Отзывы на книги автора «Оноре де Бальзак»

Два сильных и мучительных желания боролись во мне во время чтения: необходимость прочитать быстро, тогда как хотелось читать медленно, перечитывать, отводить взгляд и отдаваться сладкому послевкусию каждой фразы; и стремление прочитать как можно скорее, чтобы к этому восхитительному ощущению прибавилась ещё и интеллектуальная сытость, чтобы можно было закрыть книгу и погрузиться в самое приятное, что даёт чтение, – размышление над идеями, осмысление пережитой истории. Вам кажется, что эти два чувства не могут вступать в борьбу между собой? Я бы тоже так думал, если бы их не прочувствовал на собственной... коже?

Это не единственное новое чувство, которое подарил мне Бальзак. Никогда, никогда и никто раньше не показывал мне страсти, сжигающей обречённых игроков в игорном доме. С этой первой малозначительной для повествования детали началось для меня восхищение мастерством автора. Я мог видеть страсть во многих человеческих пороках, но никогда не видел в азарте той же дурманящей красоты, того романтизма, которым мы порой так щедро наделяем ненависть к врагу или зависимость от своего тела.

Никак не могу понять: то ли это самое лучшее, что я читал у Бальзака, то ли последний раз я читал его так давно, что ещё не мог оценить по достоинству его стиль? Каждое слово идеально, каждая мысль закончена, каждая строчка врезается в самое сердце. Откройте книгу на любой странице, и вы найдёте блестящую игру слов, гениальную фразу или же нетривиальные, не затасканные сравнения, заставляющие вашего внутреннего эстета и ценителя красоты замирать.

Это первая книга, в которой автора я чувствую больше, чем персонажа, в которой автором я восхищаюсь больше, чем персонажем. Если вы не хотите даже намёка на спойлеры, то советую пропустить следующий абзац, потому что искушение поделиться впечатлениями с людьми, уже прочитавшими, слишком велико.

В первой части Бальзак наделяет своего героя всем, что может дать творец и природа, он делает Рафаэля идеалом, ангелом воплоти, прекрасным цветком, которому сожалеют постояльцы игорного дома, на пороге которого он появляется. И свой цветок, своё бесценное творение писатель низвергает в ад и любуется своим хрупким сокровищем на пороге смерти. Сколько красоты, сколько безысходности в этой короткой сцене с монетой! Уже потом мы узнаем истинную сущность души Рафаэля, потом станем свидетелями прожитой (впрочем, больше – утраченной) жизни, но сейчас эта короткая сцена – это истинный восторг. И сколько таких в книге, их же просто не перечесть!

Не представляете, как я сожалею о том времени, когда не любил чтение. Но вся трагедия человеческой глупости в том, что ты не понимаешь, что глуп, пока не поумнеешь, не осознаёшь, что читаешь плохую литературу, пока не начнёшь понимать хорошую. И я благодарю провидение, что мне пришлось учиться именно там, где мне раскрыли глаза на красоту классической и, в частности, – французской литературы.

Кстати, раз уж я вспомнил о своём французском… Вы никогда не задумывались о том, почему именно шагреневая кожа? Этого не раскрывает перевод, но, хоть я и читал на русском, расскажу вам секрет: в названии заключено гораздо больше, чем видит русский читатель. С французского chagrin – это ещё и горе, печаль, что даёт названию книги двойное значение. И оба она оправдывает в полной мере.

К этой книге французского классика у меня двоякое отношение, с одной стороны она очень привлекательна в своем философском звучании, с другой - безумно занудное и скучное чтиво, безмерно затянутое. Я слышал, что якобы сейчас её проходят в школе; когда я учился мы Бальзака не проходили, может он был в программе, но наша литераторша всегда жертвовала часами иностранной литературы в пользу литературы отечественной, против чего мы, собственно говоря, не возражали - про Онегина и Печорина мы уже прочитали, так лучше помучаем их еще, чем читать что-то новое.

Поэтому к "Шагреневой коже" я подходил сам, по собственной воле и был настроен очень радужно, предполагая море удовольствия от такой известной книги, тем более, что суть фабулы романа уже была известна. Меня ждало разочарование, пусть - не горькое, но все же. Я уже писал в других рецензиях, что не люблю занудный растянутый стиль Бальзака. Когда он погрязает в описании интерьеров, видов, внешности персонажей, душевных их состояний, когда ударяется в философские рассуждения, суть которых, как бы ни ценна она была, утопает в словесной воде, я ловлю себя на мысли: "Как же не хватает в Бальзаке Пушкина!"

Возьмите любую пушкинскую повесть, насколько точно и лаконично они написаны, Пушкин доверяет своему читателю, во многом полагаясь на его жизненный опыт, поэтому он не расходует слова на лишние описания, он дает главное, а детали читатель сам додумает. Если дело происходит в гостиной, достаточно одной-двух самых ярких деталей вместо подробного описания, вряд ли читатель, если ему не описать дотошно цвет и форму всех комодов и стульев, вообразит что-то вроде кухни или конюшни.

Представляю каким толстым томом выглядел бы бальзаковский вариант "Станционного смотрителя" или "Пиковой дамы". Да "Шагреневая кожа" и есть "Пиковая дама" а-ля Бальзак.

И дело не в мистической составляющей, я, рассуждая о "Шагреневой коже" меньше всего затрагивал бы мистическую сторону, потому что она здесь далеко не главная, она здесь служит всего лишь инструментом, позволяющим рассказ о ценности человеческой жизни превратить в своего рода притчу.

