Корреспондент

«Бедна наша Т. событиями», – но не в этот знаменательный вечер, ибо у Егора Никифорыча был грандиозный праздник в честь помолвки дитятка, так что гулял у него весь город. Ближе к ночи, когда кошачьи хвосты были отоптаны, дорогие часы – почти что утеряны, а развеселившиеся музыканты начали наигрывать престранные вещи, гости разбрелись по группкам, основательно взялись за бутылки – и началось... «Старички вошли в азарт», – и захотелось им хлеба и зрелищ, и забившийся в уголок бедно одетый человек им в этом помог. «Это, братцы мои, газетчик. Нешто вы его не знаете? Великолепный человек!», – вытащили они его, растормошили, начали вопросы задавать, а он, смущённый и потерянный, не знал что им отвечать, но – уважаемый, держите-ка рюмочку, следом – сардинку, ну и тост давайте, что же вы, дерзайте! И правда, а почему бы и не дерзнуть, благо водочка и рыбка пошли ох как хорошо... «За ваше здоровье!».

«Время уже не то, господа почтенные!», – завёл Иван Никитич свою страстную речь, и понеслась... Раньше, говорит, правды больше было. Писали не ради денег, а ради истины. И он тоже, естественно. Его оскорбляли и унижали, а он всё равно продолжал биться за добро, сейчас же – вы гляньте!.. нет, раньше было лучше, а если ложь и писали, так по тупоумию. И тут взял слово купец Иван Степанович. Говорит, если я денег на прогимназию дам, напишешь что-нибудь про меня? И казалось бы, такой правдоруб после таких слов сразу должен был отказался, но – хм... а почему бы и не написать... и почитать даст заранее... сам принесёт... тысяча – это, видимо, не те осуждаемые им ранее копейки. Написал он быстро, вот только не учёл он того, что у подобных товарищей эго очень хрупкое, и слово “последний” сыграло свою роль. Раньше было лучше, говаривал этот маленький газетчик... да-да, конечно. «Ура-а-а газетчику!».

«Давайте, други, выпьем... Времечко было страсть какое авантажное!», – эти любители прошлого... Ну до чего острый рассказ. А фигура газетчика? Как он довольно пыхтел, кряхтел и визжал, снося все эти издевательства и при этом радуясь, ведь такие люди над ним смеются, ну ничего себе! «Он ни в коем случае не ожидал такой чести для себя, „нолика”, как он выражался», – чести... Отвратительно, тошнотворно, омерзительно. Как можно сносить такие унижения? И ради чего? Ради рюмки водки, куска рыбы и нескольких купюр? Ну так ведь он в итоге и копейки даже не получил. Конечно, все эти описания его старой шинели и светлых пуговок, и – эта брошенная в грязь шляпа... всё равно ведь жалко его, с человеком так обращаться нельзя. Но вместе с тем смотреть на всё это действо было противно. Потому что можно быть и маленьким человеком, но вместе с тем уважать себя, а не вестись на... это. И что там про истину-то, которой раньше было больше?.. «Горе, друзья мои!».

А.П. Чехов «Корреспондент» (рассказ, 1882 г.)

Читая подобные рассказы Чехова, не знаешь, смешные они или грустные.
Автор описывает свадьбу в доме «благодетеля» Егора Никифоровича.
Выпивка, закуски, настоящий оркестр и даже настоящий газетчик, корреспондент, сидит в углу. Всё чин чином… Со всеми пошлостями и мерзостями свадьбы.
Надо быть человеком особого рода, чтобы тебе нравилось наблюдать происходящее на свадьбах. А уж участвовать в этом – вообще кошмар. Я уже лишь потому, не стал бы жениться вторично, чтобы не увидеть ещё раз свадебного зрелища, через которое мне пришлось пройти однажды в роли свидетеля и однажды в роли жениха.
И, с одной стороны, ты отдаёшь должное автору, который так талантливо и так точно описал то, что и до наших дней ничуть не изменилось, а, с другой стороны, ты устаёшь оттого, что действительно слишком живо окунаешься в эту грязь, в это МЕЩАНСТВО.
На сей раз «свежей струёй» на этом мероприятии стал пожилой корреспондент, с которым происходит забавная и, опять же, где-то грустная история…

