Как всегда у меня после Стругацких такое ощущение, что я видела сон. Вязкий, тяжелый, где все происходит по своим, сюрреалистичным законам, но ничуть не удивляет, где люди появляются из ниоткуда, внезапно перемещаются в другие, странные места, говорят даже не словами, с сразу - образами, смыслами, а потом исчезают так же - в никуда. И после пробуждения надо скорее ухватить за хвост ускользающее его понимание, поторопиться понять, какой же смысл был в этом, что хотели до меня донести те, кто пришел в этом сне.
Для меня этот роман имеет несколько смысловых кругов.
Первый - это антисоветский. Это трудно не заметить, потому что отсылки к советским реалиям - ну просто на каждом шагу, в каждом практически персонаже. Это и пламенные, вдохновенные поначалу речи Андрея, которые в отрыве от комсомольских трибун выглядят нелепо и вызывают сочувствие к его ослепленности, неспособности мыслить самостоятельно, без использования готовых речевок и лозунгов. Это дефицит, очереди, детали быта жителей Города. Это вездесущий блат, от которого негодует новичок-Андрей и которым успешно пользуется Андрей-чиновник. Это распределение работ, при котором человек сам не может решать свою судьбу, так похожее на распределения по различным населенным пунктам, в которые "Родина зовет". Это работа прессы с вездесущей и всемогущей цензурой. Это Красный дом, в котором среди бела дня навсегда исчезают люди. Это и рассуждения дяди Юры о фермерстве и деревенском прошлом. Это и кухонные споры о сути и целях Эксперимента. Даже сам Эксперимент - ну что это, как не великий наш эксперимент над людьми и страной длительностью в 70 лет? В общем, этих деталей масса и все они на виду.
Второй круг (может, мне это почудилось, но почудилось не раз и не два) - это размышления о личности и мотивах тирана, вождя и конкретно Сталина. Это, конечно же, в той самой шахматной партии - прямым текстом. Это в ходящих памятниках, которые олицетворяют угрозу, тень, которую тирания несет и после смерти вождя. Это в изменениях, происходящих в самом Андрее по мере повышения его ранга, получения им реальной власти над людьми - как он переживал за каждую свою и чужую пешку в начале, и с каким цинизмом, даже отвращением он думает о людях уже в конце, во время экспедиции - как о стаде, которое можно пустить в расход, не поморщившись. А его подозрения, что вокруг - шпионы и вредители? А его речь о величии и эмоции, которыми она сопровождается? И даже отношение Андрея к Фрицу - сначала с неприязнью, опасением, но затем - с восхищением и сотрудничеством - навевает определенные ассоциации с отношениями Сталина и Гитлера.
Третий круг - размышления об изменениях общества. По сути, на примере Андрея показывается трансформация общественного сознания с 30-х до 80-х: от революционного пыла и жажды деятельности - через пробуждающееся понимание, недовольство, сомнения - к полной утрате идеалов и замене духовных ценностей материальными. Об этом, конечном этапе, много говорит Изя в финале - о том, что без каких-то идеалов, идей, веры, цели - общество существовать не может, о том что цели "что бы сожрать понажористей" надолго не хватит и сытый бунт так же неизбежен, как и голодный. В чем писатели видят выход? Как мне кажется, этот выход представляет Изя с его пытливым, самостоятельным умом, интересом к мирозданию. Он пришел к своей идее - к образу Храма. Но Андрею эта идея не подходит, и авторы, по-моему как бы говорят: это ничего, главное, что он - проснулся, осознал себя и необходимость поиска своего собственного пути, своей цели.
Ну и четвертый круг - размышления в целом о путях развития всех цивилизаций. Одно общество приходит на смену другому, одна революция сменяется иной. И каждая сулит счастье, каждая пытается уравнять, искоренить несправедливость и насадить всеобщее равенство. Но каждая из них терпит крах рано или поздно. И все это - по спирали, смещая положение точек-идей во времени и пространстве. Так же, как и Город не стоит на месте, а перемещается, оставляя за собой пустыню, безжизненное пространство, и неся все дальше свой Эксперимент (а прекращение Эксперимента - не часть ли его?)
Об этом романе до сих пор ведутся споры, о нем пишут диссертации, в ним видят и общефилософские, и библейские мотивы, и параллели с Данте и Ницше.
Я, скорее всего, увидела только то, что лежит на поверхности. Но хотя бы эту часть сна я успела уловить и записать.