По сути, жизнь каждого из нас этакая шагреневая кожа, и, чтобы мы не делали, она с каждым годом становится все меньше и меньше, приближая тот день и час, когда скукожится до последней точки, той точки, что будет стоять в конце жизни каждого.

Жизнь - это все, что у нас есть, это - мы сами. И платим за всё мы тоже собой, своею жизнью. Вот почему деньги смогли завоевать такую власть над человечеством? Мир так устроен, что все в нем имеет цену, и деньги стали самым удобным эквивалентом ценности, лучше чем ракушки или зубы леопарда. Но они лишь эквивалент, а настоящая валюта, та, которая принимается всевышним банком, это - наша жизнь, цена есть всему - нашим дням, усилиям, желаниям, надеждам. Всё чего-нибудь, какой нибудь частички нашей да стоит.

Вот об этом и хотел сказать Бальзак, а еще о том, чтобы по-умному торговать с миром, чтобы не ошибаться в своих желаниях, потому что часто нам кажется, что мы остро нуждаемся в чем-то, а получив это, понимаем, что оно нам было не нужно, а ведь уже уплачено, и в этом банке отмены сделок не бывает.

Так что не нужно искать в антикваре следов Мефистофеля, да и Рафаэлю далеко до Фауста, он же не истину ищет, а удовольствий. Вот почему раньше я вспоминал пушкинскую "Пиковую даму", они - Рафаэль с Германом - одного поля ягоды. Это испытание было послано Богом, ну, а кто же еще испытует человеков? Вот и послал он Рафаэлю лоскут шагреневой кожи, чтобы о его истории поведал Бальзак, а прочитавшие её, на примере этом научились дорожить своей жизнью, да призадумались бы о том, на что и как они её тратят. А вот Рафаэль был выбран на эту роль, возможно, совсем не случайно, это испытание ему прилетело за дерзкую попытку сочинить трактат "Теория воли", воля же самый лучший оценщик жизненных трат, вот и докажи, что можешь ею пользоваться, прежде чем трактаты писать.

Из положительного: порадовала встреча со "старым другом" Растиньяком. Он и здесь, как и в "Отце Горио", верен себе и цель жизни видит в благополучной женитьбе. Ну, и гордость за то, что самая красивая женщина Парижа - Феодора - русская.

Роман Бальзака, впервые опубликованный в 1833-м году, развивает две противодействующие тематики: любовь к материальному и любовь к духовному.

Первая тематика прекрасно раскрыта на примере господина Гранде, или как его называли в народе "папаши Гранде". В своё время ныне успешный провинциальный виноторговец разбогател на скупке конфискованных церковных владений. Мало кто догадывался об истинной величине его состояния, чему не мало способствовал аскетический образ жизни, который вёл папаша Гранде и которому вынужденно следовала его семья. Госпожа Гранде и дочь Евгения, привыкшие к абсолютному подчинению, не сетовали на отсутствие элементарных удобств, неуютный дом, редкое наличие на столе фруктов и мяса. Гранде, видивший в людях только деньги, искренне полагал, что тратить их необходимо только на то, что невозможно получить бесплатно. Он неохотно расставался с золотыми монетами, предпочитая хранить их в сундуках, находя почти физическое удовольствие в пересчитывании своих постоянно преумножающихся накоплениях. Собственно, страсть к золоту и обладание им превратились для бывшего мэра Сомюра в навязчивую идею.

Как это ни странно, даже жена и дочь не подозревали об истинных размерах их состояния и вяло пребывали в состоянии счастливого неведения. Евгения, скромная и тихая девушка, много работала по дому, в свободное время вышивала и штопала – Гранде полагал, что в доме все должны приносить пользу от рассвета до заката, а не тратить время на бесполезные занятия. Периодически в доме собиралось провинциальное избранное общество, члены которого подозревали о богатстве Гранде и следовательно, имели некие матримониальные планы на молодую Евгению.

Всё изменилось, когда в доме почтенного семейства появился племянник Гранде, молодой парижанин Шарль. Неудивительно, что красивый, хорошо одетый молодой человек со светскими столичными манерами произвёл неизгладимое впечатление на неискушённую провинциалку, и Евгения неосознанно потянулась к нему. Случившееся же с Шарлем несчастье, банкротство и самоубийство отца, разбудили в ней не только чувство сострадания и благородной жертвенности, но и дух противоречия – она впервые отважилась пойти против отца. Для папаши Гранде банкротство, случившееся с его братом, – есть худший позор для человека, тогда как Евгения готова отдать кузену все свои скромные сбережения.

Несмотря на родившееся противостояние дочери и отца, который не мог и помыслить о согласии на брак Евгении с нищим родственником, их объединяет одна общая черта – неоспоримое упрямство. Только если у старика Гранде оно выражается в неотсупном поклонении своему главному идолу – золоту; то у Евгении эта черта проявляется в следовании своим чувствам, готовностью пожертвовать собой ради любви.

Судьба жестоко обошлась с Евгенией, презрев её благородный и всепрощающий характер. На протяжении всего произведения Бальзак ни разу не позволил читателю усомниться в светлом, одухотворённом образе молодой женщины, пережившей жестокое предательство. Верная своим моральным принципам, Евгения всегда оставалась самой собой, неся в душе благотворное тепло и утешительную любовь.