Помню, в давние времена было такое расхожее выражение у тележурналистов Советского Союза – «Сегодня нелёгкая журналистская судьба занесла меня на парижские улицы ( или Нью-Йорка)…» Вот и в рассказе Чехова тяжёлая корреспондентская участь застала Ивана Никитича на свадьбе, где хозяин Егор Никифорыч, не последний человек в городе Т., выдавал дочь замуж. Заметив корреспондента в разгар веселья, решил представить его достопочтенной публике – «Это, господа, сам писатель, журналист! - продолжал хозяин. - Мы пьем, а они, видите ли, сидят в уголку, по-умному думают да на нас с усмешкой посматривают. Стыдно, брат. Иди выпей - грех ведь!»
Вот так мы и знакомимся с Иваном Никитичем, который выпив, разговорился – «Господа почтенные! Дай бог вам всего того, чего вы от бога желаете. Спасибо ему, благодетелю, ему... вот ему, Егору Никифоровичу... Не пренебрег мелким человечиком. Встретились это мне позавчера в Грязном переулке, да и говорят: "Приходи же, Иван Никитич. Смотри же, непременно приходи. Весь город будет, ну и ты, сплетня всероссийская, приходи!" Не пренебрегли, дай бог им здоровья. Осчастливили вы меня своею лаской искреннею, не забыли газетчика, старикашку рваного. Спасибо вам. И не забывайте, господа почтенные, нашего брата. Наш брат человек маленький, это действительно, но душа у него не вредная». Но закричал хозяин – «Замолол, шут Иванович! Ты речь читай!» И поддержали собравшиеся, чтобы он речь сказал. Оказалось, был у него талант гладкие и многословно-витиеватые тосты говорить. Всю речь приводить долго, а только вот окончание – «…Да не оскудевают до самой доски гробовой идеалы их, в чем истинное блаженство человеков и состоит. Жизнь их обоюдная да сольется во едино чистое, доброе и высокочестное, и да послужит нежно любящая... хи-хи-хи-с... так сказать, октавой для своего мужа, мужа крепкого в мыслях, и да составят они собою сладкозвучную гармонию! Виват, живио и ура-а-а!» За что и выпили дорогие гости…
А захмелевший старичок стал вспоминать былые времена так, как вспоминают почти все пожилые люди, что «для нашего брата, газетчика, то время лучше было, по той самой причине, что огня и правды в людях больше было. Прежде что ни писака был, то и богатырь, рыцарь без страха и упрека, мученик, страдалец и правдивый человек...» «Теперь все пишут. Кто хочет, тот и пишет». «Прежде гнались за правдой, а нонче пошла погоня за словцом красным да за копейкой, чтоб ей пусто было!» «Теперь кому кушать хочется, тот и пишет, а пишет что хочет, лишь бы сбоку на правду похоже было».
Уверен, что много таких стариков перевидал Антон Павлович, заслуженных работников пера, не гонявшихся за славой и длинным рублём, а искренне стремившихся правду писать, а «если и писали ложь, так по тупоумию и глупости своей, а орудием ложь не имели, потому что то, чему работали, святыней почитали и оной поклонялись!»
Даже на свадьбе Иван Никитич не забывает о работе. И, когда именитый купец Иван Степанович заинтересовался возможной публикацией в газете, тут же наш корреспондент предложил статью о нём написать, если тот пожертвует деньги на прогимназию. «Я дам... дам две тысячи серебра, и потом, может быть, еще что-нибудь... этакое. Только с таким условием, братец ты мой, чтоб ты взаправду написал... - Да ей-богу же напишу! - запищал Иван Никитич.
- Ты напиши, да прежде чем посылать в газету - дашь мне прочитать, а тогда я и две тысячи выложу, ежели хорошо будет написано...»
И одев свою куцую шинелешку, про которую даже лакей сказал - «В этой самой шинели не по гостям ходить, а в свинюшнике препровождение иметь», наш герой отправился в свой бедный флигель, где немедленно ночью же преступил к написанию статьи.
Рано утром Иван Никитич стоял уже у парадных дверей купца и дергал за звонок. «Дергал он целых десять минут и в эти десять минут чуть не умер от страха за свою смелость». Когда же он прорвался к Ивану Степановичу со своёй статьёй, напоминая ещё не проснувшемуся купцу про его обещание –« Ты бы подольше пописал. Зачем спешить? Поди, братец, еще попиши.- Иван Степанович! Ни место, ни время стеснить таланта не могут... Хоть год целый дайте мне - и то, ей-богу, лучше не напишу!» И стал купец читать статью… Только допустил наш корреспондент одну непоправимую ошибку! Он упомянул о нескольких благотворителях, жертвующих деньги на прогимназию, а про Ивана Степановича написал – «…Последний обещал...", чем привёл его в неописуемую ярость и был выгнан из дома – «Ах ты, сссвинья! Последний?!? Иван Степанов Трамбонов последним никогда не был и не будет! Ты последний! Вон отсюда, чтобы и ноги твоей здесь не было!»
Такова судьба не слишком дальновидных корреспондентов. Слово сильно ранить может. Даже не последних лиц в городе Т.
Фраза - «Вспоминаю себя тогдашнего и в умиление прихожу. Молодцом и удальцом был! Страдал и мучился за идеи и мысли свои; за поползновение к труду благородному мучения принимал. В сорок шестом году за корреспонденцию, помещенную мною в "Московских ведомостях", здешними мещанами так избит был, что три месяца после того в больнице на черных хлебах пролежал».
Прочитано в рамках марафона «Все рассказы Чехова» # 230