Цитаты из книги «Прогулки с Бродским и так далее. Иосиф Бродский в фильме Алексея Шишова и Елены Якович»

Как-то наш общий с Евгением Борисовичем приятель, попав на Запад и начав ходить по этим самым церквям, написал в «Русской мысли», как холодны западные церкви, там «ненамоленный воздух». За это надо бить по морде, по-моему. Потому что совершенно не важно, кто был до тебя в церкви и кто будет после тебя. Начать с этого, да?

я бы рекомендовал Пруста. У него масса статей о Венеции. Вот это самое лучшее, что написано о Венеции.

Плюс у Модильяни есть портрет, называется «Мужчина и женщина», или «Пара», на котором, я абсолютно убежден – это несколько стилизованно, но я абсолютно убежден, – изображены не какие-то там мужчина и женщина, а именно Николай Степанович Гумилев и Анна Андреевна Ахматова. Я когда это впервые увидел… Но я это увидел впервые в издании Скира, когда уже Анны Андреевны не было в живых, и поэтому спросить я ее не имел возможности. А больше на это никто никогда не ответит.

То есть империя распалась Британская, но английский язык, что называется, шествует по всему миру. Даже я на нем говорю! Вот вам ответ на имперские дела. То есть, если угодно, у меня двойное имперское мироощущение, основанное на английском и на русском или на русском и на английском. Меня можно назвать двуглавым орлом.

Мы его спросили, какие они – жители Венеции в нескольких поколениях? И существует ли венецианский характер? Он сказал, что ему трудно ответить на этот вопрос. Мужчины, как правило, немножко психопаты. Ну а венецианки…

«а каждый читатель как тайна».

На протяжении этого столетия, в течение этого столетия русскому человеку выпало такое, чего ни одному народу… ну, может быть, китайцам досталось больше, но я не хочу говорить о китайцах, я не хочу говорить о других… чего ни одному народу, населяющему северную часть Евразии, не выпадало. Мы увидели абсолютно голую, буквально голую основу жизни. Нас раздели и разули и выставили, в общем, на колоссальный экзистенциальный холод. И я думаю, что результатом этого не должна быть ирония. Результатом этого должно быть взаимное сострадание. И этого я не вижу. Я не вижу этого ни в политической жизни выраженным, я не вижу этого в культуре. И это тем горше особенно, когда это касается культуры. То есть самый главный человек в обществе – это человек более-менее остроумный и издевающийся. И это мне колоссально не нравится. Я опять-таки повторяю: я говорю издалека. Но мне кажется, что до известной степени это объясняется историей культуры как явления или категории элитарной.

замечательных живописных работ той поры, на мой взгляд. Рахманинов сочинил симфоническую поэму «Остров мертвых», увидев ее черно-белую копию в Дрездене.

И там, в этом монастыре, есть даже комната Байрона… На острове Бурано – одна из первых базилик, первых поселений венецианских. Считалось, что Венеция, лагуна начала заселяться римлянами где-то около пятого века. Сейчас выясняется, что это несколько раньше, да? И у меня дома в Нью-Йорке хранится кусочек мрамора, который, в общем, спектрографический анализ датирует вторым-третьим веком до нашей эры. На одном острове находятся сумасшедшие дома. Есть также место, где бесхозные беспризорные собаки. И когда вы проезжаете – это остров рядом с Лидо, – когда вы проезжаете мимо, вы слышите лай безумных собак, беспризорных. А вот тюрьма не на острове, тюрьма в городе… Ну, самая знаменитая тюрьма Венеции Пьомби – вы видели мост Вздохов рядом с Дворцом дожей, это мост между Новой и Старой тюрьмой, где содержался Казанова. Он сбежал из этой «свинцовой тюрьмы» через крышу. Когда я впервые увидел, по-моему, даже сначала на открытке мост Вздохов, он мне чрезвычайно напомнил переход из внешней во внутреннюю тюрьму на Литейном проспекте, в Большом доме.

При всех этих самых делах, при всех этих Нобелевках, не Нобелевках, при том, что происходит в России, при том, что происходит в мире, ты чувствуешь себя, в общем, в сильной степени на отшибе. Вот это и есть конец войны.