Глава 2

Я повернулся, в сад въехала группа отставших героев Гандерсгейма, один из них лихо соскочил и направился к нам, высокий, широкий в плечах и удивительно тонкий в поясе, мелкоячеистая кольчуга туго облегает тело, опускаясь до середины бедер, щегольские брюки и сапоги тонкой выделки…

– Боудеррия, – выдохнул я.

Она преклонила передо мной колено, я поднял ее и обнял, даже под кольчугой чувствуя ее твердые, как отполированные до блеска наросты дуба, груди.

– Ваше высочество, – проговорила она почтительно, но глаза смеются, в них те же дерзкие огни, а чувственный рот растягивается до ушей. – Ваше высочество!

Я снял с ее головы шлем и передал в руки оруженосцу, а она тряхнула головой, и пышная, как конский хвост, грива таких же толстых и жестких волос, метнувшись черной молнией, свободно заструилась по плечам и спине.

Она всматривалась в меня смеющимися глазами.

– Ваше высочество, – повторила она, вслушиваясь в звучание титула, – а не наносит ли это ущерб вашему престижу…

Я прервал:

– Мы завоеватели, помнишь? Это значит, мы диктуем правила и моду. Потом, конечно, сен-маринскость всех нас подомнет как более развитая социальная структура, но пока…

– А ваши лорды?

– Мои лорды относятся ко мне, – сказал я с гордостью, – по-прежнему, как к вождю и военному лидеру, а не к государю. Сен-маринцы в ужасе, глядя – как они подшучивают надо мной и как держатся бесцеремонно. То же самое, кстати, распространяется и на тебя. Я государь для покоренных!.. Ну, еще мои армландцы мне кланяются и зовут пышно в присутствии посторонних, дабы не умалять и не подавать дурного примера…

– Понятно.

Я обнял ее за талию, с удовольствием чувствуя, что, несмотря на тугие мышцы, это все-таки нечто женское, увлек в сторону дворца. Она пошла рядом, стараясь попадать мне в шаг.

– Боудеррия, – сказал я, – у нас с Вильярдом отношения все еще чуточку натянутые, я не рискнул спрашивать, как там у него дела.

– С Алонсией? – спросила она.

– Ну, и с нею тоже.

Она насмешливо сощурилась.

– Все еще жалеете, что ускользнула?

– Как можно, – испугался я. – Разве с тобой какая женщина сравнится?

В дверях слуги посмотрели на нее оторопело, потом на меня, поспешно распахнули перед нами створки.

Она хмыкнула.

– Алонсия таскалась за ним всюду и видела все его битвы. Даже дважды пришлось драться, когда к нашему лагерю прорывались враги… Но когда захватили Шальксберг, Вильярд оставил ее там под охраной из десятка воинов, а сам продолжил воевать, пока труп последнего варвара не сбросили в море.

Я сказал довольно:

– Отлично. Вильярд вернется к ней из Геннегау с хорошими новостями. Здесь никто не знает, что он сын плотника и крестьянки… а если и узнают, то что? Уже граф. С огромнейшим поместьем, даже город есть… А дети будут потомственными дворянами… Ну, а что ты? Почему не осталась с Алонсией?

Она пожала плечами.

– А зачем?.. Раньше она была одинокой и беззащитной, а теперь Вильярд не дает на нее и пылинке упасть. А замок охраняют воины, что считают его своим господином. Сам город, кстати, хоть и варварский, но богатый.

– Значит, – сказал я, – ты решила оставить там службу.

Она помолчала, затем посмотрела мне в глаза твердым взглядом.

– Да.

– Правильный выбор, – сказал я.

– Правда?

– Еще бы, – подтвердил я. – Все, что мне на пользу, правильное. Все, что на пользу другим – неверный выбор, такого товарища нужно деликатно поправить. Если не поймет, можно неделикатно.

– Это как? – спросила она. – Молотом по голове?

– Или головой о молот, – ответил я. – Как гуманист, я всегда даю себе возможность выбора. Не всегда же казнить, можно просто повесить… В общем, ты моя гостья, ходи, присматривайся, а когда что-то надумаешь, только скажи. Жаль, что я совсем погряз в политике и хозяйствовании, а то бы мы с тобой тут всю посуду побили… Но, увы, погряз!

Она покачала головой.

– Не представляю. И надолго?

– Навечно, – ответил я грустно. – Правда, завтра утопываем на справедливую и священную войну, а так все скучный менеджмент. А битвы, сражения, бои, захваты замков, схватки с драконами, ограми, демонами и прочей ерундой… так редко, что и упоминать не стоит.

– Ну да, – сказала она понимающе, – не чаще раза в день?

– Хуже, – ответил я. – Не чаще раза в сутки!

