутые, грозные, с сизым металлическим отливом. Под взглядами всех, кто был в комнате, страшные пальцы разжались и снова сжались. Каждому ярко представилось, как эти когти впиваются в плоть, разрывая кожу и ломая кости.

– Если у кого есть охота подраться, – негромко, почти жалобно сказал Шенги, – лучше начать поскорее. Потому что я устал и хочу спать. С дороги, знаете ли...

Ответом было молчание. Урихо распластался по стене, не сводя взгляда со страшной лапы.

Немного выждав, Шенги заговорил вновь:

– Почтенный Даупар, я не знаю, что ты обронил под стол, но разыщешь свою потерю позже. Будь любезен, проводи меня в мою комнату.

Хозяин вынырнул из-под стола и с видом лунатика двинулся к двери. Следом не спеша направился Шенги, оставив за плечами потрясенную, смятенную тишину.

2