Юлиан Отступник

В романе отображается начало утверждения христианства. После мученичества первохристиан и их гонений со стороны язычества, роли постепенно меняются. Власти, осознают, что новая религия, с точки зрения управления массами и очищения от грехов, очень удобна. Христианство, первыми последователями которого являлись безграмотные рыбаки, привлекло в свои ряды римских императоров, а соответственно всю существующую структуру власть имеющих. Для России, наблюдавшей перекраску коммунистов в капиталистов и атеистов в верующих, этот процесс легко представим. Аналогия «Ленин-большевики, Христос-христиане» перетекает и на массы. Помним жестокость гражданской войны, подобная жажда разрушения, направленная к прошлым своим богам, наблюдалась и среди христиан тех времен. А имеющие хоть какую-то власть, к процессу перекраски всегда относились цинично. Им хоть «во имя Отца, и Сына, и Святого Духа», хоть во имя Аполлона с Афродитой, в действительности во имя своё.

И ладно бы, если гонения коснулись религиозных предрассудков, принижалась эллинская культура с её философией - основа на которой держалось современное общество того времени. Идеалы красоты заменялись убогостью существования. Массовость перехода к вере приводила к лицемерию, в котором рождался Молох Антихриста, питающийся фанатизмом вновьобращенных последователей Христа.

В произведении, молва назвала Юлиана Антихристом, но вникая в описываемые автором события, этим именем можно назвать процессы в самом христианстве. А Юлиан был на стороне сопротивления разрушающим процессам в обществе. Сам Христос в первой книге цикла, выражен, не явно. По моему мнению, он ближе к Юлиану (Христос как воин), чем к описываемым автором явлениям в христианской церкви. Но и Юлиан, не ангел Божий, а скорее отверженный своим временем. Стоит отметить, что Мережковский выделил много отрицательного в христианстве, этим он приближается к Ницше и идет в своем направлении, пытаясь соединить лучшие стороны прошлой культуры с широтой учения Христа, в котором смирение (пред Богом), это только часть истины.

«Надо победить в себе не только отвращение к смерти, но и отвращение к жизни - это гораздо труднее, потому что жизнь страшнее смерти.»

«Я пришел, чтобы проповедовать миру новую любовь, не рабскую и суеверную, а вольную и радостную, как небо олимпийцев!»

«…в бесславии, в безмолвии, чуждые всем, одинокие, должны мы терпеть до конца; должны спрятать в пепел последнюю искру, чтобы грядущим поколениям было чем зажечь новые светочи…»

Интересно в книге выглядит концепция существования Богов. С олимпийцами все понятно. Их как люди вознесли, так и свергли, насытившись и отравившись своим поклонением Им. А вот Христос стал Богом для человека, предварительно будучи убитым самими людьми. Обожествление началось со смерти. Свергнуть Христа невозможно, он победил смерть – крайнюю степень уничтожения на Земле. И для христиан, мученическая смерть, это почет и достойное окончание этой жизни. И если пойти по аналогии прошлых богов, то трудно представить кто или что и каким образом, придет на смену Христу, если не учитывать атеизм и его богов.

При чтении чувствовалось, что ведущим началом у автора, для написании книги, были его мировоззренческие идеи. Это скорее исследовательский историко-философско-религиозный роман. Историческая канва взята для отображения идей и проблем, видных в настоящем времени и устремленных к нахождению путей выхода в будущем. Роман явно не для отдыхающего чтения, иногда читается тяжело и насыщенность книги подразумевает повторное прочтение с прочувствованнием деталей. Идеи, поднятые в книге, остаются неразрешенными, только намеченными. В конце только намек на продолжение в эпоху Возрождения.

Первое знакомство с так и не состоявшимся нобелевским лауреатом по литературе (хотя выдвигался не раз). И потому усиленное внимание при чтении обращал на литературность языка, на особенности письменного стиля, на авторские особенности.

Дальше...

Сразу скажу — в этом смысле автор не совсем мой. Слегка тяжеловат стиль, и литературный слог вязок и тягуч, а может иной раз и вычурный немного. Но, в принципе, к этим особенностям привыкаешь быстро, и тогда на первый план выступают события романа и смыслы.

Книга обозначена как исторические приключения. Как-то для меня такое определение не вяжется в одно целое с прочитанным (прослушанным). В том смысле, что истории сколько угодно, но вот является ли это приключениями — сомнительно. Иначе ведь и исторический цикл Дмитрия Балашова «Государи московские» можно причислить к приключениям, да и все прочие художественно-исторические повести и романы. А там и до литературных памятников древности и старины дойдём, и будет у нас «Слово о полку Игореве» тоже приключенческим…

Как мне показалось, Мережковский в этом романе в центр внимания поместил события последней «войны» между уходящими старыми богами Древней Эллады и Рима и христианством. И соответственно, главным героем романа стал Юлий из рода Флавиев, который оставался в этом смысле «старовером», т. е. поклонялся богам эллинским, а когда пришёл к власти, то сделал попытку возродить эту веру среди всех жителей своей империи. Но как мы знаем и понимаем, религиозные войны являются одними из самых беспощадных и жестоких, ибо истово верующие с обеих сторон фанатично вступают в уничтожительную борьбу. Отсутствие веротерпимости не оставляет людям выбора, многие ожесточаются и потому религиозные стычки и войны практически не могут закончится ничьей. Вот и в этом романе победителем оказывается Распятый (как называет его Юлий) и на этом история старых богов заканчивается, их власть пресекается, старые боги умирают и уходят в небытие, оставаясь только упоминаниями в книгах и в истории...

