Холм, возле деревни которая носит сейчас турецкое название Гиссарлык,расположенном в 5—6 километрах от южного берега пролива Дарданеллы, недалеко от входа в пролив из Эгейского моря, заключает под собой целые эпохи:около 3000 г. до н. э там впервые поселились люди и построили крепость.Обитатели крепости контролировали торговлю по суше из Азии в Европу и обратно, держа в своих руках переправу через пролив. Постепенно развивавшееся мореплавание из Эгейского в Черное море также оказалось под контролем обитателей поселения-крепости. В результате многолетних раскопок, начатых в 1870 г. Генрихом Шлиманом и законченных перед второй мировой войной американским археологом Блегеном было найденных при раскопках множество золотых изделий,что говорит об огромных по тем временам богатствах, накопленных в городе. Исследуя археологические пласты следует отметить даты и события их окружающие такие как: 1900 г. до н. э. холм и его окрестности захватило новое племя, выращивавшее лошадей, которых не знали их предшественники. Новые пришельцы строят крепость, большую по размерам и более могущественную, чем прежняя. Около 1250 г. до н. э., если судить по археологическим данным, поселение снова было захвачено, разрушено и сожжено, а через некоторое время на холме селятся пришельцы из центральной Европы. Около 1100 г.
до н. э. город постиг еще один пожар, и холм делается необитаемым на несколько сот лет.В середине II тысячелетия до н. э. земли на восток от Гиссарлыкского холма принадлежали могущественной хеттской державе, Троя была небольшим княжеством на окраине.В анналах хеттского царя Тутхалийи IV, правившего примерно с 1250 по 1220 г. до н.э.,упоминаются две местности, очевидно находившиеся на северо-западе Малой Азии, — Вилусия и Труиса: одно из этих названий, скорее Вилусия, вероятно, носил город на Гиссарлыкском холме, который греки впоследствии называли Илионом (в более древние времена Вилионом), или Троей. Из тех же хеттских анналов мы узнаем, что Вилусия входила в воевавшую против хеттов коалицию. Захватить столь мощно укрепленное поселение могла либо регулярная армия, либо переселяющееся с женами и детьми воинственное племя, могущее обосноваться вокруг города и предпринять длительную осаду. Подобными силами могла обладать конгломерат воинствующего населения под названием "народы моря", которые были вынуждены покинуть родные края Средней Европы из-за похолодания и экспансии более многочисленных народностей, где ахейцы были лишь небольшим звеном.
В начале II тысячелетия до н. э. на Балканском полуострове появились племена греков-ахейцев. К середине этого тысячелетия в южной части полуострова сложились рабовладельческие государства. Каждое из них было небольшою крепостью с примыкавшими к ней землями. Во главе каждого стояли, по-видимому, два властителя. Властители-цари со своими приближенными жили в крепости, за могучими, циклопической кладки стенами, а у подножья стены возникал поселок, населенный царскими слугами, ремесленниками, купцами. Сперва города боролись друг с другом за главенство, потом, около XV столетия до н. э., начинается проникновение ахейцев в соседние страны, за море. В числе прочих их завоеваний был и остров Крит — главный центр древнейшей, догреческой культуры юго-восточного района Средиземноморья. Задолго до начала ахейского завоевания на Крите существовали государства с монархической властью и общество, четко разделявшееся на классы свободных и рабов. Критяне были умелыми мореходами и купцами, отличными строителями, гончарами, ювелирами, художниками, знали толк в искусстве, владели письменностью. Ахейцы и прежде испытывали сильное воздействие высокой и утонченной критской культуры; теперь, после покорения Крита, она окончательно стала общим достоянием греков и критян. Ученые называют ее крито-микенской.Вскоре, не без влияния катаклизмов, на Балканах появились новые греческие племена — дорийцы, — такие же дикие, какими тысячу лет назад были их предшественники, ахейцы. Они прошли через весь полуостров, вытесняя и подчиняя ахейцев, и до основания разрушили их общество и культуру. История обратилась вспять: на месте рабовладельческого государства вновь появилась родовая община, морская торговля прекратилась, зарастали травою уцелевшие от разрушения царские дворцы, забывались искусства, ремесла, письменность.
