Трагическую историю Сарразина перекрывает фигура Замбинеллы. Значимость личности Сарразина с его печально-дионисийской участью для этой истории очень неубедительна. Сарразин пролетает и сгорает как комета (что, в общем можно оправдать тем, что фигура истинного Художника - ничто на контрастном фоне такого великосветского общества, которое живёт сплетнями и интригами). Слишком велик акцент на Замбинеллу. Но, учитывая мою высшую оценку произведению, предполагается, что впереди будет оправдательный приговор. И так оно и есть.
Если приглядеться, Сарразин попал под затмение Замбинеллы дважды - в прямом и переносном смысле. В прямом - его несчастная любовь к Замбинелле. И если это "затмение" согласуется с его переносным значением, то это уже то самое "вертикальное измерение", существованию которого в произведениях Бальзака отказал Ролан Барт.
Ощущение, что я имею дело с шедевром возникло сразу, отчего меня стали посещать досадливые мысли в адрес Ролана Брата, которому нравилось разворачивать горизонтальные строчки известных французских писателей вертикально (шучу, конечно, не так прямолинейно) в поисках "вертикального измерения", где повествование возвращается к "нулю", а по сути образно - где как раз и водятся "вертикальные измерения" - Барт выразил настоятельную необходимость для каждого большого произведения иметь скрытые смыслы.
Но и не без того, что моё ощущение шедевральности поначалу было основано лишь на форме (стиле, вызывающем эстетическое удовольствие) и увлекательном содержании ("голый" сюжет). И, надо сказать, что Бальзак постарался так их отшлифовать, что, порой, слепит глаза и разум. При трактовках символические и философские смыслы отклеиваются, как фальшивые усы, дополнительные смыслы делают их несостоятельными и неоправданными, учитывая, что в тексте ничего не должно быть случайно, ни одной мельчайшей детали. (Вспомним о ружье на стене в спектакле: если оно висит в первом акте на стене, то к последнему обязательно выстрелит). Тут же, кажется, очень много случайного. И эта множественность поначалу создаёт ощущение существования возможности для интерпретаций. И..., к счастью, неспроста. Просто потрудиться пришлось подольше.
Поначалу я исправно старалась смотреть на текст "вертикально" :) : "Ну вот же..., - думаю, - оно... иллюстрация единства противоположностей - неизбежное единство дихотомий, где красота и уродство, жизнь и смерть, свет и тьма, светская суета и уединённость (одиночество) - две стороны одной медали...", как это забрезжило в описании бала, которое условно назовём первой частью текста. Но дальнейшее развитие повествования заставляет эти трактовки, выходящие за рамки сюжета, рассыпаться как карточный домик, превратив их в блажь, что не отменяет поиска новых смыслов.
С другой стороны, в подтверждении того места, которое сам Бальзак занимает в обществе, его собственный взгляд на трагическое и хаотически-необузданное начало Сарразина, как воплощение истинного Художника (талантливый скульптор) тяготеет к тому, которое выражает великосветское общество. Всю свою жизнь Сарразин подчинил возвышенным и, порой, необузданным творческим порывам, что вылилось в страстной любви, в объекте которой он жестоко ошибся. Тут можно увидеть и камень в огород творчески необузданных "сарразинов".
Здесь творчество как состояние души фактически получает обличение в обманчивости, опасной оторванности от реальности. Хотя нелюбовь к чистому дионисийству вполне можно понять и оправдать. Единство аполлонического и дионисийского тогда является благом, когда они сочетаются в одном человеке, в противном случае они друг друга не разумеют.
Так что этот отзыв - возражение и поправка к выводу о Бальзаке Ролана Барта в "Нулевой степени письма".