Дети - цветы жизни...
На могилах родителей.(с)

Сатира?! Трагедия?! Фантасмагория?!
Странное ощущение театральной постановки. И бинокль уж очень мощный... слишком близко.
Вижу всё до мелочей – нищую обстановку пансиона. Вот пыль скопилась в углу… трещинки на посуде.
Вижу убогость пансионеров - затертость одежд, морщинки, страх и боль в глазах, смирение и цинизм.
Вижу слепящий свет балов в огромных залах, шик спален и блеск нарядов.
И опять глаза - алчные, но несчастливые.
Убрать бинокль невозможно. Бальзак не позволяет. Можно лишь поменять на микроскоп и рассмотреть срез парижского общества.
Гниль низов от безысходности и борьбы за выживание, утраты доброты и сострадания.
И легкий налет плесени высшего общества – подсмытый, затушеванный и припудренный, скрытый за стремлением к счастью без оглядки, не выбирая методов и средств. Но как же так?! Где придел человеческой жестокости и алчности, себялюбия и стремление отбелиться?!

Бальзак безжалостен!
Бальзак бесподобен! Восхитителен!
Как он противопоставляет, какие у него разные, объемные герои, многогранные и страстные до жизни, до любви… даже в мелочах.

Горио – апофеоз отцовства!
Мощь самоотдачи смывает волной.
На разрыв аорты. До оглушительного крика отчаянья… на грани с ненавистью и проклятия.
Совершенно слепая любовь, незаживающая рана.
А может не любовь вовсе. Безумное хватание за соломинку, что бы принадлежать тому общество, что так манит. Страх быть покинутым. Доводящее до отчаянья предчувствие конца.

— я щупал его голову: на ней только один бугорок — как раз именно отцовства; это отец неизлечимый.

Диагноз на лицо.

Но в книги есть еще один не менее главный и не менее интересный герой.
Эжен де Растиньяк – студент, "мальчишка из пеленок" на распутье дорог взрослого Парижа. Как хочется ему быть хорошим, любимым, богатым и нужным. Как хочется ему быть Человеком, но вращаться в высших кругах.
Эжен где-то между небом и землей. Между соблазном Рыжего Дьявола и ангельской заботой Папаши.
Бедный… бедный маленький Эжен, разрываемый муками совести и стремлением к Высшему Свету.
Трудно не продаться, если на тебя пока еще есть спрос!

На старости лет отец Горио, продав по настоянию взрослых дочерей свой бизнес, поселился в семейном пансионе, где, как и раньше в школах и кружках, он в конце концов оказался «убогим, отверженным существом, козлом отпущения, на которого градом сыпались насмешки». «Откуда же взялось это чуть ли не злобное пренебрежение, это презрительное гонение, постигшее старейшего жильца, это неуважение к чужой беде? Не сам ли он дал повод, не было ли в нём странностей или смешных привычек, которые прощаются людьми труднее, чем пороки?».

Попробуем вкратце проследить жизненный путь главного героя. «До революции Жан-Жоашен Горио был простым рабочим-вермишельщиком, ловким, бережливым и настолько предприимчивым, что в 1789 году купил всё дело своего хозяина, павшего случайной жертвой первого восстания». Однако, будучи лишь относительно способным человеком, за пределами своей мрачной лавки «Горио вновь становился тёмным, неотёсанным работником, не мог понять простого рассуждения, был чужд каких-либо духовных наслаждений». Его жена «стала предметом беспредельной любви, какого-то набожного поклонения мужа». «Быть может, ей удалось бы развить эту косную натуру, вложив в неё понимание действительности и жизни». Но «после семи лет нерушимого блаженства вермишельщик потерял жену – на своё несчастье». «Со смертью жены его привязанность к детям перешла разумные границы. Всю свою горячую любовь, обездоленную смертью, он перенёс на дочерей» и, несмотря на блестящие предложения, решил остаться вдовым. «Воспитание обеих дочерей, само собой разумеется, велось нелепо». Имея огромные доходы, Горио тратил на себя копейки, но исполнял все дочерние прихоти, тем самым чрезмерно вознося девочек над собой. Выдавая же их замуж, отец отдал им всё своё состояние, оставшись практически ни с чем: «Моя жизнь в дочерях. Если им хорошо, если они счастливы, нарядны, ходят по коврам, то не всё ли равно, из какого сукна моё платье и где я сплю?... У меня нет иного горя, кроме их горестей».

«Старик пожертвовал собой, на то он и отец: он сам себя изгнал из их домов, и дочери были довольны; заметив это, он понял, что поступил правильно. Так совершилось семейное преступление при соучастии отца и дочерей».

Образ отца Горио глубоко трагичен. И главная проблема заключена не столько в дочерях, сколько в нём самом, хотя это и не снимает со взрослых детей их доли ответственности. К сожалению, главному герою (очень уж похожему на скрытого нарцисса в маске жертвы) так и не удалось постичь важнейшие из искусств: искусство любить и искусство быть.

«Двери их домов закрылись для меня!». «Мой грех! Я сам их приучил топтать меня ногами. Мне это нравилось». «Я не умел себя поставить, я сделал такую глупость, что отказался от своих прав. Ради них я принижал самого себя!». «Я жалкий человек и наказан поделом. Один я был причиной распущенности дочерей, я их избаловал».

На мой взгляд, прежний успех Горио и его печальная участь в старости имеют одни и те же корни, лежащие в безудержном стремлении к золотому тельцу: «Деньги – это жизнь. Деньги – всё». Герой сделал свой жизненный выбор в пользу обладания, а не бытия. И результатом такого выбора стала жизненная трагедия. Даже на смертном одре отец Горио бредил деньгами и мечтал, как он поедет в Одессу, заработает миллионы и купит любовь своих дочерей: «За деньги купишь всё, даже дочерей. О, мои деньги, где они?! Если бы я оставлял в наследство сокровища, дочери ходили бы за мной, лечили меня; я бы и слышал и видел их». Спасение он видел не в развитии души (бытии), а только в деньгах (обладании).