Она фыркнула:

– Как же вы живете в таком тихом болоте?

– Зато я как бы король, – сказал я хвастливо.

– Как бы?

Я кивнул.

– Здесь. А там на севере я фактически король. Здесь же передаю абсолютную власть демократическим путем на основании строго прозрачных и умело подготовленных выборов, прислушиваясь к народному волеизъявлению высших, средних, полусредних и даже мелких лордов.

Перед дверью главного зала я остановился, поймал взглядом всегда настороженного и взъерошенного барона Эйца, начальника охраны дворца, кивком подозвал ближе.

– Дорогой барон, – сказал я. – Это леди Боудеррия, прекрасная и нежная дама, очень чувственная и чувствительная, поэтому устройте ее при дворце так, чтобы ни в чем не знала неудобств.

Он поклонился, но на Боудеррию поглядывал с недоумением.

– А каковы предпочтения у самой… леди?

Боудеррия буркнула:

– Охапку сена на полу. Но можно и соломы.

Он сказал с облегчением:

– Леди, я с великой радостью подыщу вам самое удобное помещение во дворце. Правда, оно на самом верху, это шестой этаж, но, думаю, для вас не составит труда вылезти в окно и спуститься по стене.

Она взглянула на него с подозрением.

– С чего мне в окно?

Он пробормотал:

– Ну, так почему-то почудилось… Вдруг ночью станет скучно, восхочется побродить по темным улицам… А такие мечи, как у вас, уже однажды видел… Да и ваше знакомство с его высочеством говорит в пользу такой дикой идеи…

– Гм, – проговорила Боудеррия задумчиво, – значит, вот какая у сэра Ричарда репутация… Надо от вас обоих держаться подальше.

– А не поздно? – спросил я и, притянув ее к себе, звонко поцеловал в губы. – Дорогой барон, покажите нашей валькирии ее апартаменты. Но не увлекайтесь!

– Не рискну, – пообещал он.

При дворце приют нашли немногие из прибывших героев, остальных придворные торопливо расхватывают, уговаривая остановиться у них. Я отнесся к такой стихийной инициативе благосклонно, пусть разбирают по домам. Хотя дворец состоит из ряда зданий, но и они не резиновые, хотя управителям различными службами при дворе велел угождать полководцам так же, как и мне.

У себя в кабинете разложил карту, с возвращением огромной армии забот прибавится, надо подумать, как и что, пока есть время до неизбежного пира.

Четверть армии оставлена в Гандерсгейме. Еще во время боевых действий я велел на всякий случай укрепить сторожевые башни на побережье, выстроить если не систему обороны, то хотя бы систему оповещения, но три четверти здесь… гм… в Сен-Мари они совсем ни к чему.

– Сэр Жерар! – произнес я громко, не поднимая головы от бумаг.

Сэр Жерар теперь трудится в соседней комнате, дверь в которую всегда широко распахнута, он появился на пороге через пару секунд и замер, внимательный и почтительный, однако и гордый, словно на днях заваливший дракона.

– Ваше высочество?

– Куно ко мне, – велел я. – А пока установить численность и состав вернувшихся войск, разбавить их новобранцами… хотя нет, это в те две армии, что готовлю к броску на север. В общем, влить этих ветеранов, соблюдая пропорции…

– Будет сделано, ваше высочество. Что-то еще?

– Ты это не забудь сделать.

Он поклонился, пряча улыбку. Обычно я обращаюсь вежливо на «вы», но когда в хорошем расположении духа и доволен, то вот так по-дружески, что приятно, но и ответственно, друзья должны понимать с полуслова и делать больше, чем я велел.

Куно явился через несколько минут, трудился он тут же при дворце на первом этаже, где у него целый штат сотрудников, я не успел разобраться с бумагами, как на пороге появился сэр Жерар.

– Барон Крупфельд, ваше высочество.

Куно переступил порог, все такой же высокий и худой, но всегда старающийся казаться поменьше ростом и понезаметнее, что ему прекрасно удается, весь серый, начиная от одежды и башмаков, серолицый и серогубый, даже вместо рта ровная и невзрачная щель.

Пожалуй, самый успешный из тех, кто остался после Кейдана, в прошлом его личный советник, заведовал постелью, королевскими соколами и кухней. Сейчас фактически руководит всеми хозяйственными делами, но старается одеваться так же незаметно, как и раньше, даже взгляд прежний, оловянный, без выражения, что вообще-то, как теперь понимаю, для царедворца немаловажно.

Он поклонился и застыл, страшась побеспокоить сюзерена.

– Куно, – сказал я, не поднимая головы.

– Ваше высочество, – ответил он ровным голосом.

– Куно, – повторил я, – ты заметил, что прибыл народ из Гандерсгейма?