Однако помимо сюжетной стороны роман наполнен ещё и рассуждениями и размышлениями героев и персонажей на самые разные темы. Что помогает читателю освоиться в мире Рима IV века от Р.Х. и глубже понять и взгляды Юлия и суть его неординарной личности. Но самое главное — отчётливее осознаёшь, что процесс смены религий на самом деле длительный и болезненный, что не бывает вот так, что император дал команду и все сразу поменяли веру. Хотя и такие в романе выведены, один из персонажей так прямо и рассказывает, что за непродолжительное время несколько раз переходил из лагеря в лагерь и от веры к вере — что делать, всё это не только божественное, но чисто человеческое дело. И как по мне, так эллинские боги были как-то ближе к человеку в обыденно-бытовом плане, как-то они были среди людей. А может это влияние легенд и мифов Древней Греции?

В общем, чтобы полнее познакомиться с Мережковским, попробую осилить его цикл полностью.

Эту книгу я читала ещё в школе. Не знаю, точнее, не помню, что тогда из неё поняла. До перечитывания не забыла казнь Галла тупым топором, жестокость Юлиана к Елене и взаимное обкрадывание храмов ради драгоценных камней в глаза статуям младенца-Христа и Диониса. Ещё смутно помнились раздоры христианских течений и вообще унылость, мрачность галилеян.
До вступления Юлиана на престол римский мир выглядит чёрно-белым. Языческие жрецы скромны, бедны и веселы, самоотверженно не бросают привычных идолов и безлюдные службы. Христиане темны одеждами, суетны, мелочны, придирчивы и унылы. Автор держится в стороне, но Юлиан не допускает творческой и интеллектуальной искр в последователях новой религии. Будущий император накрепко напуган запомнившимся с детства дворцовым заговором и убийством сыновей Константина Великого. За прозябание в дальней крепости в ожидании решения своей участи он глубоко обижен не на смертного правителя Констанция, а на галилейского проповедника, объявленного Богом. Юлиана сформировали гордыня, страх и обида.
Очень удивилась, узнав, что "Юлиан Отступник" был опубликован аж в 1895 году. Ожидала, что трилогия эмигрантская, но нет, очень ранняя, до 1905 года. Язык простой, но яркий. Как и у Балашова, почти готовый фильм. У каждого персонажа, даже простолюдина из толпы, выделены яркие черты.
Роман не о борьбе христианства с язычеством. Эллинская культура отошла даже от философов. Юлиан борется с Христом, ненавидит его, но возрождает язычество искусственное, полудохлое. Даже его друзья-философы не поддерживают императора при организации праздника в честь Аполлона. Его попытка возрождения эллинизма и поклонения культу Солнца напоминает путь Эхнатона. Оба культурных переворота продержались одно правление. И в Египте, и в Риме 4 века льстивые чиновники, жрецы, перебежчики ради богатства и титулов показывали императору или фараону видимость деятельности. После смерти обоих правителей всё вернулось на круги своя, откатилось к привычному. Знать, бюрократия и интеллигенция быстро учились лизать новые сапоги и подгонять свои убеждения под актуальную повестку. Казалось бы, репрессий и высылок не предвидится, а друзья Юлиана достаточно богаты и влиятельны, но перекрасились они моментально. Те, кому роскошь наследства позволяла выбирать мировоззрение, отговаривались скукой или поиском себя. У Эхнатона была Нефертити, суровый Юлиан же был одинок в своей мечте. Он жаждал чуда, и Максим Эфесский предоставил ему это шарлатанское чудо из переодетых рабов, раскрашенного стекла и рыбьей чешуи на потолке, вот вам и вся эллинская магия.
Для многих, как для маленького легионера-сирийца Стромбика. Его кредо: ор ради ора, кипиш ради кипиша, а за кого - без разницы. Можно в Галлии поддержать Юлиана, но можно в Антиохии писать на стенах карикатуры с обидными стишками про козла чернобородого, а можно подбить друга на поджигание священной лавровой рощи. Такие, как Стромбик, с шилом в одном месте и мылом на языке всегда сами выкрутятся, а приятелей предадут. Мережковский не упоминает дальнейшей судьбы сармата Арагария, но его жаль заранее.
Про переменчивость толпы даже говорить не буду. Жрец Аполлона сорок лет служил в лавровой роще, и та опустела за несколько десятилетий. Значит, к 4 веку некрепки стали культы. Истинным горем для черни любого достатка и вероисповедания стали бы закрытие цирка или издыхание медведей и львов, предназначенных для арены. Зрелища победили всё и всех.
Мог ли предположить Мережковский, что через 25 лет как бы великая и крепкая православная держава тоже падёт по тем же законам: разрушение ради разрушения, быстрый отход от глубокой, казалось бы, веры. Вообще, казалось, что толпу и христиан Мережковский со своих современников списывал, а современным сектантам далеко по разнообразию до ересей 4 века (сатанисты - не новость).
Надеждой на объединение религий через культуру и искусство Мережковский перекидывает мостик в эпоху Возрождения, ко второму роману трилогии о да Винчи и Савонароле. Очень давно уже хочу его прочесть.