Постижение же искусства любить возможно лишь при продуктивной ориентации характера, направленной на бытие, а не обладание. Ведь любовь – это установка личности, определяющая её отношение к миру в целом. Кроме того, если человек способен на плодотворную любовь, он любит и себя, дорожит своей целостностью и индивидуальностью. Если же он может любить только других, он не способен любить вообще. Отец Горио всячески демонстрировал, что он ничего не хочет для себя, живёт только для дочерей и даже гордился тем, что не придаёт значения своей особе: «Да и на самом деле, что я такое? – жалкий труп, а душа моя всегда и всюду с моими дочками». Такой человек бывает озадачен, обнаружив, что, несмотря на свою удушающую любовь и жертвенность, он несчастен и несостоятелен в отношениях с самыми близкими людьми.

Но за фасадом так называемого невротического альтруизма порой прячется неуловимая сконцентрированность вокруг самого себя (скрытый нарциссизм). Как-то, собираясь на встречу с дочерью, Горио проявил полнейшее безразличие к бедам и горестям других людей, взволновавшим весь пансион (арест одного и смерть другого). И это совсем не удивительно, так как человек, страдающий паталогическим нарциссизмом, лишён эмпатии, сострадания и способности любить. Кроме того, скрытый нарцисс, в отличие от грандиозного, сам не умеет носить так называемую "корону" и поэтому надевает её на кого-то из близких, наслаждаясь своей причастностью к носителю. Сначала такой коронованной особой для отца Горио была его жена, а после её смерти особыми "королевскими" привилегиями он, принижая себя, наделил дочерей, чем их и испортил.

Полностью растворившись во взрослых дочерях, папаша Горио жил исключительно их жизнью и находился в такой пагубной и навязчивой привязанности к ним, которую можно даже сравнить с расширенным эгоизмом или нарциссическим расширением. И это его отношение к давно выросшим детям больше похоже на симбиотическую зависимость (как незрелую форму любви или псевдолюбовь), при которой человек, растворяясь в другом, полностью теряет себя, свою целостность. Зрелая же любовь (в отличие от симбиотической связи) – плодотворная и действенная сила в человеке, порождающая взаимную любовь и предполагающая сохранение целостности личности, её индивидуальности. Чрезмерно беспокойные и не в меру заботливые родители под маской добродетели неосознанно учат детей бояться жизни и ненавидеть её. И нет более верного способа дать ребёнку почувствовать, что такое любовь и счастье, чем любовь родителя, который по-настоящему любит и себя.

С классиками я обычно дружу, с легкостью принимая язык и стиль большинства из них. Но вот с Бальзаком не все так радужно, его я, признаюсь честно, местами недолюбливаю. В чем же причина, задаю вопрос самому себе, и нахожу ответ. А ответ у меня такой - слишком много воды.

В романах и новеллах Бальзака слишком много самого Бальзака. Безусловно, автор должен присутствовать в своих произведениях, но его присутствие должно быть деликатным и ненавязчивым, желательно, чтобы читатель не особенно и замечал его. Увы, у Бальзака так не получается - он говорит, говорит и говорит, превращая чтение своих довольно незамысловатых историй в нескончаемый поток слов, за которыми порой теряется нить действия. Хотя, возможно, он делал это по той же причине, по которой Дюма устраивал гигантские диалоги в своих романах, ведь парижские издатели платили за строчки, так что сегодняшнему читателю приходиться расплачиваться за уплаченное по счетам классикам, когда они ими еще не были.

Переплывая очередную стремнину авторского красноречия, наполненную совершенно необязательными рассуждениями о подвернувшемся под руку предмете, ждешь: ну, когда же начнется действие. Вот ты терпеливо продираешься через бурелом лишних слов, вот что-то стало происходить и тут автор вспоминает, что уже 3 или 4 страницы не было его рассусоливаний, и он снова берется за привычное дело, либо накатывая десяток страниц от себя, либо вкладывая длиннющий выспренний монолог в уста очередного героя, которому по его воле суждено стать глашатаем набора глубоких мыслей.

Такой стиль превращает чтение в довольно нудное занятие, по крайней мере, так дело обстоит у меня. Поэтому на книгу Бальзака у меня уходит в полтора раза больше времени, чем на книгу того же объема менее занудного автора.

Так вот, писатель из Бальзака - занудный, но психолог очень даже качественный. В 1835 году, когда вокруг бушевали страсти романтизма, он умудряется писать такие психологически достоверные реалистичные тексты. Он показывает главную силу, которая движет людьми, наполнившими огромный город, эта сила - обман. Все действующие лица книги упражняются в искусстве обмана ближних своих, все лгут, все пускают пыль в глаза, все пытаются надуть друг друга. Эта единственная линия поведения, пригодная для выживания в этом вертепе.

За почти 200 лет ничего не изменилось, если вы возьмете любую ограниченную группу людей, например, в Москве, вы увидите те же страсти, то же желание обвести, обмануть и приобрести на этом выгоду. В этом отношении роман Бальзака можно использовать как лекало сегодняшних моделей человеческих взаимоотношений.

В романе миру обмана и лжи, который представляют все, противостоят две фигуры - старика Горио и молодого честолюбца Растиньяка. Эти фигуры тоже не безупречны, им тоже приходится на страницах книги и лгать, и изворачиваться, но для них еще существуют какие-то святые истины, и они не готовы торговать самым дорогим, что имеют - любовью.

