Жизнь вторая

– Ох уж эта почта! Знаете, я несколько месяцев назад отправила письмо одному человеку, живущему в Москве, оно до сих пор не дошло.

– Да, что вы? Я и не знал, что у нас проблемы…

– Да-да. Оно еще в пути. А я уже давно здесь! Так странно! Так смешно!

– М-да, смешно… И все-таки не затягивайте с этим. Позвоните в школу, езжайте туда, пока еще занятия не начались, и привезите документы. Мы же должны зачислить вас на курс. Поторопитесь – скоро осень, начало учебного года.

– Конечно. Я понимаю. Я все сделаю!

– Сделайте, милая, будьте так любезны…

В эту минуту она разговаривала с самим Мастером! Так в театральных институтах называют педагога, который возглавляет курс. Несмотря на молодой возраст, он уже успел снять несколько фильмов и сделать себе громкое имя. Приехав в Москву, она с блеском выдержала вступительные экзамены в школу-студию при «Мосфильме», поступив к нему на курс. Только пришлось соврать, что окончила восьмилетку, и теперь не знала, что ей делать. Прошла неделя, другая, уже наступил август. Оставалось совсем немного, и скоро обман вскроется. Однажды их курс был созван на собрание перед началом учебного года, куда она явилась, сгорая со стыда – за это время так ничего и не придумала. Неужели ее выгонят? – думала девушка. Когда все разошлись, она осталась в комнате наедине с Мастером.

Тот долго пристально на нее смотрел, ничего не говоря.

– Ваши документы так и не пришли, – наконец услышала она голос человека, которого уже боготворила. Она не знала, что сказать! Понимала одно – сейчас решалась ее судьба. Проще было стоять на прослушиваниях, читая монологи и басни, стихи, петь и танцевать, проще было выдерживать невероятный конкурс, чем сдавать этот экзамен – последний.

– О! Документы, – вырвалось у нее. И, неожиданно для себя, улыбнулась. Словно, какой-то голос шептал ей, подсказывая, что нужно говорить:

– Нужно стоять до конца, стоять на своем, – настаивал он, – а там будет видно!…

И девушка быстро затараторила, нервно жестикулируя:

– Действительно! Документы! А ведь я им звонила! Я писала! Они все обещали, обещали… Потом приехала в свой город, но школа была закрыта на каникулы. Конец учебного года, что поделаешь. Там шел какой-то ремонт. Грязь, кирпичи, стройка. Все в лесах! Пыль несусветная! Учителя разъехались кто куда. Потом вернулась в Москву, снова звонила. Мне обещали все сделать. Иногда кажется, словно везут мое письмо на перекладных, на стареньких лошадях, а вокруг пурга, и почтовая карета вязнет в глубоком снегу. Какая карета – на дворе 20 век! Какая пурга – сейчас август, а там все снега и снега, и холодная зима. Теперь каждый день я захожу на почту и задаю один и тот же вопрос! Голова идет кругом! Вот и сегодня утром была там. А мне сказали…

Все это время Мастер с интересом слушал девушку, прищурив глаза, словно репетировал сцену или делал кинопробы на роль, наконец, спокойным голосом перебил:

– Закончили?

– Да… Нет… Не знаю, – тихо прошептала она и умолкла. Голос тоже молчал.

– Тогда скажу я… А нам на почте сказали, когда мы уже сами сделали запрос в вашу школу, что ответ пришел. Пришел всего за два дня. Вот так… И никакой пурги, как вы изволили фантазировать, не было! И лошадей тоже. Сдохли все лошади еще в прошлом веке! Пурга! Ну, надо же!

Тут он гневно сверкнул глазами и зарычал:

– А там было написано, что вам оказывается только 15! И вы… вы даже не соизволили закончить восьмилетку… Что скажете? Говорите же, слушаю вас.

– Я?… Что скажу я? – робко переспросила она. Но голос снова молчал, и что ответить она не знала.

– Да! Вы! Опять будете врать?! – он едва сдерживал себя. Он был в бешенстве, в ярости. – Ненавижу вранье! Идти в профессию актера и начинать с вранья, значит ставить на себе крест! Как вам потом поверит зритель? Ничего порочнее лжи не бывает. Вы, молодая особа, должны знать это. К тому же, явившись сюда на год раньше, вы изволили занять чье-то место, черт возьми. Об этом вы подумали? И все из-за вашего вранья!…

– Это не вранье, – вдруг спокойно перебила его девушка. От возмущенья он чуть не задохнулся.

