Друзья с удовольствием отпраздновали первый удачный этап мероприятия, не обделив и Серегу, который, хоть и был уже хороший, с учетом выпитого за весь день пива, но все-таки заслужил сегодня толерантное отношение со стороны приятелей. Огонь в печке негромко трещал, на столе стояла запотевшая бутылка «Стандарта», извлеченная из недр раритетного холодильника марки «ЗиЛ», огурчики были заботливо уложены рядком на тарелки и по комнате разносился их волшебный аромат.

– Егорыч, – Макс разлил очередную порцию. – Вот мы тебя сколько знаем, года три уже? Расскажи-ка нам, как ты копать начал.

– О, это была забавная история. – Егор мечтательно улыбнулся. – Во всем виновата была, как обычно любовь…

– И, наверное, сиськи, – включился в разговор Серега.

– Ну, наверное да, не без этого. Я тогда классе в седьмом был. Сами понимаете, подросток в период полового созревания – существо асоциальное, опасное и непредсказуемое. А в школе у нас пионервожатая была, Зина. Ух, знойная женщина, я вам скажу. Вот и случилось у меня к ней всеобъемлющее и всепоглощающее чувство. А так как пионером я был неважным, да, прямо скажем, хреновый пионер из меня был, надо было какие-то точки соприкосновения искать. Вот тогда-то я ей ветерана и подогнал.

– Какого ветерана?

– Да самого натурального, жил у нас в доме. Контуженный на всю бошку. Ну, а времена такие были – никто не забыт, ничто не забыто. Вот я к Зине и подкатил – так, мол, и так, есть у меня знакомый ветеран, личность насквозь героическая. Уничтожал фашизм в окрестностях нашего славного городка. Не создать ли нам с вами, Зина, пионерский поисковый отряд, дабы на основе ветеранской информации доставать из-под земли документальные свидетельства нашего военно-героического прошлого. Ну и понеслось. Я-то, конечно, больше тогда о походах думал, да о ночевках в палатке. Ну, а потом самому интересно стало, что мы там откапываем. А уж когда первого бойца подняли, да медальон нашли, а потом и родственников его отыскали – вот тут-то меня совсем и накрыло. Так и копаю до сих пор.

– Ну, а с Зиной-то что. Получилось?

– Да что там могло получиться? Там учитель музыки нарисовался. Он её коллекцией советского рока заинтересовал. «Черный Кофе», «Ария», еще что-то. В походы с нами ходил, гад. Потом она за него замуж вышла. С тех пор я этот говнорок русскоязычный как-то не очень люблю. Мне больше «Металлика» нравится.

Серега тяжело вздохнул – пронял, видимо, его рассказ Егорыча.

– Эх, у меня вот тоже как-то девка была – огонь. Артистка цирка! Ну и сильная была, жуть. Ладно, пойду я спать – потом расскажу как-нибудь…

Когда уже совсем стемнело, Егор где-то откопал гитару и старинная, как минимум, шестисотлетняя деревня Красный Холм познакомилась с гимном копательской братии двадцать первого века:

 
Старый следопыт – ясные глаза
Знает, кто и где зарыт много лет назад
Старый следопыт ясные глаза
Знает, кто и где зарыт раз и навсегда
 

Выйдя из дома покурить, Макс присел на скамейку в небольшом палисаднике перед домом и долго смотрел на огромную луну, висевшую над деревней. Местами скрытая небольшими тучами, серебряно-бледная, она висела над деревней, освещая поле, на котором были сделаны сегодняшние находки. Казалось, она касалась черной зубчатой стены леса, будто зацепившись за нее. Пора было спать.

Когда они вышли из леса, луна уже взошла, освещая своим бледным светом широкую долину. Недалеко от них, шагов семьсот, не более, виднелся городок, маняще зовущий теплом огней и запахом еды. Путники устали. Шел тридцатый день их путешествия, они давно покинули приютившую папский престол Францию, прошли горы Австрии и Богемии, пересекли неряшливую Польшу и неторопливую Литву. Весь этот день они шли по Тверским землям – пустынным и диким местам. До Москвы, столицы этого варварского государства, оставалось 2 дня ходу. Их священная миссия, о которой, впрочем, знал только один из путников, заканчивалась именно там.

Аббат показал рукой на городок, и троица ускорила шаг. При удачном раскладе их ждал здесь ночлег и ужин, при неудачном… кто их знает, этих варваров. В Европе столько рассказов ходило о дикости и темноте этого народа, что и верить было страшно. Как этим дикарям удалось заполучить величайшую Святыню? Какими вообще неисповедимыми путями оказалась она в этом глухом краю?

Дорога привела их к воротам в высоком частоколе.

– Кто такие? – Стражник у дверей был воистину огромен, а количество растительности на лице (бородой это трудно было назвать), казалось, пыталось составить конкуренцию лесам, покрывающим этот глухой край.

