От неожиданной реакции и еще более неожиданного предложения, я, надо заметить, замешкалась, и как-то растеряла весь свой боевой пыл. Я нахмурилась и задумалась. В конце концов, получалось, что встречи с этим самым Графом мне не избежать. Что ж, тогда не будем оттягивать сей момент.

– Ладно. – пробурчала я. – Куда идти?

– Милая, в таком виде – никуда!

Она обняла меня за плечи и с нежной непринужденностью танка Т-90, потянула меня к маленькой розовой двери, находящейся напротив входной. Эта оказалась до неприличия огромная ванная комната, всем своим видом показывающая, что именно на ней зиждется существование всего сущего на земле. Пышная, яркая, броская, заставленная всевозможными банными удобствами и напичканная всеми мыслимыми и не мыслимыми бутылками, кремами, порошками в различной таре, она скорее напоминала небольшой бальный зал, в центре которого, по неведомым стечениям обстоятельств, расположилась огромная ванна размером с маленький бассейн, какого бы вы думали цвета? Совершенно верно!

Как бы я ни настаивала на том, что мыться буду самостоятельно, на Ирму это произвело тот же эффект, что и тогда, когда я отказалась от стакана воды. То есть – никакого. Бесконечными мне показались те полчаса, когда она с отчаянным рвением намыливала меня, смывала и снова намыливала. Затем в ход пошли какие-то порошки, сменившие друг друга бессчётное количество раз. Все это время Ирма без остановки говорила, не замолкая ни на секунду. И вот, когда мне начало казаться, что это не закончится никогда, банные процедуры, наконец, завершились. Судя по всему, Ирма поймала восходящую волну, так как потраченные на меня силы и время нисколько не утомили ее, а, скорее наоборот, раззадорили. Я, заметно посвежевшая и немного воспарявшая духом, обрадовала ее, как удачное полотно своего художника. В творческом порыве, со всей страстью вдохновленного творца, она еще полчаса одевала меня и укладывала волосы. И лишь когда все недочеты были исправлены и последние штрихи доработаны, она придирчивым взглядом окинула свое творение с головы до ног. Довольная своим результатом, она выволокла на середину комнаты огромное зеркало в тяжелой раме.

Надо сказать, результат поразил даже меня. Из зеркала на меня смотрела стройная молодая девушка в темно-изумрудном шелковом платье. Несмотря на то, что шея, руки и ноги до самых пят были закрыты, я отнюдь не выглядела как монашка на исповеди. Я выглядела как строгая, знающая себе цену дама, с хорошими вкусом и манерами. Я выглядела как королева. Волосы были собраны в невероятно сложный, но безумно красивый пучок. Но больше всего меня удивило то, что мои темно-каштановые волосы приобрели глубокий красноватый оттенок, который подчеркивал нежно-розовый оттенок кожи и карие глаза. Брови и ресницы вроде как стали темнее.

– Боже мой, Ирма… Как вы это сделали? Вы что, тоже колдунья?

– Нет, милая, я женщина. – она засмеялась, явно довольная моей реакцией. – Женщине, чтобы сотворить чудо, иногда достаточно просто куска мыла.

– И четыре тысячи разных порошков.

В дверь постучали.

– Вот и Косой. Заходи! Мы готовы.

Дверь открылась. Косой молча стоял в коридоре, даже не думая проходить в комнату.

– Он отведет тебя к Графу, моя хорошая. Ступай.

Напоследок она еще раз внимательно оглядела меня и, поправив складки моего платья, добавила: – Ты, главное, запомни, что Граф – не такой мрачный, каким хочет казаться. – она поправила выбившуюся прядь. – Старайся меньше говорить и больше слушать. Это очень важное качество для женщины (которое Ирма так и не сумела обнаружить в себе).

Я кивнула и поблагодарила ее. Она улыбнулась такой очаровательной улыбкой, что мне стало немного теплее.

– Ну, иди.

Я вышла в коридор. Косой молча ждал меня, не выказывая никаких признаков раздражения по поводу наших дамских сантиментов и долгих прощаний. Он казался целиком погруженным в собственные мысли, и мое появление рядом с ним не произвело на него ровным счетом никакого впечатления. Я же всем своим видом старалась изобразить вежливую приветливость, всячески скрывая свое отвращение к этому человеку. Очевидно, выглядело это так, словно меня мучает запор, но я стесняюсь спросить, где туалет. Подняв на меня глаза, он спросил, можем ли мы идти. Я кивнула. Он попросил следовать за ним, что я и сделала.