Но безжалостный автор-правдолюбец не оставляет им шансов, Горио погибает, убитый своей же безусловной отеческой любовью, а Растиньяк принимает вызов огромного монстра, соглашаясь играть по его правилам.

Кроме того, в книге проводится еще одна идея, которую много позже сформулируют педагогические психологи, суть которой в том, что чем больше сил, средств и жертв вкладывают родители в своих чад, тем с большей долей вероятности им удается вырастить жестоких и эгоистичных монстров потребления - старик Горио предупреждает их от такой неумеренной благодетельности, но тщетно, классику у нас мало кто читает, а из тех, кто читает, не каждый способен понять, о чем это было....

Мое первое серьезное знакомство с мсье Бальзаком, несомненно, увенчалось успехом. Я зачиталась и проглотила "Евгению Гранде", буквально, за день, не находя в себе сил оторваться и заняться чем-либо еще, я утонула в книге с головой, захлебываясь меткими описаниями и потрясающими психологическими портретами каждого персонажа, даже проходного. Бальзак - мастер деталей, и это меня восхищает, он не набрасывает портреты крупными, широкими мазками, как тот же Фицджеральд, если вы читаете Бальзака, будьте уверены, вам в красках распишут каждую розочку, каждую морщинку и каждый порыв, ничего не укроется от пера этого потрясающе наблюдательного человека и тонкого знатока душ человеческих. Он уверенной рукой, отстраненно, не делая различий и скидок, препарирует перед вами и стыдливую первую любовь, и расчетливую алчность, и мелкое предательство, и домашнюю тиранию, и много еще того, что свойственно людям.
На первый взгляд, сюжет может быть достаточно прост и незатейлив, впрочем, человеческие комедии сами по себе не часто бывают так уж сложны внешне, но если дать себе труд и задуматься, то из банальной истории тайной любви дочери скряги и ее кузена, скорбящего по своему отцу, роман превращается в интересное и глубокое исследование скрытых процессов, движущих всеми участниками коллизии. Что-то вызовет жалость, что-то - сочувствие, что-то может вызвать омерзение или восхищение, но остаться равнодушным чрезвычайно сложно, скажу я вам.
Интересно отметить, что, как по мне, каждый более-менее крупный герой романа если не фанатик, то фанатиком становится, разница лишь в выборе религии: папаша Гранде выбрал себе для поклонения золотого идола, кладя на его алтарь всю свою семью и себя в первую очередь, Евгения стала адепткой сразу двух богов, смирения и первой влюбленности, ее мать принесла себя в жертву жестокому богу послушания, Шарль долго колебался, но преклонил колена перед тем же богом, что и папаша Гранде, и каждый верил столь истово, что не замечал рядом с собой других живых людей, нуждающихся во внимании, понимании и терпении, что, как известно, безнаказанным не остается. Аминь.

Иногда я всё-таки понимаю, почему те или иные произведения можно отнести к золотому фонду литературы и пророчить им бессмертие - актуальность некоторых тем не подвластна времени, с этим ничего не поделаешь. Собственно, Бальзак затронул именно такую проблему, которая для каждого первого человека на планете будет как минимум интересна, не говоря уже о том, что в определённый период жизни может очень даже помочь, вовремя поставив мозги на нужную полочку.

Что вы готовы отдать за то, чтоб ваши желания воплотились в реальность? Вот буквально - что вы можете оторвать от себя и отдать, учитывая тот факт, что ничего материального у вас нет в принципе - только желание обрести богатство, усадьбу, положение в обществе, без чего можно жить дальше и радоваться исполнению желаний?.. Ответ на удивление прост - можно расплатиться тем самым будущим, которое тебя ждёт, и каждое желание делает жизнь чуть короче, и так ты меняешь пять лет жизни на статус в обществе, три года - на три миллиона в золотых слитках, десять лет - на шикарный дом со слугами и садом, ну и остальные года по мелочи размениваешь, ровно до тех пор, пока не понимаешь, что жизни-то не осталось, времени насладиться - нет, и никогда не было, и уже не будет. И вот тут-то и начинаешь взвешивать своё существование, свои успехи и неудачи, всё больше и больше убеждаясь в том, что самостоятельно не достиг ничего, только желал и ждал, пока все блага свалятся с небес. Интересная жизнь, как думаете?

Книга задевает за живое, со всей дури наступает на больную мозоль, засыпает открытую рану солью и не стесняется ковырять её - ибо только так можно показать человеку, что жизнь состоит не из материальных благ, не из наслаждений и утех, что процесс зачастую важнее и интереснее результата, что жизнь - это воспоминания, события, действия, движение, преодоление препятствий. Безусловно, иногда хочется иметь джинна за пазухой, который бы исполнял желания по первому требованию, но ведь к такому привыкаешь, и уже даже не пытаешься что-то сделать самостоятельно, постоянно обращаясь только к волшебнику, чтоб в итоге осознать - ты никто, ничто, и вспомнить тебе нечего, гордиться нечем..

Сильная книга, вот именно эмоционально сильная, хоть каждый в ней и найдёт что-то сугубо личное, дёргающее ниточки только его души. И даже обилие ненужных слов, излишнюю педантичность в описаниях, словоблудие можно простить во имя той идеи, которую автор преподносит своим читателям.