– А что же?

Небольшая пауза повисла в аудитории.

– Неправда… Маленькая неправда! – наивно ответила она. – А что мне было делать? Если бы я сразу призналась, что мне 15 – вы бы на меня даже не посмотрели! Стали бы вы со мной разговаривать? Ответьте, только честно! Стали бы?

– Нет, – невольно вырвалось у него. Такой наглости он не ожидал. Ожидал всего, чего угодно: слез, мольбы, уговоров, только не этого. Он выпученными глазами на нее смотрел, а маленькая наглая врунья уверенно продолжала:

– Вот! У меня не было другого выхода!

– Но, позвольте. Приехали бы на следующий год. Закончили бы восьмилетку и добро пожаловать!

– Я хотела поступить к вам. Именно к вам. А вы набираете следующий курс только через четыре года!

– Приехали бы через четыре года, если уж такая нужда учиться у меня.

– Ха!

– Что означает ваше «ХА»? – он был совершенно озадачен.

– Вы смеетесь?! Через четыре года я буду старая и никому не нужная.

– Да, что вы? – он с искренним интересом на нее смотрел. – Действительно, как я не подумал? Через четыре года вам будет…

– Девятнадцать! Целых ДЕВЯТНАДЦАТЬ!!! Понимаете? – все больше заводилась она.

– Да-да. Понимаю. Глубокая старость.

– Вот. Вы все понимаете, а говорите – вранье! Маленький обман.

Она замолчала и теперь смотрела на него широко открытыми глазами. От этого взгляда невинного и трогательного он уже забыл обо всем. Вдруг захохотал.

– Что вы смеетесь? – удивилась Аня, а он уже не мог остановиться. – Вы надо мной смеетесь? Почему? Я сказала что-то смешное? Никогда не думала, что у меня такое амплуа. С далекой молодости готовилась играть героинь, а надо мной смеются. Надо мной! Странно!

– Все! Хватит! – уже рычал он, утирая слезы, – Замолчи!… Фу!

Какое-то время он приходил в себя, а девушка молча на него смотрела.

– Вы меня выгоняете? – прошептала она.

– Нет… Но, ты не знаешь, девочка, какую головную боль мне устроила, и через что придется пройти, чтобы тебя в пятнадцать лет зачислили на курс.

– Но, у вас получится? Скажите! Не молчите же! Это вопрос жизни…, – больше она не могла скрывать волнения.

– Да! – сдался он. Продолжать это разговор больше он не мог да и сердиться на нее тоже. – Возьмем тебя под коллективную опеку. Как дочь полка.

– Вы не шутите?

– Какие уж тут шутки? – пробормотал он.

– Да! Да!!! – громко закричала она, выбежав из комнаты.

– Сумасшедшая! – летело ей вдогонку. Через мгновение вернулась, подошла к нему близко, очень близко, неожиданно став серьезной. – А насчет того, занимаю ли я чужое место, – сверкнула глазами девушка. – Очень скоро я вам докажу, что оно мое! – гордо заявила она. Только теперь он понял, какой бесенок с черными, как уголь глазами, завелся на его курсе. А ведь с ней не поспоришь – именно такие глаза театральному институту и нужны, – подумал Мастер.

Так началась новая и такая необычная для нее жизнь! Каждый день она с радостью отправлялась на учебу, была старательна и активна, постигала сложную науку сцены с таким рвением, которое дано не каждому в ее возрасте, а была она младше остальных, что не помешало очень скоро стать любимицей курса. Затаив дыхание, ловила каждое слово великих педагогов, с которыми довелось общаться, и чувствовала себя абсолютно счастливым человеком.

– Профессия актера, это сложнейшее ремесло, это великое самопожертвование, на которое только способен человек. Когда с тебя снимают кожу, твои нервы обнажены, ты горячими руками вынимаешь из груди сердце и показываешь зрителю, как трепетно оно бьется…

Такими словами начал Мастер первое занятие со студентами.