– Путники. Везем послание от его Преосвященства, Папы Римского Климента Шестого, Великому Московскому Князю, Симеону.

Аббат в очередной раз порадовался мудрому решению Папы дать ему в сопровождающие этого громилу – литовца. Он прекрасно исполнял роль охранника. Близ одной польской деревушки шайка негодяев хотела поживиться, встретив на пути хорошо одетых европейцев во главе с аббатом, но общение с Литовцем навсегда отбила у них эту охоту. Даже если кто-то из поляков и выжил после встречи с ним, он надолго забудет про свой лихой промысел. Помимо этого, сносно говорящий на варварских языках, Литовец должен был стать переводчиком на пути в Московию, с чем он в очередной раз, похоже, прекрасно справился.

Путников провели в город, да, собственно, и городом то это называть было странно. Десятка два низких, приземистых деревянных домов сгрудились вокруг единственной площади, над которой возвышалась церковь, тоже, видимо, деревянная. Аббат отметил про себя, что надо будет утром рассмотреть ее поподробней. Ему говорили в Риме, что варвары-русы строят церкви из дерева, не используя ни единого гвоздя. Конечно, этот небольшой сруб и близко не сравнится с величественными римскими соборами из камня и мрамора, но, наверное, будет забавно по возвращении рассказать об этих чудовинах, которые ему довелось увидеть своими глазами. Рядом с церковью он разглядел под светом луны большое строение, размерами гораздо больше, чем окружавшие его домишки. «Видимо, дом местного князя», – подумал аббат и оказался прав. Собственно, к этому дому их и привел стражник. Он открыл дверь небольшой пристройки – скорее, даже, сарая, прилепившегося к стенам княжеских палат. Бородатый жестом показал им на вход и, передав Литовцу еле коптивший факел, пошел обратно в сторону ворот. Громила первый зашел в дом, огляделся, насколько позволял еле тлеющий огонь, и дал знак попутчикам. Оставив слуге лошадей, аббат вошел в их временное пристанище – низкий потолок, земляной пол, очаг из камней по центру, охапка хвороста. Шкуры, брошенные по углам, видимо, исполняли роль кроватей. Несмотря на лето, внутри было довольно сыро. Аббат разжег огонь в очаге и приступил к молитве. Его священная миссия, порученная Папой, была близка к завершению.

Огонь в очаге разгорался и сырость отступала.

– А вот скажи мне, литовец. – Слуга подсел поближе к огню, уплетая кусок овечьего сыра. – Это правда, что монголы русов завоевали? И что русы монголам дань платят?

– Дань платят, это верно. – Литовец усмехнулся. – Только никто их не завоевывал.

– Как же так?

– Да вот так. Завоевать – это что значит? Значит, поработить, заставить на себя работать. Пользу приносить. А этих русов еще никто смог работать заставить.

– Как же они живут?

– Так и живут. Дань платят. Когда надоест, соберутся вместе – татарам мало не покажется. Да и татары это понимают, сюда не суются, сидят себе где-то там, далеко. А местные князья к ним на поклон ездят.

– Почему так?

– Да потому что если татары сюда придут, побьют их тут сильно. Не любят тут татар.

– А почему же платят?

– Так мужик же не татарину платит, а князю своему. Это потом уже князь все татарам везет.

– Странные они.

– Да уж. Одно слово – варвары.

Скромно поужинав и помолившись на ночь, путники легли спать…

Проснулся аббат от громких криков снаружи. Громила-литовец уже не спал и напряженно стоял у входа. Как понял аббат, он тоже только что проснулся и пытался понять, что происходит снаружи. А снаружи все было плохо. Топот лошадей, крики мужчин и женщин, всполохи огня. Вытащив из ножен короткий меч, литовец выжидательно посмотрел на аббата.

– Уходим, – сказал тот и, пнув слугу, спящего как ни в чем не бывало, быстро собрал свои вещи.

