Полное собрание сочинений. Том 5. Произведения 1856–1859 гг. Три смерти

Больше похоже на поиск: поиск художественный, поиск миросозерцательный. Поиск себя, если хотите.

И не поиск даже, а только намёк его, смутное угадывание впереди. Сюда уже прокралась будущая толстовская ненависть, отрезвляющая, обличающая. И смерть: как неуслышанная трагедия − и одновременно как освобождение для тех, кто этой трагедии не слышит, но чует её болезненные звоночки.

Л.Н. ещё не исследует смерть, как это будет в поздних работах вроде Смерти Ивана Ильича или в отдельных эпизодах Карениной . Но интерес к ней проклёвывается. И та ложь пожизненная, в которой люди утонули настолько, что жизнь стала хуже смерти (привет, Иван Ильич!), − это тоже слышно в толстовском описании туберкулёзной дворянки.

И она (как и после Иван Ильич) пытается скрыться, бежать от смерти, а значит − от той правды, которую смерть неизбежно выставит перед больной. А правда проста: героиня никому не нужна. Ни детям своим, ни мужу (если только в смысле избавления от того самого звоночка). И это сближает её с больным ямщиком, единственный атрибут которого − сапоги. Жалкий атрибут жалкой жизни. Но его уход тих и лёгок: он не болен ложью себе, как эта дворянка; нет этой лжи и в отношениях с другими.

Дерево? Здесь всё прозрачно. Поверхностное противопоставление гордого, спокойного дерева суетному, лживому человеку.

И примечательно в этом рассказе два момента.

Здесь различается первый (или один из) тревожный отблеск на пути Толстого. Зарубка, оставленная на дереве перед опасной и страшной тропой, которой Л.Н. отправится десятилетиями после − и больше оттуда не возвратится. Там он встретит Ивана Ильича , Позднышева , Нехлюдова и сотоварищей.

Примечателен ещё ход, которым Толстой показывает взаимосвязь всего со всеми − и всеобщее взаимоперетекание. Без этого хода повесть, пожалуй, рассыпалась бы вовсе.

Диалектики хвалёной пока нет, все развития и перемены в героях − мгновенны и неубедительны. А вот способность Толстого создавать выпуклую картинку, ухватив реальность в перо, − на месте. Только погружения недостаёт. Не удаётся пока углубиться в героев и познать их, как это будет через каких-то несколько лет − уж близится Война и мир …

Для меня никто лучше ничего не скажет о жизни и смерти, чем Л.Н. Толстой. Классика есть классика – вечная и всегда актуальная. Сам писатель говорил о том, что «Человек закован в свое одиночество и приговорен к смерти». В какой-то степени эта мысль прослеживается в рассказе «Три смерти». Но он не об этом. «Три смерти» – не просто ушедшие жизни. Нет, это жизни разные, со своими судьбами. И смерть никого не жалеет. Наверное, это единственное, что уравнивает всех людей. Будь то зажиточная барыня или бедный ямщик, а то и вовсе молодое дерево. Для меня это больше притча, чем рассказ.
Вообще не люблю я произведений, повествующих о смерти. Это страшно и больно отзывается во мне. Особенно, когда произведение реалистично. Но иногда такое чтение оказывается полезным. Оно помогает не забывать о том, что жизнь – это чудо, данное нам однажды; и что она в любой момент может оборваться. После этого начинаешь по-другому смотреть на многие вещи, ценить каждое мгновение и не уступать реальности во всех её проявлениях.
На таких произведениях растут поколения. И такие произведения никогда не умрут.

«Человек закован в свое одиночество и приговорен к смерти» - сказал тот же Лев Толстой. В рассказе «Три смерти» как нельзя более четко проступает это одиночество, пропасть между людьми, живущими рядом, но не могущими понять чувства другого как свои.
Роль дерева в рассказе, это всё равно что роль самой судьбы. Дерево не ждет смерти. Ни о чем не спрашивает. Дерево никогда не умирает, лишь преобразуется в тепло печи, на которой грелся доживающей свой век старик.
Вроде всё понятно и ёмко, но мне как раз не хватает объёма. Не хватает истории и углубления в неё же.