В X в. до н. э. эолийцы и греки ионийского племени, жившие в Греции, видимо, уже в микенские времена, начинают колонизировать острова Эгейского моря и северную часть западного побережья Малой Азии. В условиях тесного контакта эолийцев и ионян эпическая традиция переходит к ионийским аэдам. Из сплава эолийских и ионийских диалектных черт с сохранением архаизмов еще более древних эпох складывается поэтический язык гомеровского эпоса. Язык этот был понятен слушателям, привыкшим с детства к песням аэдов — творцов и исполнителей греческого эпоса, хотя в жизни никто на этом языке не говорил.
Мифы о богах, и сами герои становились предметом поклонения. Героические предания переплетались друг с другом и с мифами о богах. Возникали круги по гречески киклы (циклы) мифов, соединившихся как последовательностью фактов, лежавших в их основе, так и законами соборного религиозного мышления и поэтической фантазии. Мифы были почвою, на которой вырос греческий героический эпос.В самой основе мифа многое оставалось нетронутым, но многое и перетолковывалось на новый лад, в согласии с новыми идеалами и взглядами.Многослойность (а стало быть, и неизбежная противоречивость) изначально была характерной чертой греческого эпоса, а так как он находился в непрестанном движении, число слоев все увеличивалось. Подвижность эта неотделима от самой формы его существования: как и у всех народов, героический эпос у греков был устным творчеством, и письменное его закрепление знаменовало последний этап в истории жанра.Была пора, когда каждое слово "Илиады" и "Одиссеи" считали непререкаемою истиной — древние греки (во всяком случае, громадное их большинство) видели в Гомере не только великого поэта, но и философа,педагога,естествоиспытателя, одним словом — верховного судью на все случаи жизни. Была и другая пора, когда всё в "Илиаде" и "Одиссее" считали вымыслом, красивою сказкой, или грубоватою басней, или безнравственным анекдотом, оскорбляющим "хороший вкус". Исполнителями эпических произведений и вместе с тем их со-творцами, соавторами были певцы (по-гречески «аэды»). Они знали наизусть десятки тысяч стихотворных строк, перешедших к ним по наследству и бог весть кем и когда сочиненых, они владели набором традиционных средств и приемов, тоже переходивших от одного поколения поэтов к следующему (сюда относятся и разнообразные формулы-повторы для описания сходных или в точности повторяющихся ситуаций, и постоянные эпитеты, и особый стихотворный размер, и особый язык эпоса, и даже самый круг сюжетов, довольно широкий, но все же ограниченный). Обилие устойчивых, неизменных элементов было необходимым условием для самостоятельного творчества: вольно их комбинируя, переплетая с собственными стихами и полустишьями, аэд всегда импровизировал, всегда творил наново. В мире, который рисует Гомер, совмещены и соседствуют черты и приметы нескольких эпох — микенской, предгомеровской (дорийской), гомеровской в собственном смысле слова. И вот рядом с дорийским обрядом сожжения трупов — микенское захоронение в земле, рядом с микенским бронзовым оружием — дорийское железо, неведомое ахейцам, рядом с микенскими самодержцами — безвластные дорийские цари, цари лишь по имени, а по сути родовые старейшины…
Вопрос откуда Гомер был родом, нашло свое отражение в знаменитой эпиграмме, вошедшей в так называемую "Греческую антологию".
Семь городов, пререкаясь, зовутся отчизной Гомера:
Смирна, Хиос, Колофон, Пилос, Аргос, Итака, Афины.