Шум снаружи усиливался. Уже отчетливо слышался звук металла, бьющегося о металл. Несколько человек бежали через площадь, что-то крича. На окраине загоралось зарево пожара. Стараясь держаться в тени домов, путешественники быстро пошли в сторону, противоположную схватке. Выбежавшая из ближайшего дома женщина бросилась к ним, о чем-то умоляя, но литовец просто отстранил ее, убрав с пути. Шум схватки, который раньше был сзади, теперь раздавался справа, и литовец, шедший впереди с мечом в руке, взял левее. Наконец вдали показался черный частокол ограды. До него оставалось не более двух дюжин шагов, когда они услышали приближающийся сзади топот – четыре всадника двигались прямо на них, освещая себе дорогу ярко горящими факелами. Частокол был все ближе, аббат и слуга побежали, а телохранитель, держа меч перед собой, отступал спиной вперед, прикрывая их. Место было узкое – стена дома с одной стороны и небольшой прудик с другой давали путникам шанс успеть добежать до частокола. Трое всадников пошли на литовца, что-то крича на своем гортанном наречии, а четвертый свернул в сторону, видимо, желая объехать пруд и догнать беглецов. Литовец что-то отвечал им, но не переставал отступать, держа меч перед собой. Вот и частокол. Грузный слуга неловко пытался взобраться на поленницу, чтобы перелезть через препятствие и аббат, услышав хруст ломаемых веток в кустах рядом, с силой подтолкнул его так, что тот перелетел через ограду и громко обрушился с той стороны. Оглянувшись, аббат увидел, как отчаянно бьется громила с всадниками, как один из них занес меч над головой Литовца. Аббат подпрыгнул, зацепившись за край частокола и уже практически был на той, спасительной, стороне, когда стрела варвара, разрезая со свистом воздух, пришла ему в спину, и от толчка он упал вниз. Слуга бросился к нему, но силы уже оставляли аббата. Достав последним усилием воли небольшой сверток из тонкой кожи из складок своей походной рясы, он вложил его в руки слуги, стоящего над ним в слезах. Он так и не исполнил поручение Папы. Он так и не достиг святыни. Он не смог… это была его последняя мысль.

Увидев, что глаза аббата закрылись, а тело обмякло, слуга, рыдая и сильно хромая, побежал, насколько хватало сил. Освещаемый яркой полной луной, он являл собой отличную мишень. Подвернутая при падении нога не давала бежать быстро, руки держали сверток, прижав его к груди, а губы шептали молитву сквозь сбитое бегом дыхание. До вожделенной стены леса оставалось совсем немного. Вот уже видна была граница тени, которую бросал он на край поля. И уже несколько шагов оставалось до этой границы, когда что-то ударило его в спину, опрокидывая на землю и разворачивая. Его руки распахнулись, выпуская сверток, а глаза, удивленные и широко распахнутые, видели лишь огромную белую луну в смертельно-черном небе. И эта луна становилась все больше и больше, пока все его сознание не заполнилось ее ярким всепоглощающим светом…

Застывший в ночи старинный баварский город Аугсбург спал. Уже разошлись из вековых кабаков накачанные пивом туристы и местные жители. Сняли свои фартуки, опустошили большие кожаные кошельки и, довольно посчитав чаевые, разбежались по домам многочисленные официанты. Задремали турки-таксисты, откинувшись в кожаных креслах Мерседесов Е-класса, застывших бледно-желтыми пятнами на своих стоянках. Ушли домой подростки-арабы, задиравшие прохожих у Макдоналдса на Кёниг Платц. Казалось, только двое не спали во всем городе. Стоя на стометровой высоте, на балконе 34-го этажа гостиницы Доринт, этажа, недоступного для постояльцев, и выкупленного целиком под офис одной странной корпорацией, двое мужчин смотрели на пустой город, погруженный в глубокий сон. Один из них был высокий седой немец с острыми чертами лица, жестко очерченным подбородком и жестким взглядом – этакий породистый ариец. Второй был явно азиатского происхождения, намного меньше ростом, толстоват, менее опрятен, да и вообще, если рассмотреть, с каким подобострастием он смотрел на немца, становилось ясно, кто в этой паре главный.

– Седьмое июля наступило, Магистр, – робко сказал китаец.

– Я в курсе, Минг, – ответил Магистр раздраженно. – Седьмое июля наступило два часа пятьдесят минут назад по центрально-европейскому времени. А в стране, которая подарила миру тебя, недотепу, седьмое июля наступило одиннадцать часов назад. И, что характерно, ни в Северной, ни в Южной Америке седьмое июля еще не наступило. Я прекрасно ориентируюсь во времени, Минг, и не нуждаюсь в часах с кукушкой, которая повторяет одно и то же.

– Неужели вы думаете, что наш объект находится в Америке, Магистр? Мы так долго ждали этого дня, что очень тяжело ждать еще, пока в Америке наступит седьмое число. Да и в предсказании про Америку ничего не было…

– Все может быть, тупица. То, что следы Святыни потерялись в Восточной Европе, ничего еще не значит. Она может находиться где угодно – в Америке, Европе, Азии. Слишком много времени прошло. Слишком мало следов. Всего слишком. В предсказании сказано, что Святыня явит себя миру седьмого июля, но это не значит, что мы увидим это по CNN. Это может произойти тихо и незаметно. В любое мгновение, в любой стране. Именно поэтому весь смысл нашей многолетней работы – подготовиться к этому дню так, чтобы не пропустить появление Святыни. И когда мы узнаем, где она, мы вернем ее и выполним обещание, данное моим предком. Я верю в предсказание, Минг. Это случится сегодня.