Главнюк заходил, – говорит медсестра Таня, – поздравлял всех и вас спрашивал.
– Правда?
– Мы сказали, вы на операции, так он расстроился вроде. Просил персонально передать, – Таня кивает на изящную цветочную композицию, поставленную в банку из-под солёных огурцов, – и открытку ещё.
Огромная открытка не помещается в карман халата. С трудом разбирая убористый почерк главврача, читаю неожиданно тёплое поздравление и ставлю открытку рядом с букетом так, чтобы она закрывала ободранную этикетку «огурцы маринованные». Что ж, теперь у меня Восьмое марта, почти как у настоящей женщины.
Не хватает только поцелуя, которым главный меня непременно одарил бы ради протокола, если бы застал в приёмнике.
Подхожу к зеркалу. Свежее лицо, несмотря на ранний подъём и проведённую операцию, никакой косметики. Короткие рыжеватые волосы кое-где торчат, а кое-где примяты шапочкой. Симпатичная женщина, только совсем не в праздничном виде. Хорошо, что главный не застал.
Почему-то не хочется, чтобы он видел меня некрасивой, хотя какая разница, если ему в принципе противно на меня смотреть?
После выходки с ножницами Владимир Семёнович предложил мне составить список инструментов, которые нужно заказать. Я подошла к проблеме добросовестно и в первую очередь наметила встречу со старшей сестрой оперблока, любимым литературным героем которой является, судя по всему, крот из «Дюймовочки». Очень возможно, что у неё с незапамятных времён спрятаны где-то целые хирургические наборы, ещё в масле, а она их или бережёт на самый крайний случай, или просто забыла за давностью лет. С расходником вечно такая ситуация. Хороших ниток не допросишься, но наступает день икс, когда подходит срок годности, и мы обычные аппендициты шьём роскошными нитками.
Пока мы изучали запасы в закромах, составляли список имеющегося и прикидывали, что нам надо, позвонил главный и ехидно осведомился, готово ли требование.