– Да, ваше высочество, – ответил он почтительно. – Как-то… да, заметил.

– Что думаешь?

– Надо устраивать, – сообщил он. – Иначе пойдут драки, дебоши, поединки… Слишком много свободного… в смысле, ничем не занятого люда в столице – плохо. Временами даже опасно.

– Верно мыслишь, – одобрил я.

– Спасибо, ваше высочество.

– Потому, – сказал я, – подготовь все необходимое для переправки их в северные королевства.

– В Армландию? Турнедо?

– Еще дальше, – ответил я таинственно и мрачно. – На ловлю счастья и чинов, в Варт Генц и Скарлянды. Но сперва отбери для аппарата наиболее смышленых, активных и умеющих работать, а не только красиво и отважно проливать благородную кровь. Как свою, так и чужую. Среди военных такие тоже есть. Они как раз самые лучшие работники, понимаешь?

Он произнес бесцветно:

– Да, ваше высочество. Умные и военные – это прекрасное сочетание для идеального работника. Только очень редкая порода.

Я хлопнул себя по лбу.

– Ах да, давно пора создать отдельное министерство по внешним связям…

– Ваше высочество?

– У Кейдана же был орган, – сказал я, – для контактов с другими странами?.. Орган – это такое ведомство. Ах да, это я сам туплю, какие тут связи, понятно же. В общем, с появлением Тоннеля изнеженной изоляции королевству пришел конец, пришло время полной и разнузданной демократии и, хуже того, гуманизма. К нам постоянно засылают шпионов, а мы пока в этом благородном и нужном для страны и свобод личности деле не преуспели.

Он ответил тихо:

– У вашего высочества просто руки не дошли.

– Не оправдывай, – сказал я строго. – Это мой промах и моя ошибка! Хоть и мелкая. Но в нашем деле мелких как бы нет вовсе! Потому надо их наверстывать. И углублять. Расширяя. В общем, подбери людей, которые будут отслеживать все изменения в соседних королевствах.

– Создадим Корпус Шпионов?

– Да, – согласился я, – только назовем его министерством иностранных дел. Как везде и делается. В нем будут шпионы под прикрытием, а голых будем засылать в те закрытые регионы, куда прикрытых не пускают.

Он смотрел пытливо, взгляд ничего не выражает, только на лице предельное внимание.

– Будет исполнено, ваше высочество. На какой день предложить вам кандидатуры?

Я изумился:

– Знаешь, я сетую на кадровый голод, а у тебя людей как будто избыток!.. Завтра сможешь?

Он поклонился.

– Смогу, но не всех. Есть, что живут далеко за городом.

– Хорошо, – сказал я. – Тогда через три? Или четыре?

– В четыре уложимся, – ответил он. – Прикажете подобрать для них здание в городе?

– Да, – сказал я. – Прикажу. Считай, уже приказал. И натаскать в него всякое, что понадобится для полезной обществу, хоть и тайной, работы. И пусть начинают сразу. А ты за ними присматривай. Я, конечно, тоже буду. За тобой тоже.

– На должность министра по делам других королевств, – сказал он, – кандидатура уже есть.

– Кто?

– Вы его знаете, – ответил он ровным голосом. – Опытный дипломат, свою верность вам доказал, разве что нет опыта общения с другими королями, кроме как с Кейданом. Но таких в Сен-Мари вообще нет из-за прежней изоляции королевства.

– Фортескью? – догадался я. – Да, верно, самый подходящий. Он еще в первый день, когда я его увидел, это было в замке герцога Готфрида, а я тогда только баронил, показался мне единственным разумным, здравомыслящим и рассудительным человеком, который наперед просчитывает последствия любого поступка. Как своего, так и чужих. Вы правы, барон! Подготовьте все документы – и мне на подпись.

Он чуть-чуть опустил краешек губы, словно я его обидел, бароном назвал ни за что, хотя он и есть барон.

– Я могу идти, ваше высочество?

– Да, – разрешил я, – но не слишком далеко. Вечером пир в честь возвращения героев.

– Ваше высочество?

– Увильнуть и не думай, – предупредил я. – Будет расценено как неуважение. Чтобы пил, улыбался, кланялся, говорил комплименты, снова улыбался, как дурак, произносил тосты…

Он спросил с тоскливым вздохом:

– А можно без тостов?

Я вздохнул.

– Чем ты лучше меня?.. Ладно-ладно, не отвечай, по глазам вижу, что думаешь и что ответишь.

Он спросил ровным голосом:

– Значит, разрешаете?

– За это, – предупредил я, – отработаешь внеурочно. В выходной.

– Спасибо, ваше высочество! Вообще-то я счастлив работать на вас.

– Иди-иди, – сказал я, – хреновый из тебя подхалим.