(пер. Л. Блуменау)
Большинство современных ученых считает, что Гомер жил в VIII веке до н. э. в Ионии — на западном побережье Малой Азии или на одном из близлежащих островов, где традиционное искусство аэда усвоил юноша, наделенный от природы поэтическим гением, какой не проявлялся до того и проявился с тех пор всего несколько раз на протяжении всей истории человечества.Имя «Гомер» скорее всего подлинное, хотя многие исследователи высказывали сомнения на этот счет.Судя по имени, гениальный поэт мог быть даже и не греком по происхождению: в становлении и развитии эллинской культуры сыграли важную роль многие "варвары" или "полуварвары", усвоившие с детства греческий язык и греческую культурную традицию, — философ Фалес Милетский, отец истории Геродот, писатель-сатирик Лукиан.Оно не принадлежит к числу греческих имен, бывших в употреблении, греки его не понимали и всячески пытались объяснить, толкуя его то как "заложник", то как "слепец".Несколько ,отвлекаясь от темы нужно отметить, если бы живший поколением позднее или даже младший современник Гомера Гесиод, автор поэм "Труды и дни" и "Теогония", не вставил в "Труды и дни" некоторых сведений о самом себе, ни эллинистические ученые, составлявшие жизнеописания поэтов классической эпохи, ни мы не знали бы ничего определенного и о нем.Гомер должен был впитать в себя с юных лет вековую и даже тысячелетнюю традицию устного эпического творчества.К тому времени аэды успели исчезнуть, и место их заняли декламаторы-рапсоды; они уже не пели, аккомпанируя себе на кифаре, а читали нараспев, и не только собственные произведения, но и чужие. Гомер был одним из них. Но Гомер не только наследник, он и новатор, не только итог, но и начало: в его поэмах лежат истоки духовной жизни всей античности в целом.
Успех гомеровских поэм сразу после их создания был колоссален. Уже через несколько десятков лет после появления «Илиады» грек, имени которого мы никогда не узнаем, очевидно сам аэд, нацарапал на своем дешевом глиняном сосуде несколько стихотворных строк, сопоставляющих в шутливой форме этот сосуд с кубком царя Нестора, о котором рассказывается в «Илиаде» :
Это кубок Нестора, удобный для питья.
А кто из этого кубка выпьет, того тотчас же
Охватит страсть прекрасноувенчанной Афродиты.
Трудно представить себе более красноречивое свидетельство молниеносного проникновения гомеровских поэм всюду, где только звучала эллинская речь, ведь автор ее жил за 2000 километров: черепок найден на другом конце греческого мира, в только что основанной греческой колонии на острове Исхии в Тирренском море, недалеко от нынешнего Неаполя.Греческие дети учились читать по "Илиаде". В Греции всегда были люди, знавшие обе поэмы Гомера наизусть. Греческий ритор конца I в. н. э. Дион Хрисостом нашел таких людей в изобилии на краю тогдашнего цивилизованного мира — в греческой колонии Ольвии на берегу Черного моря, недалеко от нынешней моей родины - любимой Одессы.Вся древнегреческая лирическая поэзия, первые образцы которой, записанные и дошедшие до нас, относятся к первой половине VII в. до н. э., полна упоминаний и влияний гомеровского творчества.Эпизоды из "Илиады" и "Одиссеи" делаются источником сюжетов для греческих художников. Так, роспись протоаттического сосуда начала VII в. до н. э. с острова Эгины иллюстрирует эпизод спасения Одиссея от циклопа Полифема под брюхом барана , а на родосской вазе начала VI в. до н. э. изображены Гектор и Менелай, сражающиеся над телом Эвфорба.Эсхил, считавший весь эпический цикл а по гречески кикл — троянский и фиванский — творением Гомера, именовал свои трагедии "крохами от великих пиров Гомера".Гомеру приписывали разнообразнейшие познания во всех сторонах жизни — от военного искусства до земледелия и искали в его произведениях советы на любой случай, хотя ученый-энциклопедист эллинистической эпохи Эратосфен и пытался напоминать, что главной целью Гомера было не поучение, а развлечение.Начиная с комедианта Аристофана,где в его "Лягушках", Гомер постоянно именует ся "божественным". В Смирне существовал храм Гомера, и одна из медных монет, чеканившихся городом, называлась гомерик. Там рассказывали, что Гомер родился от некоего божества, танцевавшего с музами, в то время как по другой версии отцом Гомера был бог реки Мелет. Аргивяне приглашали Гомера наряду с Аполлоном на каждое государственное жертвоприношение. Египетский царь Птолемей Филопатор соорудил для Гомера храм, где его статуя была окружена изображениями семи городов, споривших за честь быть его родиной. Апофеоз Гомера, т. е. его обожествление, был темой знаменитого рельефа Архелая из Приены (эллинистическая эпоха). Другой мраморный рельеф II в. до н. э. изображает Мир и Время, увенчивающими венком Гомера как поэта для всего человечества на все времена.
