– Я никуда не поеду, – сказал Тимор-Алк.

Крокодил посмотрел на свою руку. Наверное, какие-нибудь йоги, экстрасенсы, памирские монахи умеют затягивать порез своей волей за несколько минут. Если не сказки. Если хоть кто-то из землян действительно на это способен.

* * *

Колонна во главе с Айрой рысцой углубилась в лес – перед этим инструктор дал парням отдохнуть, выкупаться в речке, смыть кровь и пот. Крокодил остался, и Тимор-Алк остался тоже. Метис сидел над водой, время от времени роняя туда розовые капли, и смотрел на руку с порезом.

Крокодил, не тратя время на ерунду, отрезал две полоски материи от своих штанов, отчего те превратились в пляжные шорты, и перевязал руку. Потом лег, выбрав место поудобнее, и задумался.

Официальный срок прохождения испытания – двадцать один день. Теоретически можно по крайней мере отдохнуть на природе.

С другой стороны, обычные поселения на Раа так же чисты, зелены, снабжены водой и идиллическими бабочками, не говоря уже о роскошных пейзажах. Получив статус государственного зависимого, можно спокойно и тихо работать каким-нибудь сортировщиком газонных семян, на досуге вырезать ложки или писать стихи – это особенно интересно, учитывая, что здесь все рифмы свежие. Здесь нет книг в обычном понимании, только публикации в Сети: хочешь – пиши, не нравится – не читай.

Зависимые могут жениться и заводить детей совершенно свободно. Их дети, повзрослев, могут пройти Пробу и получить статус полного гражданина, а могут не проходить, по желанию. Вот, например, Крокодил женится на местной, смуглой и тонкой, будет ездить с ней на побережье, где полно черного жемчуга. Хозяин – государство, община – оплатит ему отпуск раз в год.

Он может пойти на курсы и научиться водить лодку, например. Теоретически может ничего не делать и отказаться от учебы. Заниматься «самосовершенствованием». Ему не позволят покончить с собой… И поступить на работу в миграционный офис Раа. Видимо, потому, что работа на таких постах предполагает «общественнозначимые решения»…

Боль в ступнях досаждала. Крокодил чувствовал себя оскорбленным и не мог побороть это чувство. Айра во многом прав: он не хозяин себе.

Он подполз к воде, сел и сунул ступни в речку. Облегчение пришло, но ненадолго. Крокодил знал, что через минуту ноги озябнут; кожа на его груди обветрилась и неприятно саднила, а плечи горели, опаленные солнцем. Он не привык ходить без рубашки.

Вода медленно меняла цвет, из сиреневой делаясь зеленоватой. Солнечные пятна играли на ее поверхности.

Тимор-Алк сидел не шевелясь. Крокодил, поднявшись, посмотрел ему через плечо; на тощих коленях парня лежала, будто в обмороке, испачканная кровью рука: пореза не было. Был толстый розовый рубец.

– Как ты это сделал?!

Тимор-Алк посидел еще секунду, потом медленно повернул голову. Зеленые волосы у него на макушке стояли дыбом. Лицо, в тон им, приобрело зеленоватый оттенок.

– Ты затянул! – Крокодил не верил своим глазам. – Как ты это сделал, объясни мне?

– Это незачет, – очень тихо, с трудом выговорил Тимор-Алк. – Зачет – надо уложиться в пятнадцать единиц, порез стандартный… А я до стандарта не дотянул…

Он наклонился вперед и опустил кисти в воду. Крокодил сел рядом.

– Я вообще этого не умею, – признался. – У нас считается, что это невозможно.

– Я дома тренировался, – сказал Тимор-Алк, не слушая его. – Я укладывался в пятнадцать запросто. А здесь не могу.

– Почему?

Зеленоволосый пожал плечами:

– Они меня не любят.

– Ну и что?

– Идет отток энергии. Не успеваю восстановиться.

– А тебе надо, чтобы тебя любили?

Тимор-Алк криво усмехнулся:

– Достаточно нейтрального фона.

– Да, – спохватился Крокодил, – а почему они тебя не любят? За то, что ты метис?

Тимор-Алк кивнул.

– Это называется ксенофобия, – заметил Крокодил авторитетно. – И, вообще-то, недостойно цивилизованного общества.

– Здесь у нас не цивилизованное общество, – сказал Тимор-Алк. – Здесь остров, если ты заметил.

– Погоди. Если дело в том… Я ездил на монорельсе, встречал разных людей, их не раздражало, что я мигрант! Я видел еще одного мигранта, он совсем синий… Почему для этих парней так принципиально, что ты полукровка?