Практически сразу я напрочь потерялась, и если бы не сопровождающий, никогда в жизни не смогла бы ни дойти до места назначения, ни вернуться обратно. Длинная цепь коридоров петляла, периодически раздваиваясь, сменяясь еще более запутанной цепью точно таких же, совершенно похожих один на другой, коридоров. Один коридор был абсолютно таким же, как предыдущий, и одному Богу известно, как Косой тут ориентировался. Кстати, во всем остальном замке не было и намека на пошлый розовый. Наоборот, все было благородного, глубокого гранатового цвета. Светильники, испускающие тусклый, приглушенный свет, делали коридоры немного сумрачными, но в то же время какими-то уютными и успокаивающими. Под ногами мягкий, бархатный ковер полностью съедал звук шагов. Я подняла голову вверх и поняла, что не вижу потолка. То ли света было недостаточно, чтобы осветить высокий потолок, то ли стены уходили в никуда. Над головой был только мрак, и это создавало потрясающее ощущение бесконечности. По стенам тянулся сложный узор из золотых и черных линий, причудливо переплетающихся между собой в невероятно сложный узор. И тут мне показалось, что линии двигаются. Не знаю – почему, я протянула руку, провела по стене и чуть не вскрикнула от удивления – узор разбежался в разные стороны, словно круги на воде. Словно живой, он разошелся под моими пальцами, будто боясь меня, и как только я убрала руку, он снова заструился причудливыми линиями, то переплетаясь, разъединяясь, то становясь толще, то превращаясь в еле уловимую паутину. Рисунок двигался, словно живой. Иногда он рисовал самые настоящие картины, прекрасные, сложные и удивительные по своей красоте. Будто пытался удивить, заинтриговать меня. Как – будто живое существо красовалось передо мной, флиртуя, завораживая, как бы говоря – посмотри на меня, погляди, как я могу. И я смотрела.

Я потеряла счет тому, сколько коридоров мы прошли, сколько этажей миновали. Когда я уставала вертеть головой, я смотрела на идущего впереди меня Косого. Бедняга так заваливался на правый бок, что, казалось, вот-вот потеряет равновесие, но каким-то образом он ухитрялся не только не падать, но идти в довольно быстром темпе. Я несколько раз ловила себя на том, что не успевала за ним. Он ни разу не обернулся на меня, чтобы убедиться , что я по – прежнему иду за ним, не проронил ни слова, а лишь открывал и закрывал бесконечные двери, как две капли воды похожие одна на другую, поднимался по лестницам, петлял коридорами.

Наконец, мы пришли. Поднявшись на последний, самый верхний этаж, мы увидели небольшую, скромную деревянную дверь. Мы вошли, и я ахнула. Этаж вмещал в себя только огромный холл, также тускло освещенный сотнями неярких светильников, льющих нежный, приглушенный свет. Холл был настолько велик, что опытный пилот смог бы с легкостью посадить здесь небольшой самолет, а темнота вместо потолка делала его просто необъятным. Словно деревья в лесу, через равные промежутки стояли толстые колонны из красного камня, похожего на мрамор. Здесь царствовал тот же гранатово-красный, и тот же бархатный ковер под ногами создавал полную тишину, а причудливые черно-золотые узоры извивались, переливаясь под неярким светом. Где-то вдали, в противоположной от входа стене, виднелись огромные, тяжелые двери кабинета того самого Графа.

– Дальше Вам придется идти одной. – сказал Косой и, не дожидаясь моего ответа, скрылся за дверью.

Я глубоко вдохнула. Я осталась одна в бесконечно огромном месте, где тишина и ни единой живой души. Потолок, подразумевающийся где-то во тьме, мог и вовсе отсутствовать, и уходящие во мрак массивные колонны лишь подпитывали мою, больную на дурацкие мысли, фантазию. Идти совершенно не хотелось. Хотелось оказаться на поляне с моим Владом и слушать, как он оттачивает на мне свое остроумие, занудствует, да, черт возьми, пусть хоть просто сидит и молчит, но только рядом со мной. Лишь бы не быть такой крошечной и такой растерянной. Огромное помещение давило на меня своим величием, заставляя чувствовать себя муравьем. Но, стой тут хоть вечность, а необходимость встречаться с этим самым Графом сама собой не рассосется. И я пошла.