Интересное у меня получилось продолжение знакомства с творчеством Бальзака. До этого читала у него романы "Тридцатилетняя женщина" и "Отец Горио", наслаждалась языком (какие же всегда красивые и отточенные фразы в его книгах, наполненные многочисленными метафорами, сравнениями и проч.), следила за увлекательными сюжетными поворотами, но вот мистическую линию встречаю впервые.

Собственно говоря, это одна из основных сюжетных линий, но весьма прерывистая ( в том плане, что уделить ей внимания автор мог и побольше). Шагреневая кожа, исполняющая желания, но сокращающая дни жизни молодого повесы Рафаэля. знакомый сюжет, не так ли? Общей канвой, разумеется: тут я вижу отголоски Фауста (отдать душу взамен на талант), вижу отражение в книгах "Портрет Дориана Грея" и "Портрет" Гоголя, отражение сказок, когда через сколько-то лет надо будет вернуть долг.

Долг платежом красен - вот, скорее всего, основная мысль. Хотя философское иносказание гораздо глубже: мы - это наши поступки, то, чем мы наполняем свою жизнь. Мы так же, как и герой книги, тратим свою жизнь на что-то (добродетель или низость, выражаясь языком самого классика), каждый на свое, жизнь так же сокращается (не так явно, как у Рафаэля, но все же никому пока не удавалось остаться бессмертным - вампиры из фэнтези не в счет:)

Мы не можем остановить течение нашей жизни (так же и Рафаэль не может остановить уменьшение этого кусочка кожи).

Интересными мне показались размышления старца, продавшего эту таинственную вещь нашему герою. Вот бы Рафаэлю тогда прислушаться к этим мудрым словам, возможно, и жизнь бы по-другому пошла (но тогда бы не было, конечно, этой замечательной книги).

Сейчас я вам в кратких словах открою великую тайну человеческой жизни. Человек истощает себя безотчетными поступками, – из-за них-то и иссякают источники его бытия. Все формы этих двух причин смерти сводятся к двум глаголам желать и мочь . Между этими двумя пределами человеческой деятельности находится иная формула, коей обладают мудрецы, и ей обязан я счастьем моим и долголетием. Желать сжигает нас, а мочь – разрушает, но знать дает нашему слабому организму возможность вечно пребывать в спокойном состоянии. Итак, желание, или хотение, во мне мертво, убито мыслью; действие или могущество свелось к удовлетворению требований моего организма. Коротко говоря, я сосредоточил свою жизнь не в сердце, которое может быть разбито, не в ощущениях, которые притупляются, но в мозгу, который не изнашивается и переживает все. Излишества не коснулись ни моей души, ни тела. Меж тем я обозрел весь мир. Нога моя ступала по высочайшим горам Азии и Америки, я изучил все человеческие языки, я жил при всяких правительствах. Я ссужал деньги китайцу, взяв в залог труп его отца, я спал в палатке араба, доверившись его слову, я подписывал контракты во всех европейских столицах и без боязни оставлял свое золото в вигваме дикарей; словом, я добился всего, ибо умел всем пренебречь. Моим единственным честолюбием было – видеть. Видеть – не значит ли это знать?.. А знать, молодой человек, – не значит ли это наслаждаться интуитивно? Не значит ли это открывать самую сущность жизни и глубоко проникать в нее? Что остается от материального обладания? Только идея.

Обладать надо знаниями, впечатлениями, мыслями, чувствами. Не вещами. Вещи не приносят счастья. На них можно спустить целое состояние (а герой спускает в итоге всю свою жизнь) и не приобрести ничего взамен. Такой своеобразный гимн антипотребительства - этого современного тренда последних лет.

Судите же, как прекрасна должна быть жизнь человека, который, будучи способен запечатлеть в своей мысли все реальности, переносит источники счастья в свою душу и извлекает из них множество идеальных наслаждений, очистив их от всей земной скверны. Мысль – это ключ ко всем сокровищницам, она одаряет вас всеми радостями скупца, но без его забот. И вот я парил над миром, наслаждения мои всегда были радостями духовными. Мои пиршества заключались в созерцании морей, народов, лесов, гор. Я все созерцал, но спокойно, не зная усталости; я никогда ничего не желал, я только ожидал. Я прогуливался по вселенной, как по собственному саду. То, что люди зовут печалью, любовью, честолюбием, превратностями, огорчениями, – все это для меня лишь мысли, превращаемые мною в мечтания; вместо того чтобы их ощущать, я их выражаю, я их истолковываю; вместо того чтобы позволить им пожирать мою жизнь, я драматизирую их, я их развиваю; я забавляюсь ими, как будто это романы, которые я читаю внутренним своим зрением. Я никогда не утомляю своего организма и потому все еще отличаюсь крепким здоровьем. Так как моя душа унаследовала все не растраченные мною силы, то моя голова богаче моих складов. Вот где, – сказал он, ударяя себя по лбу, – вот где настоящие миллионы! Я провожу свои дни восхитительно: мои глаза умеют видеть былое; я воскрешаю целые страны, картины разных местностей, виды океана, прекрасные образы истории. У меня есть воображаемый сераль, где я обладаю всеми женщинами, которые мне не принадлежали. Часто я снова вижу ваши войны, ваши революции и размышляю о них

Главный герой большую часть книги мне был неприятен, а под конец романа - жалок. Расчетливый человек, у которого даже любовь связана с внешними атрибутами. Для которого деньги в женщине затмевают все ее душевные качества.