Парень посмотрел исподлобья. Встал, покачнулся и еле удержался на ногах:

– Нет времени на разговоры. Я пошел их догонять.

– Удачи, – подумав, отозвался Крокодил.

– А ты?

– Не знаю, – он в самом деле не знал. – Я не умею затягивать раны своей волей.

Алк помедлил. Наклонился и выискал в густой траве жесткий лист, формой похожий на полумесяц.

– Вот, пожуй, положи на рану. Сдать регенерацию не поможет… Но порез заживет быстрее.

– Спасибо!

– Тебе надо было ехать обратно, – сухо сказал Алк. – Когда Махайрод сказал.

– Кто сказал?

Парень поморщился:

– Айра… Тебе вообще не стоило сюда приезжать.

Крокодил выругался сквозь зубы. Заинтересовавшись, повторил ругательство. Привычный смысл куда-то испарился, вытесненный поэтически-грязным образом «соплей из многих дыр».

– Не давай мне советов, парень. Почему бы тебе самому не уехать? Почему не стать зависимым гражданином? Это, говорят, совсем не больно!

Тимор-Алк посмотрел на свою руку со шрамом. Сжал пальцы в кулак и повторил ругательство, только что произнесенное Крокодилом. И по тому, как прозвучал голос мальчишки, Крокодил вдруг догадался: такими словами парень вообще ругается впервые.

Пели птицы в лесу, звенели насекомые, где-то в отдалении ворчал водопад. Тимор-Алк, не глядя больше на Крокодила, пошел в лес; он шагал медленно, осторожно ставя на землю босые ступни. Потом шумно вздохнул – и перешел на бег.

* * *

Он вернулся в лагерь, пустой в этот час, нашел устройство наподобие зажигалки, развел костер, насобирал грибов и съел их, побаловав себя припрятанным ломтиком мяса от вчерашнего пира.

Ситуация представлялась безвыходной.

С первых дней на Раа ему дали понять, что перевод на Лимб невозможен. На Кристалл – тем более. О Земле и речи не идет: поезд, как говорится, ушел. Пригодное для миграции время Лимба тоже лежало в прошлом Земли, но не так глубоко, как время Раа; жуя мясо, Крокодил думал, что когда он шел, ни о чем не подозревая, по своей туманной, слякотной улице – тогда на месте Раа было облако пыли, все, что осталось от остывшего солнца и распавшейся в прах планеты. Придет время, на Земле расплодится человечество, а вся эта темная зелень, сиреневая вода, дурацкие законы исчезнут бесследно. Стоит ли морочиться, сдавать экзамены по скоростному заживлению ран, огорчаться статусу зависимого гражданина, если к моменту рождения Крокодила от их цивилизации не останется камня на камне?

Погаснут спутники. Умрут все нынешние обитатели, и их далекие потомки, и потомки потомков. А на Земле не будет еще изобретено колесо. Идеальный способ избежать временного парадокса: не родились еще бабочки, на которых можно наступить, изменяя ход истории. Да и не сможет бабочка улететь так далеко от дома.

Дурацкие ножны болтались на боку и раздражали. Очень хотелось снять их и зашвырнуть в лес, но Крокодил удержался: еще потребуют сдать инвентарь, а за утерю или порчу – вычтут из ресурсов будущего «хозяина-опекуна»…

При мысли о том, что сопливые мальчишки уедут с острова с удостоверениями гражданина на шее, а он, Крокодил, на всю жизнь окажется в статусе недееспособного, ребенка, невольника, – при этой мысли у него волосы поднялись дыбом. Хозяин-опекун, что за иезуитская формулировка! Это даже не рабовладение, скорее патернализм: некто сильный опекает слабенького, неспособного без надзора и контроля устроить свою жизнь. Ведь он «не хозяин себе» – значит, ему полагается внешний хозяин!

Крокодил стукнул кулаком по земле и тихо взвыл от боли: порезанная рука затянулась, но не зажила совсем.

От реки послышались голоса. Видимо, отряд Айры возвращался другой дорогой; похоже, инструктор снова разрешил парням купаться. Хохот, плеск, визг живо напомнили Крокодилу летний лагерь отдыха. Если бы не эти тесаки, не регенерация, не густая светлая кровь Тимор-Алка…

Крокодил встал и сошел к берегу.

Айры поблизости не было. Ребята забавлялись: вчетвером держа Тимор-Алка, они опустили его голову под воду и там, у самого дна, «отмывали» песком.

– Еще потри! Он нормальный, он не зеленый, он прикидывается! – вопил круглоплечий, коротко стриженный парень, имени которого Крокодил не помнил. – Потри еще песочком, зеленка сойдет!