Огромное помещение должно было не просто отражать эхо, но и многократно усиливать его. На деле никаких звуков не было слышно вообще, наверное, поэтому из-за такого несоответствия ожидания с реальностью мне стало совсем уж не по себе. Может быть, это из-за ковра, а может, и колдовство какое-нибудь, но я поймала себя на том, что даже дышу в пол силы. Полумрак и звенящая тишина окончательно взвинтили и без того разыгравшееся воображение, которое любезно предоставило мне на выбор миллион и один вариант жутких монстров, прячущихся в недрах этой комнаты. Я совершенно отчетливо представила, как из-за очередной колонны за моей спиной за мной наблюдает жуткая тварь со скользкой, бурой кожей, длинными когтями и огромной пастью, полной острых, как иглы, зубов. Кто знает, что живет в закоулках этого замка и кого держит в качестве питомца Граф вместо чихуа-хуа. На всякий случай, шаг я ускорила. Чем ближе я подходила к двери, тем сильнее сдавали нервы. В голову лезло все то, что обычно приходит, когда в три часа ночи ты все еще не спишь, и такие чрезвычайно важные вопросы, как «можно ли сплести веревку из собственных волос», «чем питается выхухоль» и «когда же, наконец, посадят яблони на Марсе». Ну и, естественно, совет Ирмы о том, что говорить нужно меньше, а слушать больше казался мне легко выполнимым, потому что сейчас я вообще не смогу рта раскрыть. Ну если только Граф не подкован в вопросах о выхухолях… В конце концов, Ирма сотворила из меня настоящую красотку. Думаю, не каждый день к нему в кабинет заявляется красивая, молодая, обаятельная девушка, которая всегда найдет, о чем помолчать.

В следующую секунду дверь, до которой мне оставалось шагов десять, с оглушающим грохотом распахнулась, и из нее вылетела женщина, чуть не сбив меня с ног. Я еле успела отскочить в сторону, когда она, ругаясь на чем свет стоит, пролетела в паре сантиметров от меня. Из ее слов самыми литературными были: "К черту эти твои предсказания! И тебя самого – туда же!" Тут женщина заметила меня. Резко остановившись, она развернулась и пригвоздила меня гневным взглядом, безо всякого стеснения разглядывая с ног до головы. Ну что ж, может Графу везет не каждый день, но сегодня ему посчастливилось крупно, и уж если сравнивать, то она – многомиллиардный выигрыш в Лас-Вегасе, а я – десять рублей в лотерее "Спортлото".

Она была в бешенстве, но даже это не затмевало ее поистине нечеловеческой красоты. Высокая и стройная, она была грациозна даже в ярости. Свет из открытых дверей четко очерчивал каждую линию тела, кричащего о своей женственности. Все, от изящных рук с тонкими, ювелирно выточенными пальцами, до тонкой талии, плавно переходящей в округлые бедра и стройные ноги, было создано захватывать дух, сбивать сердце с правильного ритма и будоражить самые тайные, самые сокровенные фантазии. Дышала она часто, нервно кусая губы от невысказанной злобы, которую не излить ни одним, самым грязным в мире, словом. Гнев делал ее высокие скулы белыми, длинные ресницы трепетали в негодовании, а тонкий точеный нос вдыхал и выдыхал прохладный воздух. Кожа и длинные, густые волосы были одного цвета – матово-белого, с серебряным отливом. Длинное черное платье, тонкое, словно паутина, струилось по изгибам. Несокрушимая уверенность в своем превосходстве светилось в ней, и исходила от нее волной, как аромат духов. Но самыми удивительными были ее глаза – радужка цвета серебра переливалась миллионами крошечных бриллиантов. Если на Вас никогда в жизни не смотрела женщина с алмазными глазами, знайте – это невозможно забыть, от этого, в прямом смысле, кружится голова. Это больше похоже на гипноз, чем на взгляд женщины, в привычном смысле этого слова. На какое-то мгновенье я забыла, где я и что тут делаю. Но тут она заговорила, и ее голос, низкий, бархатный, с легким привкусом презрения и ледяной ненависти, зазвучал тихо, властно и от того невероятно притягательно.

– Так значит это ты – пленница? – спросила она.

Я судорожно пыталась найти ответ достойный, с юмором и в то же время не лишенный естественного обаяния и легкости.

– Ага. – ответила я.

Она не сказала больше ни слова. Видимо, мой исчерпывающий ответ ее вполне удовлетворил. Она лишь окинула меня снисходительным взглядом, словно откатила ведром ледяной воды и, повернувшись, скрылась во мраке.

