– Как – еще медленнее? Ну ладно, я же вам еще повторю. – И Надежда зачастила в два раза быстрее: – В прошлой, значит, платежке выписано семьсот двадцать, а в этой семьсот пятнадцать, это за отопление, а за воду – все наоборот, когда должно быть не так, потому как в том месяце было теплее, а в этом – я к племяннице уезжала, потому что я с ее собакой сидела, нельзя же собаку одну оставлять! Она когда одна, все время лает, и соседи недовольны!

Выдав эту тираду, она привстала, якобы для того, чтобы быть ближе к Камнеедовой. На самом же деле, стоя возле стола, она могла лучше разглядеть сувенирных животных на полке.

Теперь она не сомневалась, что за спиной лошади притаилась обезьяна с пылающими, как помидоры, щеками.

Значит, до этой жилконторы охотник за обезьянами еще не добрался – стоит макака на месте абсолютно целая, вот бы обследовать эту обезьяну прежде него!

– Женщина, сядьте! – потребовала Камнеедова. – У меня от вас в глазах рябит!

– Я, конечно, сяду, – невозмутимо ответила Надежда, – только я так и не поняла, почему это в платежках такая путаница. Если в этом месяце я к племяннице уезжала, а в том было теплее, почему же в этой платежке семьсот двадцать, а в той семьсот пятнадцать? Когда я в этом месяце уезжала…

Лицо Камнеедовой выглядело так, как будто помидоры ее щек быстро и неотвратимо дозревают. Глаза ее стали еще более выпученными, а волосы встали дыбом. Надежда почувствовала сильнейшее желание отойти как можно дальше, но посчитала это минутой слабости и смотрела твердо.

– Женщина! – рявкнула Камнеедова. – Какая племянница? Какая собака? Чего вы от меня хотите?

– Племянница моя родная, хотя нет… она мне двоюродная, но все равно как родная, а собака – эрдельтерьер, но когда одна, лает прямо как какой-нибудь пудель… – Надежда вспомнила свою приятельницу Муську Василькову и попыталась говорить таким же визгливым голосом. Получилось не очень похоже, но противно.

– Женщина! – попыталась прервать ее Камнеедова. – При чем тут ваш пудель? Если у вам… у вас… если вопросы по оплате, почему вы ко мне пришли? С этими вопросами вам нужно в бухгалтерию!

– А я и пришла в бухгалтерию, только они какие-то непонятливые. Я им все подробно объяснила – и про то, что в том месяце теплее, и про племянницу, и про собаку, а они ничего не поняли и стали все валерьянку пить, а мне сказали, чтобы я к вам пошла, потому что только вы можете в моем вопросе разобраться…

Все лицо Камнеедовой побагровело, она расстегнула верхнюю пуговицу блузки, но все равно дышала тяжело и хрипло, как будто только что бегом поднялась на двадцатый этаж. На лбу у нее выступили крупные капли пота, она судорожным движением выдвинула ящик стола, трясущейся рукой достала из него пузырек и маленький стаканчик и безуспешно попыталась накапать в него лекарство.

Надежда устыдилась, но в глубине ее души шевельнулась неуместная гордость: надо же, она сумела довести до приступа мелкую начальницу, прошедшую огонь, воду и медные трубы! Однако как бы тетка копыта тут не откинула, неприятностей потом не оберешься…

Она обошла стол, взяла из руки Камнеедовой пузырек и участливо спросила:

– Сколько?

– Тридцать… – хрипло выдохнула та.

Надежда накапала тридцать капель, долила минеральной воды из бутылки и поднесла к губам чиновницы. Та выпила, дыхание ее стало немного ровнее.

– Окно… – проговорила она, немного отдышавшись.

Надежда кивнула и открыла окно. В кабинет хлынул с улицы сырой холодный воздух, и Камнеедова стала приходить в себя. Однако, увидев Надежду, она снова побагровела и хрипло проговорила:

– Женщина, уйдите, у меня больше нет сил с вами разговаривать!

Надежда решила не переигрывать и покинула кабинет.

Она и так узнала достаточно много: очередная обезьяна находится в жилконторе и злоумышленник до нее еще не добрался. Нужно постараться опередить его, но вот как?

Перед дверью кабинета Надежда столкнулась с мужчиной.

Это был не тот, прежний мужчина интеллигентного вида с иностранной книжкой в руках, который пропустил вперед Надежду. Этот был моложе, бойчее, лет сорока, с темными, слегка редеющими на макушке волосами.

– Что там она – одна? – осведомился он у Надежды, кивнув на кабинет. – Никого у нее нет?

– Никого, но только вы немного обождите – ей сейчас плохо.

– Плохо? Это хорошо… – странно ответил мужчина и, несмотря на предупреждение Надежды, вошел в кабинет.

