Статья 1869 года, "Отечественные записки" , установлено авторство МЕСЩ. Поводом для написания стал выход очередной части романа Иван Гончаров - Обрыв "Обрыв" Гончарова в "Вестнике Европы". Это был знаменитый "долгострой", который Гончаров начал ещё в 1850. Биографии Гончарова и МЕСЩ имеют нечто общее: оба весьма значительные чиновники. Гончаров также входил в кружок Белинского. Но Гончаров был идейным врагом МЕСЩ и Некрасова: он был цензором, а коллектив "Современника" считал нигилистами. Гончаров, в частном письме, отозвался об авторском стиле МЕСЩ , как о "слюнях бешенной собаки" и добавил , что МЕСЩ "ровно ничего не понимает в художественной сфере… Он карал и казнил город Глупов, чиновный люд, взяточников-генералов — и, играя на одной струне, других не признает, требуя, чтобы в литературе все ругались только, как он".
Про собаку - грубовато, но вообще Гончаров верно заметил, что, по крайней мере, в журнальной полемике, МЕСЩ смотрит на литературу чересчур узко. После Иван Александрович мало, что писала, уйдя в затвор и избегая общения.
В статье МЕЩС заходит из далека: вообще роль литературы в обществе, которая для него очевидна: способствование прогрессу общества, отмиранию отживших явлений, выявлению будующих. Проблема "людей 40-х годов" и кружка Белинского в частности была в том, что они
люди, проводившие литературным путем в русское общество гуманные идеи и стремления, были, за некоторыми исключениями, люди неубежденные, люди, не органически воспитавшие в себе идею добра, а принявшие ее ради ее красивости, ради того прекраснодушия, которое она приносит с собой
Если люди 40х годов были хорошо понятны и близки Гончарову, то с характером шестидесятника Марка Волохова автор теряет чувство меры и делает персонажа карикатурой на нигилиста:
Волохов входит в дома, в большинстве случаев, не иначе как в окошко и через забор; он спит в телеге, покрытой циновкою; он занимает деньги, предупреждая, что не отдаст их; он не признает бессрочной любви и довольствуется любовью срочною.
.
Далее следуют рассуждения МЕСЩ об "истинах" общественного мнения , то есть о том, что всякое новое познание оказывается нигилизмом и ниспровержением авторитетов, поскольку толпе свойственно считать свои привычки истинной несомненной и доказанной. В итоге МЕСЩ заключает, что, не разобрав характер Волохова, Гончаров не смог разобраться и с персонжами ему противопоставленными, поскольку:
Это даже не жизнь, а колеблющиеся шаги или ползанье младенца. Бабушка ползает, Ватутин ползает, Райский ползает -- все ползают, все щупают наугад и, нащупавши тряпицу, выброшенную людьми сороковых годов, воображают, что эта тряпица причина всех их несчастий. А несчастье их в том-то именно и заключается, что они ничего не видят, ничего не сознают, что их действия без начала и без конца, что они никогда не знают, куда идут и для чего предпринимают то или другое действие. Эту ли жизнь можно назвать прочною, живою и верною?
.
Возможно, здесь МЕСЩ прав и Гончаров, не в силу возраста, а в силу художественного подхода не мог совладать с характерами 60х годов. Всё равно Гончаров великий русский писатель, как и Салтыков.