Наконец, говоря о влиянии и наследии Гомера и греческой культуры в общем, стала складываться своя литература, римский поэт Вергилий попытался подвести под римскую культуру такой же уникальный фундамент, каким для греческой были поэмы Гомера, но «Энеида» Вергилия несёт на себе неизгладимый отпечаток эпохи, в которую она была создана, и совсем не похожа по своему духу на "Илиаду" и "Одиссею", которые Вергилий взял в качестве образца. Тем не менее именно Вергилий оказался тем промежуточным звеном, через которое эпоха Возрождения, не нашедшая прямого пути к Гомеру, восприняла родившуюся в Греции VIII в. до н. э. традицию литературного героического эпоса. Возникшие под влиянием этой традиции поэмы — "Освобожденный Иерусалим" Торквато Тассо, "Лузиада" Камоэнса, "Потерянный рай" Мильтона — принадлежат к вершинам мировой литературы.
Говоря об "Илиаде" прежде всего нужно говорить об сознании человека, который вышел из первобытной среды обитания и противопоставляет теперь свой социум, свое общество в котором он живёт - природе, а боги являются частью природы те самые стихийные силы, которые для первобытного человека отождествлялись зверем на которого охотились и был одновременно тотемом либо громом с молнией с такой же своенравностью и непредсказуемостью. Это такой тип сознания в котором нет сомнений - это соборное сознание, соборное мышление. Сознание человека, который находится в едином поле ценностей общих для всех людей того времени и неизменных, безальтернативных.Для нас современных людей не представим совершенно. Изложив канву событий любой слушатель и читатель той эпохи воспримет и интерпретирует их совершенно одинаково и нет никакой нужды пояснять эмоциональное состояние, мотивацию действий, хороший либо плохой поступок ибо всем очевидно что хорошо а что плохо. Сакраментальность подобных вопросов для героев эпоса и для самого Гомера не было, так как сознание человека существовало повторяюсь в единой системе безусловных ценностей, не имея сомнений что если ты не следуешь традиции отцов и не чтишь память предков, которые задали нам все формы бытия и теперь наша задача как достойным потомкам воплощать и воспроизводить эти формы,обязательно возникнут неприятности. Немногим индивидуалистам того времени приходилось самим выстраивать систему ценностей и за неё отвечать. Но все это довольно скоро изменится с приходом софистов.
Сюжет "Илиады" повествует об одном эпизоде - последний год войны, Гомер используя метод синекдохи: небольшая часть либо эпизод показывает целое и тем самым заменяет целые годы войны. Описывая противостоянии двух главных героев войны Ахилла и Гектора. Практически доходя до финала Троянской войны, автор описывает гнев Ахиллеса, самого могучего и храброго среди греческих героев, оскорбленного верховным предводителем ахейцев, микенским царем Агамемноном. Ахиллес, предстает перед нами противоречивой фигурой; не получив от Агамемнона дочери жреца Брисеиду, он отказывается участвовать в сражениях,при этом прося свою мать - богиню Фетиду, чтобы троянцы начинали брать верх и беря верх гонят ахейцев до самого лагеря и едва не поджигают их корабли. Тогда Ахиллес разрешает вступить в битву своему любимому другу Патроклу, при этом говоря мол не задевай Гектора, но сам прекрасно зная как в порыве битвы ничего не замечаешь и Патрокл погибает от рук Гектора. Ахиллес в большом горе посыпает пеплом голову подобно Гильгамешу потерявшему Энкиду. После похорон друга Ахиллес, отрекшись наконец от гнева, мстит за смерть близкого (настоящий убийца будто кровавый смерч,описание расправы над троянскими воинами, хотя забегая наперед расправа Одиссея над женихами не менее ужасна в своей кровавости, может посоперничать с самыми лучшими триллерами по степени ужаса и жестокости)сразив Гектора, главного героя и защитника троянцев, сына их царя Приама. Но в то же время герой обладает высоким благородством и достоинством, даря нам один из самых прекрасных, замечательных и трогательных по своей красоте эпизодов в мировой художественной литературе и в то же время настоящие психологические открытие, которое и теперь при первой встрече, первом чтении — поражают и запоминаются на всю жизнь, когда дряхлый Приам, тайком не без помощи богов явившись к Ахиллесу в надежде получить для погребения тело убитого сына и он его получает, несмотря на то, что захват царя напрямую приведёт к победе ахейцев. Здесь можно говорить о психологическом развитии персонажа и с уверенностью отмести в сторону закостенелость, которая свойственна большинству персонажей эпоса.