Тимор-Алк вырывался, напрасно тратя кислород.

Крокодил подобрал камень, скользкий от ила, и, не размахиваясь, кинул в широкую спину пацана, державшего Тимор-Алка за ноги. Камень, размером с кулак, попал в правую лопатку, и попал ощутимо: парень дернулся и выпустил жертву. Тимор-Алк забился сильнее, воспользовался замешательством мучителей и вырвался: зеленый, как река. Закашлялся, хватая воздух ртом.

– Храбрые? – спросил Крокодил, не повышая голоса. – Все на одного?

Ему очень хотелось драться, и число врагов не смущало. Мальчишки на секунду растерялись. Тот, в которого Крокодил попал камнем, пытался извернуться, чтобы потереть спину.

– Мигрант, – сказал круглоплечий, опомнившись.

– А мы думали, ты уже уплыл, – сказал ушибленный камнем. – И уже над тобой опекунство оформили.

– Ну, ничего, успеешь, оформят завтра, – подхватил длинноволосый Камор-Бал. – Знаешь, полный гражданин с зависимым никогда не спорит…

Крокодил оскалился. Если бы ребята намеренно искали неприятностей – не могли бы подобрать слов удачнее.

– Ты, значит, полный гражданин?

Он шел на них, совершенно не задумываясь, что их много. Они были мальчишки, и Крокодил, как мужчина, даже не собирался бить их – только поставить на место.

– Ты, полный гражданин, как-тебя-там? А ну, иди сюда!

Набычившись и сузив глаза, Камор-Бал все-таки сделал несколько шагов ему навстречу. Они встретились на отмели – по колено в воде. На пацане не было рубашки, чтобы сгрести за грудки, зато очень удачно лежал на плече хвост из собранных длинных волос – мокрых, слипшихся.

Обманным движением Крокодил заставил Камор-Бала повернуть голову, схватил его за волосы и сильно рванул вниз. Парень упал на четвереньки, в воду. В ту же секунду на Крокодила наскочили сразу двое – щуплые, но цепкие, они дрались по-женски, в основном когтями. Крокодилу расцарапали щеку и заехали пяткой в колено; он раскидал мальчишек, те повалились в реку. В это время Камор-Бал, красный от унижения, выхватил из деревянных ножен свой тесак.

Крокодил даже не понял, в чем дело. Мальчишка шел на него, держа тесак не очень умело, но уверенно. Крокодил не вспомнил, что у него есть точно такой же; единственное, что его занимало, – успеет ли он перехватить пацана за запястье.

– Стой! – хрипло крикнул Тимор-Алк. – Оглянись!

Крокодил удержался и не оглянулся. Зато Камор-Бал попался – быстро глянул через плечо, и тут же отпрыгнул, попятился от Крокодила, опустил тесак.

На берегу стоял Айра – с видом посетителя зоопарка, наблюдающего любопытную, но вполне заурядную сценку.

– Костры жжем, – сказал он как ни в чем не бывало, – рыбу чистим, жарим, ужинаем. После ужина – сбор.

И, неслышно ступая, скрылся в лесу в направлении лагеря.

* * *

В этом собрании не было ничего ни от пионерских посиделок, ни от дикарских ритуалов – казалось, речь идет о консультации перед вступительным экзаменом в какой-нибудь серьезный вуз, только вместо огромной аудитории дело происходит в лесу. Подростки сидели на стволах, камнях и просто на траве; небо почернело, в рамке из темных крон плыли спутники, как медленные электроны.

– Завтра утром придет лодка, – сказал Айра. – Редко так бывает, чтобы кто-то из соискателей выбыл в первый же день. Ваша группа отличилась. Один из вас поедет домой уже завтра.

Крокодил сидел в стороне, у него не было сил спорить, возмущаться и подавать апелляции.

– А может, и не один, – Айра разглядывал притихших мальчишек с безжалостным интересом. – Подумайте хорошо. Я бы отправил троих… Но один уедет точно. И зовут его…

Крокодил не поднял головы.

– И зовут его Камор-Бал, – жестко закончил Айра. – Без права пересдачи.

Крокодил вскинулся.

Ребята сидели лицами к догорающему костру. Почти никто не шевельнулся. Только Камор-Бал резко встал, его голая грудь поднималась и падала, как у загнанного:

– Почему? Почему я?!

Крокодил с удивлением понял: парень вовсе не чувствует себя невиновным.

– А ты не знаешь? – Айра кротко улыбнулся. – Тогда непонятно, зачем ты вообще приехал на остров, Камор-Бал.