Ее взгляд, ее злость, ее неземная красота и грация окончательно сбили меня с толку. Чего ждать от этой встречи мне, если ТАКАЯ женщина выходит из кабинета, ругаясь последними словами, злая, как тысяча чертей. На какую-то долю секунды я была уверена, что со словами «Да к едреней матери все это!», я сейчас же развернусь и пойду из этого замка куда глаза глядят. Лишенная звания красивейшей девушки сегодняшнего вечера, свергнутая с трона и морально раздавленная, я хотела только одного – быть как можно дальше отсюда.

Я в самых ярких красках представила себе этого Графа – преклонного возраста, взрослый, во всех смыслах этого слова, мужчина, для которого нет границ собственного величия и для которого красивая (да что уж там, головокружительная!) женщина, вроде той, что пулей вылетела отсюда, не имеет поблажек и снисхождения. На что же рассчитывать мне? Только на твою милость, Господи. Я повернулась, и со словами "десять рублей в спортлото, Ваш выход", зажмурилась и шагнула в квадрат света.

Первое, что бросалось в глаза – это огромный камин, в котором шептались поленья. Прямо напротив камина, в нескольких шагах, стояла очень красивая, длинная софа с высокой, резной спинкой и боковыми ручками. Справа был огромный шкаф, доверху набитый книгами. Некоторые стояли ровно, некоторые небрежно брошены на полке, одни раскрыты, другие заставлены кружками и прочим бытовым хламом. Слева стоял огромный, тяжелый письменный стол из дерева, за ним – огромное окно, в которое задумчиво смотрел высокий, стройный, широкоплечий мужчина. Он стоял в пол-оборота ко мне и задумчиво потирал подбородок. Все, что я видела – это гладко выбритую щеку и волны крупных локонов темных волос, длинной до плеч, убранных назад. А еще совершенно очевидно, что до преклонного возраста ему еще очень далеко.

Не знаю, сколько мы стояли в полной тишине, может, минуты две, а может, и целую вечность. Он полностью погрузился в свои раздумья, поэтому моего присутствия не замечал. Я позволила себе рассмотреть, более чем скромный наряд Графа – простая белая рубашка и темно-синие брюки, великолепно сшитые, но покрой настолько прост и непритязателен, что я усомнилась, Граф ли это. Он был в одних носках, и почему-то мне это показалось забавным. Наверное, сказались нервы, но я не смогла сдержать короткий смешок, чем и выдала свое присутствие.

Он повернулся и посмотрел на меня, а в следующую секунду, я забыла, как дышать. И если женщина, которая встретилась мне в коридоре, вызывала желание во всеуслышание кричать от восторга, то он вызывал благоговейный трепет и полный ступор. Господи, как же он был красив! Удивительно правильные черты лица – прямой, классической формы, нос, слегка полноватые губы, чей четко очерченный контур и чувственная форма приковывали взгляд. А глаза… Смотрящие из под черных, густых ресниц и бровей, они были завораживающими. Не просто синий, а удивительно глубокий, словно море, цвет, насыщенный и кристально чистый, пронзительный и пленительный. Глаза цвета сапфира были настолько синими, насколько это вообще было возможно. Яркий, темный и чистый цвет и такой спокойный, полный власти взгляд. Желудок мой ухнул вниз, когда его холодный, острый взор вонзился в меня. Лед пробежал по позвоночнику, внутри меня зазвенела, завибрировала звонко натянутая струна, и ее звон отозвался мурашками по коже. Выдохнула. Вдохнула. Вот это да… Словно завороженная я смотрела на сапфировые глаза, в которых было столько силы, что она казалась осязаемой. И вдруг в его взгляде мелькнуло секундное замешательство. Словно бы, он вспомнил что-то, и красивое, сосредоточенное лицо смягчилось, разгладились морщинки на лбу, сжатые губы раскрылись, словно собираясь сказать что-то, обнажив идеально ровные, белые зубы. Все это длилось считанные доли секунды. Одно мгновенье – пламя вспыхнуло, осветив его изнутри, и снова погасло. Губы сомкнулись, окончательно заперев несказанное, в глазах острыми копьями сверкнул лед, а лицо стало непроницаемым.

Он повернулся и медленно прошел к своему столу. Движения его напоминали льва – природная грациозность и непринужденность, легкость, но собранность. Четкость, плавность каждого движения была отточенной, но в то же время совершенно естественной. Никакой наигранности, неловкости и скованности. Ни одного лишнего движения. В одно мгновение я почувствовала себя неуклюжей, некрасивой и какой-то ничтожной.