Притом, сознаюсь к стыду своему, я не понимаю любви в нищете. Пусть это от моей испорченности, которою я обязан болезни человечества, именуемой цивилизацией, но женщина – будь она привлекательна, как прекрасная Елена, эта Галатея Гомера, – не может покорить мое сердце, если она хоть чуть-чуть замарашка. Ах, да здравствует любовь в шелках и кашемире, окруженная чудесами роскоши, которые потому так чудесно украшают ее, что и сама она, может быть, роскошь! Мне нравится комкать в порыве страсти изысканные туалеты, мять цветы, заносить дерзновенную руку над красивым сооружением благоуханной прически. Горящие глаза, которые пронизывают скрывающую их кружевную вуаль, подобно тому как пламя прорывается сквозь пушечный дым, фантастически привлекательны для меня. Моей любви нужны шелковые лестницы, по которым возлюбленный безмолвно взбирается зимней ночью. Какое это наслаждение – весь в снегу, ты входишь в комнату, слабо озаренную курильницами, обтянутую разрисованным шелком, и видишь женщину, тоже стряхивающую с себя снег, ибо как иначе назвать покровы из сладострастного муслина, сквозь которые она чуть заметно обрисовывается, как ангел сквозь облако, и из которых она сейчас высвободится? А еще мне необходимы и боязливое счастье и дерзкая уверенность. Наконец я хочу увидеть эту же таинственную женщину, но в полном блеске, в светском кругу, добродетельную, вызывающую всеобщее поклонение, одетую в кружева и блистающую бриллиантами, повелевающую целым городом, занимающую положение столь высокое, внушающую к себе такое уважение, что никто не осмелится поведать ей свои чувства. Окруженная своей свитой, она украдкой бросает на меня взгляд – взгляд, ниспровергающий все эти условности, взгляд, говорящий о том, что ради меня она готова пожертвовать и светом и людьми! Разумеется, я столько раз сам смеялся над своим пристрастием к блондам, бархату, тонкому батисту, к фокусам парикмахера, к свечам, карете, титулу, геральдическим коронам на хрустале, на золотых и серебряных вещах – словом, над пристрастием ко всему деланному и наименее женственному в женщине; я глумился над собой, разубеждая себя, – все было напрасно! Меня пленяет женщина-аристократка, ее тонкая улыбка, изысканные манеры и чувство собственного достоинства; воздвигая преграду между собою и людьми, она пробуждает все мое тщеславие, а это и есть наполовину любовь. Становясь предметом всеобщей зависти, мое блаженство приобретает для меня особую сладость. Если моя любовница в своем быту отличается от других женщин, если она не ходит пешком, если живет она иначе, чем они, если на ней манто, какого у них быть не может, если от нее исходит благоухание, свойственное ей одной, – она мне нравится гораздо больше...

Он прекрасно видит, что Феодора лживый, бездушный. холодный человек, он отдает себе в этом отчет и продолжает таскаться за ней, как послушная собачонка. Полина, прекрасная чистая девушка очаровывает его лишь после того как у нее появляются деньги.

Не только в любви, в работе он также проявляет свои низкие качества: ради денег пишет лже-мемуары.

Есть в нем, наверное, что-то хорошее, люди все таки сложные существа, не одномерные, но отрицательных черт все-таки с излишком. Причем в начале романа эти качества автором набросаны, эскизно и мимолетно, но все же есть. Но потом куда все это делось? Он рассказывает о своем сыновнем послушании и почтительности, жизни в режиме жесточайшей экономии. Были у него свои твердые жизненные принципы, куда все это испарилось. Хотя нет, понятно куда - в погоне за мечтами о недоступной женщине. Но отчего так быстро в нем все переменилось?

Пожалуй, тот порядок вещей, прежде казавшийся мне несчастьем, и развил во мне прекрасные способности, которыми впоследствии я гордился. Разве не философской любознательности и чрезвычайной трудоспособности, любви к чтению – всему, что с семилетнего возраста вплоть до первого выезда в свет наполняло мою жизнь, – обязан я тем, что так легко, если верить вам, умею выражать свои идеи и идти вперед по обширному полю человеческого знания? Не одиночество ли, на которое я был обречен, не привычка ли подавлять свои чувства и жить внутреннею жизнью наделили меня умением сравнивать и размышлять?

И роман мне показался таким...категоричным. Я надеялась, что автор покажет и положительные качества героя или же путь его перевоспитания. Но нет. С самого начала все по наклонной катится вниз. И даже мораль уж слишком прямолинейна (роман, кстати, поучительный, мне нравятся такие книги) 4/5 (мистическую линию хотелось бы поразвернутее)

P.S. Как же все таки красиво написана книга (потому мне и хочется без конца цитировать ее, впитывая в себя эти образы), как детально описаны залы, гостинные, балы, наряды. Читаешь и будто переносишься в то время и вместе с героем проходишь весь путь до конца.