Глухо зароптали сразу несколько голосов. Крокодил почувствовал на себе взгляды.

– Исключения ради я объясню, – сказал Айра. – Все-таки в группе мигранты, – он поглядел на Крокодила. – Ты поднял оружие на человека – не защищая жизнь, не обороняя свой дом, а в рамках конкурентной борьбы за статус.

– Он меня оскорбил! – пролепетал Камор-Бал.

– Он дернул тебя за волосы, ты не стерпел, понимаю. Андрей, – Айра кивнул Крокодилу, – все было очень точно сделано, спасибо.

Ропот сделался громче. Камор-Бал стоял, покачиваясь, – ему предстояло возвращаться домой и оставаться зависимым – ребенком, калекой, больным – до конца своих дней. Без права пересдачи. На парня страшно было смотреть в эту минуту.

Крокодил поднялся.

– Я его не провоцировал, – он оглядел обращенные к нему лица, горящие злые глаза и прямо посмотрел на Айру. – Не делай из меня…

Он хотел сказать «не делай из меня Иуду», но на его новом родном языке такой оборот оказался невозможным.

– Не представляй все так, будто я его специально довел! Я бы сам его с удовольствием прирезал – он достал меня…

– Не волнуйся, ты поедешь, скорее всего, следующим, – Айра кивнул. – Регенерировать ты не умеешь и много чего не умеешь, и не успеешь научиться за двадцать дней. Если бы ты вытащил тесак – вы бы уехали вдвоем. Но ты не вытащил. Я прав? – он оглядел сидящих.

– Айра, – Крокодил заставил себя быть спокойным, – можно тебя на пару минут? Я хочу с тобой поговорить.

– О чем? – удивился Айра.

– Две минуты. Отойдем на две минуты, – Крокодил очень хотел быть убедительным.

– Ладно, – Айра ухмыльнулся. – Отбой, претенденты. Камор-Бал, лодка завтра в первый час рассвета на старом месте. Дорогу найдешь?

Камор-Бал не ответил.

Айра отошел от костра в темноту, расцвеченную огоньками светлячков. Крокодил догнал его. За спиной, у костра, заговорили все сразу – и громко.

– Послушай, – Крокодил остановился, преграждая Айре дорогу. – Оставь пацана. Зачем ты ему жизнь ломаешь?

В полумраке лицо Айры сливалось с ночным лесом. – Ты слышишь? Зачем ты ломаешь мальчишке жизнь? Из-за меня – ну ладно, я мигрант, я взрослый… А с ним так поступать – зачем?

– Ты чувствуешь вину, – слышно было, что Айра ухмыляется. – Это хорошо.

– При чем тут я?!

– При чем тут он? Тебе нет до него дела, чужой мальчишка, прошел он Пробу или нет – тебе-то что? Но тебе кажется, что ты виноват. Правильно кажется.

Крокодил почувствовал, как устал сегодня, как болит все тело и ноет порезанная рука. В темноте наступил на корень, выпиравший из влажных слежавшихся листьев. Зашипел от боли в потревоженной пятке.

– Порез затянул? – спросил Айра.

– Нет.

– Поезжай с Камор-Балом. Скрась бедолаге этот путь.

– Это приказ?

– Это совет.

– Не поеду.

– Дело времени… Знаешь, зачем им дают ножи?

Зачем нужны тесаки помимо чистки рыбы, изготовления рогаток с острожками и нанесения стандартных порезов для регенерации?

– Зачем?

– Это часть испытания. Человек – полноправный гражданин – может бить товарищу морду, но не поднимет на него оружия. Поднял – все, свободен, внутренняя незрелость.

– Но можно воспитать… – начал Крокодил.

– Во-первых, я не воспитатель. Во-вторых, незрелость в таком возрасте не поддается коррекции.

В-третьих… – Айра прищурился. – Я серьезно, поезжай с ним. Решайся.

– У вас не бывало войн? – спросил Крокодил. – Вы принципиально отказываетесь от оружия, вы…

Он хотел сказать «пацифисты», но не нашел подходящего слова: на языке вертелись архаичные «миролюбцы» с огромным веером побочных значений.

Айра чуть улыбнулся:

– Стало быть, на курс истории и культуры Раа у тебя не хватило духу?

Крокодил устыдился.

– Успеешь, – мягко заметил Айра. – На профессиональных курсах, куда тебя определит хозяин-покровитель.

– Почему тебе так важно, чтобы я не прошел Пробу?

– Ты уже научился регенерировать?

Крокодил промолчал.