– Меня сейчас стошнит, – прошептала ей девушка, сидевшая рядом.

– А меня нет, – отмахнулась Аня, с восторгом продолжая слушать.

– Понимаю ваше удивление, такие вещи не говорят даже студентам медицинских институтов, но здесь мы это говорим, потому что вы должны знать, на что идете. И, не дай вам бог делать это ради славы или денег, ради аплодисментов. Стоит лишь однажды это пожелать – из творцов и лицедеев вы превратитесь в жалких ремесленников. А из служителей сцены в служак. Бесценно лишь то, что не имеет цены – запомните это на долгую творческую жизнь.

А она даже записала, настолько ей понравились эти слова. Поклялась, что ни минуты не проведет впустую в этих стенах, и очень скоро станет настоящей актрисой… И сыграет Чайку. Непременно сыграет! Об этой мечте она не забывала никогда. Где сыграет, как, для кого – об этом она не думала, и, несмотря на то, что училась на Мосфильме, с этой мечтой не расставалась. А по вечерам, когда занятия заканчивались, и студенты расходились кто куда, для нее жизнь только начиналась. Она не любила шумные студенческие вечеринки, не уделяла внимания молодым красавцам, которые учились вместе с ней. Сейчас она была в Москве. В городе, где сотни кинотеатров светились веселыми огоньками афиш, где было множество театров, а там играли замечательные актеры. И девушка, экономя на последнем из крошечной стипендии, покупала билеты, десятки раз пересматривая любимые кинофильмы или шла на спектакли. Хорошо, что туда ее пускали бесплатно, как студентку и будущую актрису. А там, с высоты птичьего полета, из-под самого потолка, с галерки она могла наслаждаться искусством актеров той великой театральной эпохи.

Я ей больше не помогал. Ничего на ухо не шептал. Она не нуждалась ни в чьей помощи, добиваясь всего сама. Начинающая актриса обладала потрясающей энергией, и все препятствия были для нее, словно небольшие ступеньки, через которые она с радостью перепрыгивала, мчась все дальше и выше. Но я был всегда рядом. Мне интересна была эта девочка с черными глазами, которые смотрели дерзко и уверенно. Я решил пока не оставлять ее, дав будущей актрисе испытательный срок. Может, что и получится. Что с ней будет дальше – я не знал. Путь, который она выбрала, был настолько тернист и сложен, что одна она не справилась бы точно. И я готов был прийти на помощь в трудную минуту. Но, казалось, таких минут для нее не существовало.

Однажды с ней случилось событие, которое надолго отложилось в ее памяти, да и моей тоже. В моей, потому что теперь она стала частью моей жизни. Или не жизни вовсе… Не важно! Стала маленьким родным человечком, которого по утрам я с радостью встречал у порога общежития, а по вечерам провожал. Но обо мне она не догадывалась. Впрочем, так было во все времена моего существования, к чему я давно привык. Но, эта история не обо мне…

Три года пролетели в неустанных трудах. Каждый день для маленькой актрисы был откровением, он приносил что-то новое, дарил надежду, радость, не был похож на предыдущий, но главное открытие для нее было впереди. Все это время на занятиях по актерскому мастерству студенты делали упражнения, потом этюды, ставили миниатюры, играя маленькие роли, наконец, Мастер сообщил, что пора создавать спектакль.

– Какой? – замерли студенты.

– Какую пьесу мы будем играть? – пронесся шум голосов. Вдруг послышался громкий возглас: – Чайку!

Все обернулись, глядя на маленькую хрупкую девушку, а она с восторгом повторила: – Чайку! – и посмотрела на Мастера. Тот засмеялся:

– Аня, почему, Чайка? Есть множество замечательных пьес! Но…

Все замерли, ожидая его решения. Тот немного помолчал, оглядывая лица студентов, остановив взгляд на ней:

– Но… по какой-то невероятной случайности ты оказалась права.

Ропот пронесся по залу, а Мастер закончил:

– «Чайка»! Состав курса позволяет распределить все роли пьесы, а Нину Заречную играть тебе, Аня!