Психологизм в сочетании с даром художника — постоянным стремлением не рассказывать, а показывать — сообщает эпосу качества драмы: характеры раскрываются не со стороны, а непосредственно, в речах героев.
И правда, многие знаменитые, психологически совершенные эпизоды "Илиады" и "Одиссеи" — это сцены, словно бы специально написанные для театра. К их числу принадлежат свидание Гектора с Андромахой , снова забегая наперед появление Одиссея перед феакийской царевною Навсикаей и "узнание" его старой нянькою Евриклеей "Одиссеи".
Все главное в сюжете поэмы — от мифов, от Троянского цикла. Гомера отличает его широта взгляда, желание понять разные точки зрения, терпимость, как сказали бы сегодня. Автор героического эпоса греков не питает ненависти к троянцам, наоборот любя Гектора ,не любя Агамемнона, восхищаясь Ахиллом и откровенно посмеиваясь над старцем Нестором. Троянцев бесспорных виновников несправедливой войны, скажем более — он уважает их, он им сочувствует, потому что и у них нет иного выбора, как сражаться, защищая свой город, жен, детей и собственную жизнь, и потому, что они сражаются мужественно, хотя ахейцы и сильнее и многочисленнее. Они обречены; правда, сами они еще не знают этого, но Гомер-то знает исход войны и, великодушный победитель, сострадает будущим побежденным. И если, по словам самого поэта, "святая Троя" ненавистна богам "за вину Приамида Париса", то Гомер выше и благороднее богов-олимпийцев.Одним из наиболее бросающихся в глаза художественных приемов гомеровского эпоса является изображение героев действующими не по собственному побуждению, а получающими в важные моменты помощь и советы от покровительствующих им богов. Подобные человеку во всем, боги Гомера и тут выступают в чисто человеческих ролях: они помимо советов, участвуют в схватках — совершенно как смертные герои, иногда даже с меньшею удачей, чем смертные, не брезгуют вмешательством и в мелочи земной жизни. Они способны помочь человеку или навредить ему, но решить его участь они не могут — ни один из них, даже Зевс. Боги Гомера вспыльчивы, тщеславны, злопамятны, высокомерны, простоваты, не чужды им и физические изъяны. Отсутствие в той ранней эпохе объяснений внутренних порывов к действиям героев, заменяется неким "аппарат богов", тумблер либо переключатель,которым поэт пользуется для развития действия в нужном направлении. Платон, восхищаясь гением Гомера, в то же время был возмущен легкомыслием, с которым Гомер изображал богов, и так опасался влияния Гомера на молодые умы, что планировал запретить его поэмы в идеальном государстве, о создании которого он мечтал.Нужно отметить остроту глаз, и потому мир его видения — самые обыденные предметы в этом мире — резче, отчетливее, содержательнее, нежели то, что открывается любому иному взору. Это можно назвать детскостью либо ювенальностью, потому что лишь в ранние годы, лишь ребенку доступна такая зоркость. Но ювенальность Гомера — это еще и яркое солнце, которым пронизаны поэмы, и восхищение жизнью, во всяком ее обличии (отсюда общая приподнятость тона, эпическая величавость), и неиссякаемое любопытство к деталям (отсюда бесчисленные, но никогда не утомляющие подробности). Детскость проявляется, наконец, и в том, как относится художник к своему материалу.Поэтому существует анекдотический вариант либо серьезное предположение, что Гомер "Илиаду" написал лет так в восемнадцать, а "Одиссею" уже будучи стариком. Так, персонажи "Илиады", и в частности Одиссей, неоднократно предаются ликованию, повергнув врага ,а в "Одиссее" тот же Одиссей заявляет, что такое поведение нечестиво. Опыт показывает, что мудрость такого рода и в наше время приходит к людям лишь к концу их жизненного пути.