Надежда шла к выходу из жилконторы, думая, как ей снова сюда проникнуть, желательно после окончания рабочего дня, когда Камнеедовой не будет в ее кабинете. Причем хорошо бы это сделать как можно быстрее, чтобы ее не опередил охотник за обезьянами…

Тут проснулся ее внутренний голос, этот зануда и перестраховщик, и задал ей вопрос: для чего ей все это нужно? За каким, как говорится, чертом?

И Надежда с некоторым стыдом поняла, что в данном случае он прав. Вот для чего она тратит столько сил и времени на бесполезные поиски? Ну какое ей дело до этих обезьян, хоть бы их было и не восемь, а все двенадцать? Человек что-то там спрятал в обезьяну. Глупо, конечно, но у него явно были на то свои причины. И теперь он эту свою вещь пытается найти. Не совсем законным путем, но ей-то, Надежде, что до этого? Ну, украл он одну статуэтку из танцевального кружка, это ненаказуемо. Ну, в химчистку залез, так, в общем, ничего ценного и не взял. В мастерской компьютер украл, так небось компьютер был старый, недорогой. А уж что Люську бросил, так она сама виновата, не нужно было за первого встречного замуж собираться. Могла вообще на какого-нибудь уголовника нарваться, он бы ее убил и ограбил.

А этот никого не тронул. Что бомжу Тюте в глаз засветил, так бомж привычный, ему и не так перепадало.

«Что, сказать нечего? – ехидно поинтересовался внутренний голос. – Отвечай правду!»

– Мне просто интересно, – честно ответила Надежда.

«Так я и знал, – простонал внутренний голос, – этого я и боялся!»

Тем временем слегка лысеющий мужчина примерно сорока лет вошел в кабинет Камнеедовой и плотно закрыл за собой дверь.

Хозяйка кабинета сидела за своим столом, обмахиваясь рекламным проспектом фирмы канцелярских товаров. Лицо ее почти уже вернулось к своему обычному цвету, и дышала она почти нормально.

– Мужчина, вы куда? – проговорила она недовольно, застегивая верхнюю пуговицу блузки. – Я же еще не вызывала следующего! Подождите, пока вас вызовут!

– Нинель Борисовна, – ответил мужчина мягким, заискивающим голосом, – я вас долго не задержу… у меня вопросик совсем маленький. И кроме того, я к вам не с улицы, я от Михаила Евграфовича…

– От кого? – удивленно переспросила Камнеедова. – От какого такого Графовича?

– Ну как же! – Мужчина поднял глаза к потолку. – От самого Михаила Евграфовича! Он, кстати, о вас очень хорошо отзывался. Он мне так и сказал – только Нинель Борисовна в состоянии решить ваш вопрос… в смысле, мой вопрос.

Лицо Камнеедовой отобразило интенсивную работу мысли. Она пыталась вспомнить, кто такой Михаил Евграфович. В памяти шевелилось какое-то давнее воспоминание, но никак не хотело оформиться. Однако на всякий случай она решила не ссориться с незнакомцем.

– Так что у вас за вопрос? – спросила она озабоченно.

– Вопрос у меня совсем маленький и простой, однако конфиденциальный… – Мужчина доверительно перегнулся к ней через стол, но, вместо того чтобы озвучить свой вопрос, неожиданно вытащил из кармана маленький пластиковый флакончик и прыснул из него в лицо Камнеедовой.

Нинель Борисовна удивленно и широко раскрыла рот, захрипела, глаза ее полезли на лоб. Она пыталась что-то сказать, но лишилась не только дара речи, но даже способности дышать.

В этот трагический миг она внезапно вспомнила урок литературы в пятом, что ли, классе. Сухонькая старушка Изольда Матвеевна идет по рядам и говорит звонким не по возрасту голосом:

– В своих произведениях Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин в сатирической форме изобразил… Камнеедова, ты спишь, что ли?

Но Камнеедова уже не спала.

Она полулежала в своем рабочем кресле, уставившись пустым взглядом в потолок и сжимая в правой руке оторванные от блузки пуговицы. Щеки теперь были не красными, а синюшными.

Лысеющий мужчина недовольно взглянул на нее и пробормотал:

– Надо же, как неудачно… что это она от такой ерунды загнулась? Должна была только заснуть… А может, просто без сознания?

Он опасливо приблизился и потрогал Камнеедову за шею с целью найти пульс. Пульса не было. Оттого, что он тронул тело, оно не удержалось на стуле и соскользнуло бы на пол, если бы он не подхватил его. Камнеедова и при жизни была дамой мощной, а теперь ему понадобились все силы, чтобы не дать ее телу упасть. При этом он не заметил, как из кармана выскочил маленький баллончик и покатился по мягкому ковровому покрытию.

– Померла, значит, – спокойно констатировал мужчина, сообразив, что живой человек не может быть таким неподвижным.

Смерть Камнеедовой, однако, не остановила его. Он подошел к полке, осторожно снял с нее керамическую обезьяну, сунул ее во внутренний карман и быстро вышел из кабинета.