... Я вроде читала Оноре де Бальзак - Отец Горио - но к такому готова не была.
Об этой книге я слышала практически с детства, как об образчике классической литературе - но с одним интересным компонентом. Как это можно обозвать: "магическое допущение"?... В книге это называется "талисман", и подобное мы могли наблюдать: сатанинская бутылка, обезьянье лапка, джинны... В общем, то, что (по вере обладателя этого - это важно)) способно исполнять желания. Главный вопрос тут - какой ценой...
Встречает нас - молодой человек. Какой-то немного нервный и погруженный в себя. Весь Париж с его огнями, развлечениями и жизнью проходит мимо, пока его тревожат собственные заботы. При дальнейшем знакомстве мне вообще показалось, что он либо болен, либо - немного не в себе. Потому что он забредает в то ли музей, то ли кабинет редкостей - и те картины древности, которые он практически видит... Вспомнив Пушкина, который рядом с фонтаном слез увидел призраков - я могла даже подумать, что герой Бальзака - натура пусть и слегка нервическая, но тонко чувствующая...
Итак - нашему герою выпадает владеть шагреневой кожей. На вид она неказиста, ведь "шагрень" - это особый вид обработки: неровный, шероховатый, с бугорками. Даже в рамках книги от такой выделки уже отходят. Но - герой хочет верить, что она восходит ко временам царя Соломона и способна исполнять желания.
Нашего героя зовут Рафаэль - наконец-то нас представили. Как он дошел до жизни такой, он расскажет сам - ибо исповедь Рафаэля занимает всю вторую часть. И по мере этой исповеди сочувствие к этому герою у меня все уменьшалось и уменьшалось. В момент обретения кожи Рафаэль был и разорен и сломлен и на такой грани - что уже чуть в Сене не собирался топиться. Но...
Несколько у меня возникла ассоциаций по мере прочтения. Первая - Фауст, которая мельком появляется в книге. Но с ремаркой "в отличии". Отличает их - цена желаний, которая впоследствии доводит Рафаэля чуть ли не до невроза.Так сочно описанного: что герой боялся просто жить, пукнуть и вздохнуть лишний раз... Ну - это просто темперамент такой. По его исповеди я поняла, что перед нами типичный холерик, возможно - истерик. И здесь мне вспомнился персонаж из Кнут Гамсун - Голод . Их роднит какая-то странная поза и неприспособленность, когда персонаж Гамсуна, получив деньги, тратит их на мясо на кости, которое даже переварить не может. Рафаэля хитрый Ростиньяк постоянно поучает - как пристроиться, как крутиться. Но - не в коня корм, и любые добытые деньги Рафаэль тратит - на какую-то ерунду и фанфаронство и распускание хвоста перед своей Феодорой.
Ну и - история любви... Тут тоже воспользуюсь примером автора, за который я зацепилась. Потому что в тексте поминается - Лавлас. Его же мы можем встретить, например, в "Евгений Онегин":

Она любила Ричардсона не потому, чтобы прочла
Не потому, что Грандисона она Лавласу предпочла

Лавлас - персонаж Сэмюэл Ричардсон - Кларисса, или История юной леди , чье имя стало нарицательным и обратилось в слово "ловелас". Думаю - уже многое становится понятно. Рафаэль осознает, что в него влюблена честная, но небогатая девушка - и жалеет бедняжку. Но для своей - графини и светской кокетки - Феодоры - он готов лобзать землю, сорить несуществующими деньгами, осыпать ее цветами... Как я должна относиться к этой романтике, бьющей в голову, если сама - старая пиратка и из романтики предпочитаю - морские просторы и космические путешествия?
Таков наш герой. История его у меня вызвала... поднятие бровей. Но есть в этой книге изюминка - которая меня просто сразила. И это - стиль. Нет - не так - СТИЛИЩЕ! Ну просто невероятный Бальзак, как мощны его эпитищи! К каждому слов - если не образ или метафора, то такой эпитет... Порой - это выливалось в многостраничные описания: музея с каждым экспонатом или оргии с каждым участником. Были эпизоды - не сказать чтобы нужные: вроде хоть и забавного, но - зоолога, рассказывающего лекцию об утках (???). Или механика, поминутно возносящего гений Паскаля (???). Или пребывание Рафаэля в санатории и бегство в горы. Возможно, этого многовато - но... У меня было ощущение, что: я была глуха - и тут услышала не просто все звуки, а - классическую музыку. На симфонию Бетховена ссылается автор - и я под этим подпишусь. С непривычки это - сложно, непонятно, даже мучительно. Но - невыразимо прекрасно...
Конец - смог меня поразить. Не ожидала я, что автор обойдется с героем - так. По прочтению возникло ощущение некой притчи (поминалась притча "о визире и мухе"). Ну а самая последняя строка, брошенная о Феодоре - заставила вообще переосмыслить их историю в аллюзивном ключе... Этим и прекрасна классика - полнотой, яркостью, образностью. Небольшая вещь - а что автор в ней заложил... Ну а дифирамбы стилю - я могу выводить долго и упоенно. Конечно - посоветую любителям классической литературы. Которые будут готовы, что в принципе простая история - во-первых, наполнена аллюзиями и отсылками. Ну и - обрамлена таким количеством выразительных средств, что превращается в целый оркестр.
P.S. Совсем небольшое произведение - но я на нем забуксовала. Из-за - аудиокниги. ... Это был, конечно - шок. Я обратилась к Дмитрию Оргину, полюбила этого чтеца давно, но - не смогла слушать, например, Арчибальд Кронин - Цитадель в его исполнении. У него восхитительно красивый тембр, он читает чисто и уверенно. В отбивках частей наложена красивая классическая музыка. Но я отметила неожиданную его особенность. Это было так - доооолго. Почему-то он начинает буквально ронять и выцеживать слова, между которыми - ну прям на поезде можно ехать. ... Я просто этого понять не могу - это так тягомотно, это просто изматывает. Невольно переносишь это на героя - как на какого-то инсультника или умственно отсталого, и очень хочется кого-нибудь потрясти. Я собрала волю в кулак и решила не переносить свое раздражение на героя и книгу. Но причина подобного темпа - неведома. Несмотря на всю красоту голоса и начитки - рекомендовать не могу, это прям китайская пытка. Есть еще начитка Евгения Терновского - даже в ней уверена больше.