"Одиссея", рассказывает нам о возвращении на родину после падения Трои другого греческого героя — царя острова Итаки Одиссея. Вместо поля битвы под Троей и близких к ней городов мы попадаем, не считая Итаки, во Фракию и на Крит, в Египет и в Финикию, на Кипр и в Ливию, естественно в фантастических формах, (можно с уверенностью сказать, что перед нами не что иное как первый фантастический роман).Этот интерес к заморским странам отражает время так называемой Великой колонизации, начавшейся в 8 в.: города, в которых возникал избыток населения, выводили поселенцев в другие земли, где те либо мирно уживались с местными жителями, либо вступали в довольно напряженные отношения с ними самими или с их соседями.Многочисленные греческие колонии стали возникать примерно с середины 8 в. в Сицилии и на юге Италии (к концу 7 в. они распространятся до Неаполя на западе Апеннинского полуострова и вдоль почти всего его южного побережья, так что эти области получат название Великой Греции, греков там было наверное больше чем в Греции). Тогда же началось продвижение в сторону берегов Черного моря из Милета, расположенного в Ионии. Процесс этот, естественно, вел к расширению торговых связей, и свое место в нем заняла и маленькая Итака, оказавшаяся полезной в системе тогдашних морских путей: здесь встречались купцы и искатели приключений, направлявшиеся из Малой Азии и Центральной Греции в Италию и нынешнюю южную Францию. Археологические исследования 30-х годов обнаружили на Итаке изделия из Коринфа, Халкиды, с Кикладских островов, с одной стороны, из Италии, - с другой. Не удивительно, что именно Одиссей, выходец с Итаки, больше всех греческих вождей проникнут духом любознательности, который заставляет его, несмотря на все предостережения спутников, дожидаться появления Полифема, идти на разведку к Цирцее, слушать опасное для смертных пение Сирен. Но здесь главное — не миф: оба основных сюжетных компонента "Одиссеи" — возвращение супруга к супруге после долгого отсутствия и удивительные приключения в дальних, заморских краях — восходят к сказке и народной новелле. Различие между обеими поэмами этим не ограничивается, оно заметно и в композиции, и в деталях повествования, и в деталях мироощущения. Уже сами древние не были уверены, принадлежат ли обе поэмы одному автору, немало сторонников такого взгляда и в новые времена. И все же более вероятным — хотя, строго говоря, точно таким же доказуемым — представляется обратное мнение: сходного между "Илиадой" и "Одиссеей" все же больше, чем отличного. Перед поэтом стояла труднейшая задача — изложить десятилетнюю предысторию возвращения на Итаку, рассказать о десятилетних скитаниях героя. Выходит, что большая рассредоточенность действия была задана самим сюжетом. В "Одиссее" среди мотивов преобладают бытовые, — вероятно, в противоположность чудесам сказки. В "Одиссее" вмешательство богов в ход событий (не считая роли Афины как волшебной покровительницы Одиссея) носит гораздо более скромный характер и вызывается все тем же гневом бога, непосредственно оскорбленного смертным.Зевс в "Одиссее" пользуется среди богов несравненно большим моральным авторитетом, чем в "Илиаде", где он опирается исключительно на свою силу, совершенно иначе относится к поведению смертных, чем это было в "Илиаде". Еще важнее, что теперь люди видят в богах защитников справедливости: Одиссей и его близкие уверены, что только с помощью богов удалось прекратить бесчинства женихов. В морально-этическом плане как уже упоминалось выше многочисленные страдания приучили Одиссея уважать чужое горе: он воздает все необходимые погребальные почести Ельпенору, а расправившись с женихами, не велит торжествовать над их трупами - в отличие от морального кода героев "Илиады", где их славе служит не