Подожди, – остановила его красноречие Надюха, – я хотела бы уточнить. Получается, что в яму бросили тебя дьяволом-искусителем, совратителем наивных дев, прожигателем жизни и махровым эгоистом, а выбрался ты оттуда прямо ангелом белым, спасителем несчастных детишек? Чистым-чистым, иже херувимы, как говорит Максим Кузьмич?
– Э-э-э, нет, – сделал Казарин отрицающий жест рукой, – и не надейся. В каждом человеке есть и то и другое. Ты, можно подумать, когда дела ведешь, вся такая чистенькая, правильненькая, мечта налоговой и клиентов, желающих тебя нагреть по-крупному. В каждом сидит и ангел, и дьявол. Другой вопрос, при каких обстоятельствах тот или другой берет верх, каким образом проявляется в человеке и на что его толкает. Иногда эти обстоятельства могут быть очень жесткими.
У Нади тут же изменилось выражение лица от воспоминания о его жестких обстоятельствах. А Казарин, увидев эту смену настроений, обнял Надюшку за плечи, опрокинул на спину и навис над ней, приподнимаясь на локте.
– Жалеешь меня? – наигранно сурово спросил он.
– Нет, – честно ответила Надюха и погладила его по щеке. – Сочувствую, переживаю ужасно. Когда ты говорил о тех днях, что провел в яме, мне казалось, будто я чувствую то же, что ты переживал тогда, даже, знаешь, воздуха не хватало, и сердце щемило.