Это была ее первая маленькая победа. Три года она болела этой ролью, знала ее наизусть, мечтала о ней, и теперь Нина Заречная принадлежала ей! Это было чудом! Видимо, Мастер не забыл, как она поступала к нему, читая монолог из этой пьесы. За что он тогда и взял ее на курс.

Начались долгие недели репетиций. Она была счастлива. Девушка порхала по сцене, произнося монологи, с восторгом работала с партнерами, и поражалась, как легко ей давалась роль. Мастер иногда хвалил ее, впрочем, как и остальных, и Аня впервые почувствовала себя актрисой. Если это так легко, значит, она не ошиблась, значит, правильно выбрала профессию. Теперь она была абсолютно уверена, что создана для сцены и чувствовала себя настоящей Чайкой! Актрисой, у которой впереди большая творческая жизнь.

Я с любопытством наблюдал за этим крошечным существом, которое решил опекать. Но, я прожил слишком долгую жизнь, и многое повидал на своем веку. Видел великих актрис, работавших над этой ролью. Знал, чего стоило им играть Чайку. Через какие муки они проходили. А этой все было нипочем. Словно, играла с любимой игрушкой. Может быть – так и должно быть? – удивлялся я. – Не знаю, я не Мастер. Я всего лишь Ангел, искушенный зритель, и здесь помочь не мог ничем. Теперь все зависело только от ее таланта. Один умный человек сказал: «Талантам надо помогать, бездарности пробьются сами». И это понятно. Талант – это великий дар. Но сколько людей, осененные божественным перстом, прозябают в безвестности и забвении на задворках истории. Таким и нужен Ангел. Мелочи иногда решают все. А я могу устроить любую встречу, переложить бумаги с одного стола на другой, доставить письмо по назначению. Такие мелочи могут повлиять на судьбу человека. Но дальше… Как мой избранник этим распорядится, зависит только от его способностей и таланта. Что же, посмотрим. Я мог сделать многое для этой черноглазой девочки, не мог только одного – сыграть за нее эту роль, а до премьеры оставалось всего две недели.

Однажды Аня после репетиции подошла к Мастеру и спросила:

– Ну, как? – она была возбуждена, глаза ее светились восторгом, была она довольна собой. Знала, что все у нее получается. Но, как иногда нужен взгляд со стороны, тем более, когда на тебя смотрит не кто-нибудь, а Мастер. Человек, который всему научил, и ты доверяешь ему абсолютно!

– Ну как? – снова с восторгом спросила она. Тот на мгновение задумался, улыбнулся и просто ответил:

– Неплохо.

– Да? – и тихое счастье затрепетало в душе – ее оценил сам Мастер, который обычно был скуп на похвалы.

– Хорошо! – добавил он. А его «хорошо» стоило дорого – она знала это.

– Ты неплохо справляешься с ролью, – продолжал он. – Хорошо работаешь, честно. Молодец, Аня.

– Я или моя Нина Заречная? – вдруг спросила девушка. Мастер немного помолчал, о чем-то думая, перевел взгляд на нее, улыбнулся.

– Ты органична, убедительна, я тебе верю.

– Мне или моей Чайке? – настаивала она. Мастер стал серьезен. Он мгновение подумал и спросил:

– Запамятовал, тебе сколько лет?

– Восемнадцать! Уже целых восемнадцать!

– Восемнадцать, – задумчиво повторил он. – Как тебе это объяснить?…

Он долго молчал, глядя куда-то мимо нее. Взгляд этот был отрешенным, сосредоточенным, в его глазах отражались неведомые фантазии, образы, которые тот себе представлял. Потом Мастер снова мягко заговорил:

– Понимаешь, Аня, Чайка – она другая. Большинство актеров играют себя в обстоятельствах, предлагаемых ролью, и только один из сотни, может быть, из тысячи перевоплощается, создавая образ. Но это вершина, на которую забраться нелегко. Скажу честно – дано это не каждому. Ты свободно существуешь в истории и декорациях, придуманных Чеховым, неплохо работаешь, выкладываешься, ты молодец! Еще будет несколько репетиций, мы доработаем некоторые сцены – думаю, получится достойная работа. Все будет хорошо, я доволен тобой… А, Чайка… Она немного другая. Ну, это уже…

Напоследок улыбнулся и откланялся, а девушка осталась одна. Она была потрясена.