только победа над врагом, но и возможность опозорить убитого, бросив его тело на растерзание собакам и хищным птицам. Пройдя через все перепетии превращений в нищего можно заключит ,что здесь, пожалуй, впервые в греческой литературе Одиссей выступает как откровенный прагматик, для которого цель оправдывает средства (таким он будет выведен позднее в "Филоктете" Софокла). Скудные остатки уже упоминавшегося выше "божественного аппарата" в поэме свидетельствуют о том, что и в изображении внутреннего мира "Одиссея" удаляется от эпических стереотипов. Наиболее вероятным его объяснением является отсутствие у эпического автора интереса к психологическому состоянию его героев - внутренний мир человека не стал еще предметом эстетического исследования. Для поэта важны непосредственные побудительные мотивы, подтолкнувшие героя к тому или иному действию, и "божественный аппарат" избавляет его от необходимости вникать в глубины человеческой души.
Особенно сложно в композиционном отношении построена «Одиссея»: повествование несколько раз переходит от сына Одиссея Телемаха к самому Одиссею и обратно, пока, наконец, обе линии не объединяются в завершающей части поэмы, изображающей расправу Одиссея над претендентами на руку Пенелопы. При этом основная часть фантастических приключений Одиссея излагается поэтом в виде повествования Одиссея во дворце царя феаков Алкиноя. Гомер использует грубо фантастические фольклорные мотивы.В эпосе сказочные приключения героя в неведомых странах вкладываются поэтом в уста самого Одиссея: поэт не хочет брать на себя полную ответственность за их реальность.
Подводя итог: люди могут вести себя принципиально разными способами, как Одиссей: познавать и исследовать, но он будет каждый раз придумывать массу предохранителей, которые позволят ему заглянув краешком глаза в это неведомое, таинственное и новое, будто страховочные ремни, которые вытащат его обратно. Как например с сиренами приказывая себя привязать, услышать это чудо, ведь никто из живущих не слышал это пение.Одиссей прекрасно понимает, что есть гигантская проблема, как только ты вторгается туда, где тебя не было и не предполагалось ,то и вести себя надо соответственным образом. В отличии от всех его спутников которые, как будто усвоили принцип что человек царь природы, ничем не брезгуя поживиться, делая это на постоянной основе: начиная с мехов внутри которых заключены ветра и продолжая островом Кирки либо Цирцеи, где столкнувшись с красотой и желанием женщин вызывают свинство лишь в психике тех, кто не поднялся в своих сексуальных чувствах выше животного. Но к сожалению для спутников Одиссея исход - это превращение в свиней. Одиссей не без поддержки Гермеса , при этом разузнав всё, как с ней договориться не убивая её , а узнав множество тайн возвращая человеческий облик спутникам. Узнав от предсказателя Тиресия о будущем в том числе о возвращении на родной остров, но если не тронешь святых коров Гелиоса на острове Тинакрии. Всё равно посягнувших на священных коров , ситуация усугубляется тем, что они заранее знали о грозящей им каре и сознательно пошли на нарушение запрета, испытывая голод истребили их всех. Закономерным итогом стало, то что Зевс молнией поразил судно Одиссея в том числе и спутников.
Подводя главный итог: возникает ряд закономерных вопросов: как человек должен выстраивать свои отношения с неведомым? Что значит вторгается в нечто, где нас не было и мы не предполагались? Либо как Одиссей - с величайшей осторожностью,боязнью и интересом либо как его спутники - с тупой и меркантильной жадностью. Проблема на все века ибо с каждым продвижением вперёд, с прогрессом науки и техники мы решаем свои проблемы, создавая ещё большие проблемы - приспособив неведомое и новое, без достаточной осторожности.